Универмаг
Шрифт:
Сазонов вздохнул. Он решил убраться из этой сумасшедшей секции, подключиться к камерам Южной линии третьего этажа, как вдруг на экране вновь возникла черноволосая гражданка. Она приближалась к месту выдачи покупок. Неужели с чеком? Когда же она успела? Вероятно, не одна работает...
Сазонов соединился с дежурным по опорному пункту порядка.
– Сержант, у вас есть свободные люди в штатском?
– Есть, Павел Павлович. Миронова цыганку только что привела.
– Пошлите ее в секцию мужских головных уборов. Гражданка лет тридцати, с сумкой через плечо, черные
– Есть подозрения? — насторожился дежурный.
– Есть, сержант. Давно приметил. Проверьте.
А в кабинете уже переминались с ноги на ногу просители. Крепко сбитая женщина в куртке с капюшоном. Рядом спрятал за спину руки пожилой мужчина в распахнутом полушубке. Орденские колодки пластались на его груди.
– Он в морской пехоте воевал. Так это был божий рай в сравнении с тем, что делается у вас на третьем этаже. Чуть моего мужа не сбросили вниз из-за паршивой шапки. — Голос женщины, высокий, пронзительный, как-то не вязался с ее прочной фигурой. — Когда кончится это безобразие?
– Вам обязательно нужна ондатровая? — доброжелательно произнес Сазонов. — Почему бы не взять кроличью?
Мужчина смутился и вытянул из-за спины меховую шапку.
– Всю жизнь он носит кролика. Пусть погреется в ондатровой, — не сбавляла напор женщина. — А деньги вы наши не жалейте. Сами-то ходите в чем? В пыжике небось.
Сазонов шагнул к шкафу и снял с крючка шапку.
– Кролик. И я очень доволен, — улыбнулся Сазонов.
– На работу, — не отступала женщина. — А дома небось...
– Дома я хожу без шапки, — пытался отшутиться Сазонов.
– Катя, — нахмурился мужчина.
– Да ладно! — отмахнулась она. — Знаем. Своих небось обеспечил. А кролика держит в шкафу для отвода. Шапка вовсе-то и не его.
Сазонов провел ладонью по затылку и нахлобучил шапку.
– Его, — удовлетворенно произнес мужчина.
– Моя, — подтвердил Сазонов дымящейся от гнева гражданке. — И пальто мое. Не дубленка. Могу надеть — хотите?
Мужчина подхватил жену под руку.
– Пойдем, Катя. Ей-богу, стыдно просто.
– Помалкивай! — развернулась всем корпусом женщина.
Мужчина оставил руку жены, запахнул полушубок и направился к выходу.
– Правда что кролик! — крикнула ему в спину гражданка. — Постоять за себя не можешь! — И вышла следом.
Только сейчас Сазонов заметил в кабинете какое-то существо, завернутое вроде бы в ватное одеяло. На том месте, где ожидался воротник, лежала довольно приличная лиса, щеря фарфоровые зубки. Изрезанное морщинами лицо обладательницы странного пальто лучилось угодливой улыбкой. Пальцы теребили детскую варежку.
– Ну и люди же бывают, — мягко пропела она, покачивая головой.
– Что вам, бабушка? Тоже шапку ондатровую?
– На кой. Не потянуть. Платком покрылась — и готова. — Она поправила мордочку лисы. — Варежку потеряла. Правую.
– Что же я могу поделать?
– Как что? Ваш дом-то... Я без варежки пропаду. Правая ить.
– Ну, бабушка, вы и даете! — удивился Сазонов.— Столько народу.
– Это я понимаю, — согласилась старушка.
– Тут не только
варежку, слона не найдешь.– Это я понимаю, — кивнула старушка.
– Ну так вот, — вздохнул Сазонов.
– А что мне делать? Без правой-то варежки.
– Господи... Ну потеряйте вторую — и дело с концом! — Сазонов уныло смотрел на старушку. Такие тихие, мятые старушки — самый заклятый враг администрации. Всю душу вымотают...
– Ну, — подбадривала старушка, — ищи, стало быть.
– Где искать-то, где? — Сазонов нажал кнопку. Экран телевизора вспыхнул молочным светом, проявляя месиво покупателей. — Где искать ваши варежки?
– Только одну. Правую, — поправила старушка, вытягивая шею к телеэкрану: — Батюшки! Народу-то! Мильён! — Она нащупала стул и осторожно, бочком присела, не спуская глаз с экрана. — А может, отсюда приметим? Поди, не игла. Подбавь-ка свету.
Сазонов повернулся спиной. Он решил продолжать работу. Пусть сидит, надоест — уйдет. Хотя определенно знал, что подобным старушкам быстро ничего не надоедает.
Бабка тяжело ворочалась в своем ватном одеяле.
– А ты мне платок продай, — вкрадчиво промолвила она. — На том и порешим. Вчера давали. Чуть меня не зашибли... Пуховый. С кистями.
– Ну давали. Для плана. Кончились.
– Ко-о-ончились... А ты достань. Потому как я страдаю от вашего Универмага.
Сазонов решительно повернулся к старухе в своем вертящемся кресле — и в дверях увидел директора.
Просительница, перехватив потяжелевший взгляд Сазонова, живо соскочила со стула и шагнула к Фиртичу, почуяв в легко одетом мужчине большое начальство. Она принялась торопливо пересказывать свою печальную историю и в заключение потребовала компенсацию: пуховый платок. Потому как очень любила эту варежку, без нее совсем пропадет.
– Приходите к закрытию, — решил Сазонов. — Найдется варежка — вернем. Народу будет поменьше, я по радио объявлю.
– Не найдется, — проговорил Фиртич, подавляя улыбку.
– Не найдется, — торопливо согласилась старушка.
– Не найдется, — повторил Фиртич. — Потому что в кармане она у вас.
– Де?! — Она испуганно сунула руку в карман, выдав себя с головой.
– Тащите, тащите! — Фиртич все еще сдерживал смех.
Старушка извлекла вторую варежку.
– От те на! Здрасьте! — поздоровалась она с варежкой. — Как же ты туда попала? — Ей было стыдно. И она не скрывала этого: смотрела в сторону, шмыгала носом. Как школьница... — Платок мне нужен. Вот оно как, — бормотала она, бочком продвигаясь к двери.
– Минуточку, гражданка, — остановил ее Фиртич.
Старушка замерла. Короткие реснички моргали часто и жалостно. А губы — сухие, запавшие — что-то бормотали в оправдание.
Фиртич подошел к телефону и набрал номер.
– Антонян? Вы вчера торговали пуховыми платками. Что-нибудь осталось? Один, один... Спасибо, Юрий Аванесович. — Он положил трубку и повернулся к старушке. — Поднимитесь лифтом на пятый этаж. Скажите вахтеру, что директор направил...
– Батюшки, — обомлела старушка. Она представила, как расскажет эту историю завтра в очереди.