Унгерн: Демон монгольских степей

— Смотри, вон у того кисти левой руки совсем нет. А сам в лазарет идёт-то...

— А что ты хочешь, если тебя тоже вовсю полоснёт железом...

— В меня ещё попасть надо. У меня конь, как вихрь, унесёт от любого снаряда...

— Молодцы, эти лейб-измайловцы. Видишь — ни один своей винтовки не бросил. И все со штыками примкнутыми...

— Ещё бы. Только что из штыковой атаки вышли, солдатики наши...

Когда шедшие впереди разведчики первой сотни доложили полковнику Врангелю, что рассмотрели край немецкой позиции на бугре у сельской околицы (оттуда короткими очередями бил немецкий «максим»), полковой командир приказал:

— Первым четырём сотням идти в атаку. Сигнал подаст горнист. Проскакав версту от села — заходить к немцам в тыл. Напоритесь на пулемёты — берите ещё левее...

Казачьи сотни стали набирать ход. Чёрные папахи, как виделось со стороны, пригнулись к конским шеям. Опустились пики, из ножен были в единый миг вытащены давно отточенные шашки. Сотенные командиры во весь голос раз за разом командовали:

— Шашки — вон! Пики — к бою!

— Пошли вперёд! Строй держать!

— В лаву!..

Через несколько минут глухой гул нескольких тысяч лошадиных копыт возвестил о том, что казачий полк пошёл в атаку. Пока без крика и свиста. Молча. Немецкая пехота увидела лаву только тогда, когда первая сотня во весь конский мах вырвалась на поле за садом из старых, ветвистых яблонь. Началась суматошная стрельба, но было уже поздно. Казаки-забайкальцы прорвались во вражеский тыл, оставив на поле с десяток бьющихся на земле коней и упавших с них убитых или раненых всадников.

К полковнику Врангелю один за другим подскакивали расторопные вестовые от сотенных начальников:

— Первая, ваш бродь, порубила охранение немцев за деревней. Идёт дальше вправо.

— Молодцы. Первые Георгиевские кресты ваши. Так и передай сотнику для казаков...

— Вторая сотня обоз пехотный вырубила. Идёт дальше за первой сотней.

— Хорошо. Только не отрывайтесь от первой. Так и передай. Скачи...

— Третья сотня гонит перед собой в рощицу германцев. Трофеем взято два пулемёта. Не успели их с повозок снять, как мы налетели на пулемётчиков.

— Тоже молодцы. Немцев из леска выбить в конном строю...

— Четвёртая сотня спешилась. Впереди вражеские окопы. С полверсты за ними немцы разворачивают батарею полевых пушек. Сотник наш спрашивает, как ему быть?

— Коней укрыть. Стрельбой из ружей приковать к себе внимание пехоты немцев. Батарею будут атаковать резервные сотни...

То, что впереди в окопах сидела неприятельская пехота, большой неожиданностью не было. Но вот то, что германская батарея полевых пушек торопливо разворачивалась на позиции, грозило большими неприятностями. Огонь шрампельными гранатами по конской лаве заканчивался потерями в людях и лошадях. Надо было упредить врага. Полковник Врангель скомандовал:

— Барон Унгерн. Приказываю вашей сотне в конном строю атаковать немецкую батарею.

— Есть атаковать артиллерию.

— Шестая сотня остаётся в резерве. Быть готовой усилить пятую в атаке...

Подскакав на рысях к идущей своей сотне, Роман Унгерн привстал на стременах, чтобы лучше видеть казаков. Скомандовал голосом привычно громким, зычным:

— Атакуем батарею! Сотне развернуть в лаву! Не робеть, если пушки будут стрелять! Помни присягу, казаки!..

Унгерновская сотня пошла в атаку тогда, когда германские пушкари уже развернулись на позиции, а зарядные упряжки только-только к ним подскакали. Этих несколько минут на заряжание орудий и хватило нерчинцам из пятой сотни, чтобы вскочить в «мёртвую зону». Чётырехпушечная батарея всё же дала по атакующим русским конникам нестройный залп. Первый и последний. Второй раз зарядить орудия германцы не успели.

Казачья сотня оказалась на вражеской артиллерийской позиции в тот счастливый миг, когда орудийные замки ещё не были закрыты. С воплями нерчинцы проносились между замолкшими полевыми пушками и зарядными ящиками, рубя орудийную прислугу направо и налево. От всей батарейной прислуги удалось спастись всего лишь десятку-другому германских солдат.

Сотник Унгерн метался на вздыбленном коне, раздавая взводным одну за другой команды:

— Не увлекаться! Людей дальше вперёд не гнать!

— Пушки! Упряжки к пушкам!

— Орудия увозить к полку! Да живей!

— По ездовому на зарядный ящик! Гнать к полку трофеи!

— Пленного хоть одного возьмите, черти!

— Собирай трофеи! Документы брать!..

Взятие русской конницей батареи, разумеется, не осталось незамеченным. Немецкое командование, стремясь исправить допущенную ошибку (батарея оказалась выдвинутой на фланге без пехотного прикрытия), теперь не дать противнику увезти трофеи к себе.

Поскольку бой под Ломжей шёл большой, батарей у немцев оказалось не одна, а несколько. Ближайшие пушечные батареи получили спешный приказ открыть огонь по казачьей коннице, оказавшейся в тылу и громившей сейчас взятую с налёта крайнюю батарею. Такой приказ получил даже тяжёлый мортирный дивизион, время от времени «подававший голос» из-за железнодорожной насыпи.

На счастье нерчинцам, первые снарядные разрывы «рассыпались» в нескольких сотнях шагов от батарейной позиции. Сотнику Унгерну сразу стало понятно, что началась пристрелка. Поэтому он отдал последние приказы:

— Всем гнать назад! Молодцы вы мои!

— Трофеи увозить с собой! Пленных!

— Всех раненых забрать! И тех, кто в поле остался!..

Пятая сотня 1-го Нерчинского полка возвращалась назад на исходную позицию с нещадно подгоняемыми плетьми орудийными упряжками. Со стороны Нижних Подгайцев германские пехотинцы вели беглую пальбу винтовок, строчили длинными очередями уже несколько «максимов». Немецкая артиллерия так и не смогла накрыть нападавших, уходивших к себе. Снаряды каждый раз пачками рвались позади казаков.

Всё же шальной мортирный снаряд раз вздыбил нескошенное хлебное поле в самом хвосте колонны всадников. Взрывной волной опрокинуло последнею трофейную упряжку, и немецкое орудие застыло на земле вверх колёсами. Несколько казаков лежали на земле.

Видя такое дело, сотник повернул своего коня наряд. Подскакав к перевёрнутому орудию, Унгерн крикнул одному из урядников:

— Снимите замок с орудия!

— А пушка!

— Да чёрт с ней! Времени нет переворачивать. Да и кони в упряжке все побиты.

— Убит у нас казак, ваш бродь! Ездовой пушки.

— Взять его с собой! И раненых! Коли кого оставите — спущу шкуру плёткой...

Сотня вышла из боя удачно. Один убитый казак, с десяток раненых и дюжина побитых коней в счёт не шли. Потери «перевешивались» богатыми трофеями: три полевых орудия, четыре зарядных ящика разгромленной немецкой батареи и один орудийный замок, как прямое доказательство, что и четвёртая пушка побывала в руках казаков-нерчинцев. Не считая ещё двух пленных артиллеристов, нескольких десятков винтовок с плоскими штыками и документов, прихваченных в сумке срубленного шашкой командира батареи.