Универмаг

Фиртич был вынужден уйти из Хозторга. Иначе он поплатился бы за свою строптивость...

С тех пор прошло двадцать с лишним лет. И Фиртич ни на минуту не раскаивался в своем выборе: Елена была его совестью, а это самое глубокое, что связывает мужчину и женщину.

В окно сыпануло снегом. Глухо заурчало где-то вверху, и через секунду громыхнул в водосточной трубе запоздалый снежный обвал... Пар с шумом вырывался из узкого носика чайника. Фиртич выключил газ. Стало тихо...

Он не мог дольше находиться в помещении, не хватало воздуха.

6

Сколько лет Анна не появлялась в этом старинном сумрачном доме! Стены, выкрашенные грязной краской, блеклые, облупившиеся. Почтовые ящики с замками в ржавых дужках. Лифт, как и много лет назад, стоял на ремонте, о чем извещала надпись на картоне.

Весенний тугой воздух падал из сквозных оконных проемов, смешиваясь со стойким, древним запахом плесени. Даже странно, что в этом доме задумали мыть к весне окна...

Анна поднялась на седьмой этаж. Окно тут начиналось почти от пола. По низкому подоконнику тянул ветерок, подвывая в пустом ведре, оставленном для обозначения коварного оконного проема. У двери Серегиной квартиры валялась автомобильная железяка...

Серега долго не открывал. Анна слышала шум воды в ванной комнате. Наконец шум стих, послышалось громыхание задвижек.

– Ну, Анка, ты даешь! Сколько можно добираться? — Серега Блинов вытирал ярким полотенцем лицо и руки. — Меня ждут, понимаешь...

Анна сбросила плащ и прошла в большую комнату. Чувствовалось, что сюда захаживают женщины, и нередко. Мягкие туфли, халат. Да и в комнате все выглядело аккуратно.

– Что-нибудь выпьешь? — Блинов достал из серванта коньяк, бокалы, апельсины. — Надо отметить твой визит. За столько лет.

Анна обошла комнату. Картины в дубовых крученых рамах, бронза, хрусталь... Всего этого не было в то время, когда Анна считалась здесь хозяйкой.

– Женился, что ли? — спросила Анна.

– Нет. Захаживают надомницы.

Теперь Анна заметила, что Блинов не совсем трезв.

– Выпил?

– Для храбрости... Но к серьезному разговору готов.

Анна села на тахту, погрузила ладони в теплый медвежий мех. Блинов наполнил свой бокал коньяком. Анна пересела в кресло.

– Ты просил меня приехать по серьезному делу. Говори.

– Не торопи. — Блинов уставился в побледневшее лицо бывшей жены. — Фиртич собирается вернуть на мою фабрику обувь. Он не должен этого делать. И ты мне в этом поможешь.

Серега Блинов отвернулся, сидел, покачивая ногой.

– Более того. Он должен начать активную реализацию нашей обуви. И в ближайшее время... Пусть договаривается с директорами магазинов, посулит им дубленки, ковры... Заинтересует... Или вывезет на периферию. Не знаю. Он человек опытный... Я же со своей стороны помогу — транспорт и грузчиков возьму на себя...

Анна встала и направилась в прихожую.

– А иначе, — Серега Блинов и не поднялся с места, — иначе будет плохо, Аннушка. И Кузнецову, и Фиртичу, и твоему Гарусову, на поводу у которого пошло управление торговли. Да и тебе, милая, несдобровать.

Анна вернулась в комнату. Лицо ее пылало. В синих глазах тяжелели зрачки...

– Значит, так ты распорядился моей откровенностью в тот вечер?! Эх, Серега, на тебе столько висит, что пойди я отсюда по известному нам с тобой адресу... Недолго бы тебе корчить из себя аристократа да разъезжать в своем блиновозе.

Серега прикрыл ладонью глаза.

– Я все понимаю, Аннушка. На волоске держусь. И я бы не играл такую карту с Фиртичем, но у меня нет выхода.

Анна сжала ладонями шею. Ее чуть длинноватый нос вытянулся, придавая лицу хищное выражение. Брови спрямились.

– Послушай, Сергей... Ты вогнал в гроб мою мать. Да, да! Ты не пускал ее к нам, не пускал меня к ней. Она всегда говорила, что ты подонок. Я же была легкомысленной дурой. Я верила тебе и не верила своей матери... Ты выманил меня из института, заставил обслуживать свою персону. Стал изменять мне. Свел меня, как последняя скотина, со своими негодяями дружками. Циниками и подлецами. Пристроил к этому мерзавцу Кузнецову. Я запуталась в ваших сетях... Но я стала взрослеть. Я многое поняла, Серега Блинов. У меня вдруг проявился характер покойного отца. И ты струсил, ты отступил, ты испугался. Все вы меня испугались. И сам Кузнецов. Но я была еще зависима от него. А теперь я почувствовала свою силу. Ты понял меня, идиот?!

Анна сорвала ладони с шеи, оставляя на белой коже багровые следы пальцев. Она задыхалась...

– Теперь я полюбила! Полюбила за то, что человек искренне любит меня... Гарусов — моя жизнь. Свет в окошке. Ты понял? У нас будет ребенок... И ты, стервец, хочешь оторвать его от меня? Грязной сплетней! Обвинить его в том, в чем он не виноват! Вся эта история с Универмагом сложилась помимо меня. Я лишь делала вид перед Кузнецовым, что сыграла какую-то роль. Но я-то знаю, что это не так... И ты хочешь еще раз ударить меня?.. Ты не сделаешь этого, Серега! — Анна поднялась.

Блинов сцепил замком руки на тяжелых коленях и прикрыл глаза.

– Я сделаю это, Анна. Как только на фабрику вернется первая партия обуви из Универмага. У меня нет другого оружия против Фиртича. Слишком серьезные дела происходили на фабрике, Анна. Я сделаю это. Передай Фиртичу!

– Ты не знаешь Фиртича, Серега. Если он решил — не отступит.

Блинов поднялся и вышел из комнаты. Вскоре он вернулся в свитере и кожаном пальто. Бросил Анне ее плащ и стоял в ожидании, поигрывая ключами от автомобиля.

– Ты пьян. Я с тобой не поеду.

– Нам не по дороге, — сухо прервал ее Блинов. — Сядешь в такси.

Анна надела плащ, подняла воротник и сунула руки в карманы. Блинов стоял с совершенно отсутствующим видом.

Анна вышла на площадку. Она знала, что Блинов поступит так, как обещал. Он действительно многим рисковал. А может, поговорить с Фиртичем? И с Кузнецовым поговорить...

В широком прямоугольнике окна виднелась часть крыши противоположного дома, а выше — звезды, крупные и яркие, словно обсосанные леденцы. И ведро, что стояло на низком подоконнике пустого окна.

Из-за двери послышались размазанные шаги Блинова. Он был совершенно пьян — видимо, добавил еще. Он долго возился с замком и, за что-то зацепившись, чертыхнулся. Хмельно осмотрелся — куда бы поставить ногу с незавязанным шнурком. Заметил прислоненную к стене снятую с петель оконную раму. Подошел. Оперся носком о переплет, но туфля скользнула по стеклу...

Блинов размашисто повернулся к окну, так же размашисто поднял ногу к ведру и...

То, что произошло в следующее мгновение, ужасом сковало Анну. По какому-то странному закону торможения все происходило подобно замедленной съемке. Она видела, как накренилось и скакнуло в сторону от ноги Сереги ведро. Как медленно и тяжело пошло в проем окна потерявшее упор тело. Словно кожаный мешок...