Уничтожь меня

Рука Миши накрывает мою грудь, и его прикосновение почти обжигает.

— Господи Боже! — Он прерывает поцелуй и смотрит на меня со смесью потребности и гнева. — Нахуй мою жизнь.

Когда он говорит: ‘Нахуй мою жизнь’, я слышу муки в его голосе — его борьбу между преданностью Братве и желанием меня.

Я кладу ладонь ему на подбородок и, жертвуя своей гордостью, умоляю:

— Выбери меня. — Пожалуйста. — Выбери нас.

Впервые с тех пор, как я знаю Мишу, на его лице появляется боль, когда он закрывает глаза. Он скатывается с меня и, падая на спину, издает стон, который я чувствую до глубины души.

Он выбирает Братву.

Кивая, мне требуются все силы, чтобы сдержать слезы, когда я поднимаюсь с его кровати.

— Пожалуйста, открой дверь, — шепчу я.

Я сжимаю руки в кулаки, и когда Миша встает и открывает дверь, я вздергиваю подбородок и, цепляясь за остатки своей гордости, выхожу из его спальни.

Измученная до глубины души, я выхожу из его апартаментов и вижу, что они находятся в том же коридоре, что и мои. Я судорожно втягиваю воздух и, достав из кармана ключ-карту, подхожу к своей комнате и провожу ею по замку.

Вот и все. Нравится это моим родителям или нет, но со Святым Монархом покончено.

Как только я поворачиваюсь, чтобы закрыть дверь, Миша ударяет рукой по дереву и, шагнув внутрь, другой рукой обхватывает мою шею.

Он дергает меня назад, и его глаза прикованы к моему лицу, когда он рычит:

— Я не могу тебя отпустить. Христос. Я в полной заднице, потому что не могу выбирать.

Когда я пытаюсь отстраниться, он захлопывает дверь и крепче прижимает меня к себе.

— Не заставляй меня выбирать, Аврора.

— Не я заставляю тебя выбирать, — кричу я. — Если бы это зависело от меня, между моей семьей и твоей не было бы войны.

— Ты можешь поговорить со своим отцом? — спрашивает он невозможное. — Если он согласится выплатить Братве и мафии их долю от своих доходов, война закончится.

Я издаю недоверчивый смешок.

— С чего ты взял, что отец будет меня слушать? — Я обвожу рукой комнату. — Он отправил меня в эту дыру, не предупредив, на что это будет похоже. Он упрямый и жесткий человек. — Я отстраняюсь от Миши и качаю головой. — Как и все вы. Никто из вас не готов идти на компромисс.

— Я гребаный силовик, — огрызается Миша. — В Братве компромисс — это разница между жизнью и смертью. — Он сокращает расстояние между нами и, схватив меня за руки, встряхивает. — Я тот человек, которого они посылают уничтожить цель. Ты понимаешь, что это значит?

Я качаю головой, хотя и понимаю.

— Если твой отец продолжит торговать, не заплатив пошлину, я буду вынужден убить твою семью. — Мучительная боль прорезает глубокие морщины на его лице. — Я буду вынужден убить тебя. Никаких переговоров, никаких компромиссов. Мне отдадут приказ, и я должен буду подчиниться.

Или его убьют за неповиновение.

В этой войне нет победителей.

— Я понимаю, — шепчу я. Я встречаюсь с ним взглядом и, понимая смысл сказанного, говорю: — Прости, что поставила тебя в такое положение. Я не знала, кто ты, когда мы встретились.

Миша качает головой, на его лице отражаются переполняющие его эмоции.

— Как мне сохранить верность, не отпустив тебя?

— Я не знаю. — Мой подбородок начинает дрожать, не в силах скрыть, как разбивается мое сердце. — Если я буду достаточно усердно тренироваться, то смогу захватить империю отца и положить всему этому конец, но до тех пор… может быть, мы сможем быть друзьями?

— Я не хочу быть твоим гребаным другом, — кричит он, явно теряя спокойствие, и это заставляет меня сделать шаг назад.

Из его груди вырывается рык, и, выглядя так, словно он собирается убить меня, он сокращает расстояние между нами. Его руки обвиваются вокруг меня, и прямо перед тем, как его рот захватывает мой в плен, я вижу в его глазах абсолютную душевную боль.

Ему так же больно, как и мне.

Глава 18

Миша

Блять, вот чего я хотел избежать. Я так охуенно боролся, но сегодня почему-то потерял контроль.

Я даже не знаю, когда это произошло.

Самые сильные эмоции, которые я когда-либо испытывал, бушуют в моей груди, когда мой язык касается языка Авроры.

На вкус она такая же сладкая, какой я ее помню.

Я разрываюсь надвое — солдат, поклявшийся в верности Братве, и мужчина, который просто хочет любить женщину.

Боже, помоги мне. Это не закончится для нас счастливым концом.

И все же я не могу ее отпустить. Она чувствуется чертовски идеальной в моих объятиях.

Я впиваюсь зубами в ее пухлую нижнюю губу, а мой язык купается в ощущении ее прикосновения.

Мое сердце разрывается на части, пока она не приподнимается на цыпочки, чтобы приблизиться ко мне, и, сжимая руками мою рубашку, хнычет; звук наполнен такой же жаждой, горящей во мне.

Блять, что я делаю?

Я играю с огнем, и в конечном итоге мы оба умрем.

Вместо того, чтобы выйти из ее апартаментов, моя рука скользит под ее футболку, и, как человек, умирающий от жажды, я упиваюсь ощущением ее шелковистой кожи.

Я хочу ее каждой частичкой своего существа.

Когда моя ладонь накрывает ее грудь и я выдавливаю из нее стон, остатки моих сил исчезают, как туман перед солнцем, и я отдаюсь любви, растущей в моем сердце.

Прервав поцелуй, я поднимаю свободную руку к ее подбородку и провожу большим пальцем по ее припухшим губам.

— Ты все еще девственница, моя маленькая лань?

По ее щекам расползаются розовые пятна, и кажется, что проходит целая-блять-вечность, прежде чем она отвечает.

— Да.

Спасибо, блять!

Моя ладонь накрывает ее щеку, когда мы встречаемся взглядами. Самонадеянно даже думать, но все же я спрашиваю:

— Ты сохранила ее для меня?