Универмаг
Шрифт:
– Какая разница! — Серега прикидывался простачком, пробуя старика «на зуб». — Главное — реализовать товар.
– Формально — да. Но я повторяю: это грубая работа. — Платоша придвинул к себе чашечку с кофе. — Вам нужен солидный потребитель. Любое дело требует солидности. Суета и цыганщина — верный путь в коммунальный барак с решетками на окнах, уверяю вас, И — это факт! — я редко встречал там солидных людей. В основном шушера, мелкота, подхватчики. Солидный человек имеет способ избежать тюремной баланды. Связи. Вес. Профессиональный авторитет. А какой авторитет у поставщика сельской ярмарки?
Старик тщательно промокнул губы, сложив салфетку углом.
– В глазах торговой
– «Олимп», — усмехнулся Блинов.
– Да, — подхватил Платоша. — «Олимп»! Он может прикрыть ваше рубище блеском конногвардейских регалий.
– «Олимп» нас не жалует. Взашей гонит, — тоскливо проговорил Блинов. — Иногда прорываемся, мы ведь тоже не сплошную туфту выпускаем, есть кое-что.
Сорокин презрительно фыркнул, продолжая излагать свой план. Даже в своем преклонном возрасте он мог бы руководить серьезной отраслью. Мог бы принести несомненную пользу. Хотя бы как консультант. Так нет, отношение специалистов к его прошлым прегрешениям мешало им снизойти до делового подхода к способностям Платона Ивановича Сорокина. Чем и воспользовался Сергей Алексеевич Блинов, открыв в жизнелюбивом старичке источник смелых идей....
– «Олимп»! Только «Олимп»! — воскликнул Платоша. — «Олимп» придаст вам деловую респектабельность. И кроме того, «Олимп» — стальное чрево. Он переваривает все. Человек, попадая в «Олимп», покупает то, что отвергал в любом другом магазине... Вам надо прочно взобраться на «Олимп», в противном случае не оберетесь бед. А как взобраться? Это вопрос серьезный. Но я вам помогу. У меня есть план.
Платон Сорокин взял с соседнего пустующего пня папку, достал из нее несколько листов бумаги, протянул Блинову. Но красивые глаза начальника отдела сбыта смотрели поверх седой шевелюры Платоши. Они видели, как по винтовой лестнице в «трюм» спускался директор желанного «Олимпа» — Константин Петрович Фиртич собственной персоной.
Полумрак бара прятал лица посетителей, да Фиртич и не пытался их разглядывать. Он сел спиной к залу, выложив на стол сигареты и зажигалку... Вскоре появилась Анна в темном строгом платье. Светльге волосы падали на плечи, стекали на грудь.
«Она ждала меня», — Фиртич чувствовал томление каждой клеткой скованного тела. Хотелось выпрямиться, шагнуть ей навстречу.
«Она ждала его!» — удивленно, с неосознанной надеждой подумал Серега Блинов.
В приглушенном свете настенных канделябров глаза Анны светились бесовской яростной синью. Анна взяла с соседнего столика карточку меню. Протянула Фиртичу. На мгновенье их пальцы соприкоснулись.
– Через час мы закрываемся, — произнесла Анна. — Завтра санитарный день.
Фиртич поднял лицо навстречу Анне.
– Я буду ждать на углу.
Он видел, как вздрогнули и слегка опустились уголки ее губ, подавляя улыбку.
...
Блики случайных автомобильных фар проявляли портреты на серой спокойной стене. Фотографии оживали, пытаясь пробиться сквозь стекла рам. На одной фотографии — дородный мужчина с лихими гусарскими усами и в котелке, на другой — военный. Между ними — женщина в платке. У всех было что-то общее с Анной...
Слабой рукой Фиртич подобрал с горячей спины Анны льняные волосы и положил на свое лицо. Кончиком языка ощутил слегка солоноватый их привкус. Возвращалось, крепло сознание. Вещи занимали положенное им устойчивое место. И те же фотографии на стене. И хрустальная ваза. И тихие напольные часы с латунной бородой маятника. И окно с торопливо задернутой шторой. Штора зацеплялась за спинку стула, и в усеченную пирамиду чистого стекла заглядывали стылые ветви дерева.
– Ты на каком этаже живешь? —
спросил Фиртич.Анна приподнялась, взглянула на Фиртича и захохотала.
– Ты не заметил, как взлетел на третий этаж, не дождавшись лифта...
Анна соскочила на пол. Сизый полумрак комнаты облил ее стройную фигуру. Сознание доступности притупляло вожделение, и Фиртич сейчас любовался Анной. Спокойное умиротворение расслабило его, отсекая прошлое и будущее, — сейчас властвовало только настоящее. Он и эта женщина. Может быть, именно в этом и состоит великая загадка жизни, дар, который делает жизнь упоительной, когда каждой клеткой ощущаешь радость...
– Теперь мы что-нибудь съедим, — пропела Анна.
Свет падал из кухни в коридор. Фиртич подобрал с пола сигареты, закурил, выпуская дым без усилий вяло раскрытыми губами. Сердце томилось сладкой печалью. Причина печали была неопределенной, как тени комнаты. Возможно, оттого, что он уже разменял шестой десяток, а ей едва перевалило за тридцать.
Он уже многое знал об Анне. О той, далекой Анне, так и не закончившей институт. Главная улица с ее сверкающей неоном жизнью была для той Анны заманчивей лекций по политэкономии. В его юности на Главной улице были другие кумиры. Одетые в сатин и бязь, а многие еще и в гимнастерках. Студенты выходили на Главную улицу всем институтом разбирать искореженные бомбами рельсы. Тогда в моде были блюзы, а килограмм хлеба стоил на черном рынке сто рублей. В открытых показательных судах судили спекулянтов.
Анна вернулась в комнату с подносом, заставленным всякой всячиной. Поставила поднос на журнальный столик. Достала салфетки, рюмки. Нахмурилась, соображая, не забыла ли чего. Ах да, соль...
Она придвинула столик к кровати.
– Лежи, лежи. Как турецкий султан. Вот житуха у них, у этих султанов, а? Не хуже, чем у нашего Аркаши Кузнецова.
– Аннушка... у тебя хорошие отношения с Кузнецовым?
– Неплохие. — Анна усмехнулась каким-то своим мыслям.
Фиртича задела эта усмешка. Он вскинул на Анну прямоугольные глаза, но промолчал.
– Давай уговоримся, Костя... Сегодня не будем вспоминать работу. Ни твою, ни мою... Правда, я хотела тебя спросить, — Анна помедлила. — Когда закончится мой контракт? Ну когда там все решится, ради чего я встречаюсь с этим Гарусовым?
В голову Фиртича ударило жаром, пальцы запотели, скользнули по гладкому стеклу рюмки.
– Ты о чем, Аннушка? — пробормотал он.
Его опрокинутый голос озадачил Анну. Взгляд синих глаз на мгновение взметнулся к лицу Фиртича.
– Ха! Самое смешное... Гарусов мне сделал предложение. Вообще-то мне жаль его. Какой-то одинокий, жена психованная, истеричка. Дети — двоечники, отца ни в грош не ставят... А ведь он умница. Столько знает, так рассказывает... И в управлении первый человек. — Анна умолкла и проговорила через паузу: — Со мной он будет еще несчастней.
Фиртич все молчал. На мгновение ему показалось, что лицо Анны переломилось. Искаженный рот потянулся к уху, нос вывернулся, а глаза разъехались в стороны, причем один даже покинул лицо и сиял пронзительной синью, точно светлячок...
– Так, значит... Кузнецов делает это через тебя?
– А ты не знал? — Анна всплеснула руками и недоверчиво покачала головой. — Не знал?
– Клянусь тебе! — горячо воскликнул Фиртич. — Вначале я отказался от его услуг. Но потом обстоятельства изменились. Мне надо было торопиться. Иначе все усилия пропали бы даром... Я и вспомнил о Кузнецове. Решил, что они друзья между собой — Кузнецов и Гарусов... А оказывается, ты в этой истории первое лицо... Боже ж ты мой, какая история... — В голосе Фиртича прозвучала надежда: — Но ты, наверно, давно знаешь Гарусова?