Unknown
Шрифт:
Жанна, не глядя на Ла Ира, ответила почти зло:
– Я больше не чувствую себя вправе настаивать на чём-либо! Де Флави – комендант, назначенный королём! Он командир местного гарнизона, и ему лучше знать, что тут и как!
– Скорее, назначенный Ла Тремуем! – так же зло огрызнулся Ла Ир. – Думаешь, я просто так сюда примчался? Нет, моя дорогая! Я просто давно уже не верю никому, кто произносит «Ла Тремуй» без плевка! Где все наши? Где те, кто бился под Орлеаном и Патэ? Здесь только я, да Вальперга с Бареттой. Ксентрай удерживает английский авангард Киринела, Бастард, как наседка, сидит на Орлеане, на де Ре и Рене Анжуйского вдруг свалились тяжбы… И ещё вопрос, так ли вдруг они свалились? А наш бывший командующий Алансон
– Я всё понимаю.
– Тогда, не медли, Жанна! Давай, как раньше, поднимем солдат, никого не спрашивая, отрежем Филиппа от его фуражиров, а наш обоз пусть подходит потом! Хоть дней через десять! Не велика надобность, когда на кону Компьен! Много ты думала об обозах, когда пошла на Турель? Давай, и теперь тоже… Только кивни, и я сам дам сигнал к сбору! Ну же! Вспомни, какой ты была!..
Он горячился и раззадоривал сам себя. Махал руками, был, вроде бы привычно, но, всё же, как-то преувеличенно криклив. А когда Жанна, глядя ему в глаза, тихо спросила: «Ты уверен, что за нами пойдут так же, как шли под Турелью?», вдруг сник, сел на длинный походный сундук, отвёл взгляд, и, дёрнув плечом, не слишком уверенно пробурчал:
– А что?.. Почему ты думаешь, что сейчас не будет, как тогда? Что изменилось?
Этот последний вопрос он задал совсем тихо. Робко гланул на Жанну и тут же опустил голову, потому что она смотрела не отрываясь, и было в этом взгляде столько укора, неверия и обиды, что Ла Ир совсем скрючился на своём сундуке и обхватил голову руками.
– Гады, – выдавил он сквозь зубы после долгого молчания.
Потом вдохнул так, будто собирался сказать что-то ещё, что-то значительное и, видимо, очень важное. Но, вместо этого, снова выдавил: «Гады…», и затих.
Мост, в итоге, захватить не удалось.
Англичане, которые его удерживали, не были так уж многочисленны. Но выше по реке находился Нуайон, гарнизон которого, верный герцогу Бургундскому, поспешил англичанам на помощь и вынудил французов вернуться в Компьен.
Последовало ещё два дня бездействия и споров по поводу тех действий, которые следовало предпринять теперь. И тут уже, все старались, как могли. Все, но только не Жанна. Молча она слушала, как Де Флави настаивал на том, чтобы выступить против бургундского авангарда у Суассона, на той стороне реки Эн. Потом спросила, когда можно будет выступить, и теперь уже де Флави со сроками не тянул. Двенадцатого мая отряд французов выступил из Компьена, предпринял ещё одну попытку переправится через Эн, и снова безуспешно. Злые от неудач солдаты хмурились на окрики командиров, пятились в сторону от дороги, едва им мерещился впереди отряд бургундцев или англичан и, крестясь, бормотали друг другу, что Бог теперь не с ними.
Жанна отдала приказ отступить в Суассон, где надеялась собраться с силами, подождать подкрепления и атаковать переправу ещё раз, чтобы не пугать компьенцев своим бесславным возвращением. Но случилось то, чего она никак не могла ожидать. Комендант Суассона Гишар Гурнель отказался впустить её отряд в крепость. Прямо с башни над воротами он прокричал, что готов сдаться герцогу Филиппу, лишь бы не навлекать его гнев на свой гарнизон. И, что французской Деве лучше вернуться в Компьен и помолиться там со всеми, если, конечно, Господь её ещё слышит. А потом ехать дальше, ко двору, где и оставаться, пока англичане или бургундцы не посадили её на цепь…
– Герцог не застрянет под Шуази надолго! – кричал Гурнель в спины отъезжающих от ворот французов. – Наверняка он очень благодарен нашему королю за распущенную армию! И ты, Жанна… Ты уже не та Дева! У меня здесь три сотни солдат, и, когда я отдал приказ запереть перед тобой ворота, никто из них не был
против!..В Компьен возвращались совсем унылыми.
Солдаты тихо роптали, говоря между собой, что комендант Суассона получил от герцога Филиппа мешок золота, и, как только Шуази падёт, крепость будет сдана, едва у ворот появятся бургундцы. Что нельзя было уходить так покорно, а надо было заставить… пригрозить… взломать эти ворота, в конце концов! Но Дева даже ответить Гурнелю не смогла… Может, прав он? Може, теперь не та она, Дева-то?..
Капитаны, окриками, пытались пресечь разговоры, но, затихая в одном месте, они начинались, уже тише, в другом. А невозможность говорить открыто, делала их только злее.
Ла Ир в старых доспехах, смятых ещё под Орлеаном, зорко присматривался ко всем вокруг и ни на мгновение не отъезжал от Жанны дальше, чем на конский корпус. Он выглядел свирепей обычного. Но, при въезде в Компьен, даже его лицо, зажавшее в себе все чувства, не выдержало, дрогнуло и расслабилось радостным облегчением, когда у самых ворот, с вороха соломы, на которой отдыхал его отряд, поднялся им навстречу Потон де Ксентрай. Он тоже был хмур. Однако, его солдаты при виде Девы вскочили и приветствовали её с пылом прежних дней.
– Вот теперь повоюем! – загорелся азартом Ла Ир.
Да и Жанна, словно проснувшийся от тяжёлого сна человек, тоже встрепенулась. Уже не советуясь с де Флави, она ответила решительным согласием на предложение Ксентрайя сделать вылазку в Крепи-ен-Валуа, где окопались англичане, идущие на подкрепление отрядов герцога Филиппа. Выступить решили через день после возвращения и, вызывая добровольцев, были рады тому, что откликнулось немало солдат. В суматохе подготовки никто не обратил внимания на крошечный отряд, который пришел в город с ополчением Ксентрайя. Но, когда семнадцатого мая всё воинство ушло, а хромоногий командир этого отряда, по увечности, остался, его заметила Клод…
* * *
Жанна запретила ей ввязываться в военные действия, поэтому девушке приходилось занимать себя чисткой оружия, коней и доспехов Девы, выполняя работу свою, да ещё и Раймона. Парень сильно возмужал и повзрослел за то время, пока они не виделись. Нежное юношеское лицо загорело и обветрилось, а в глазах, которые Клод запомнила широко раскрытыми с оттенком вечного испуга, появилось холодное бесстрашие и вызов.
– А ведь я знаю кто ты, – шепнул Раймон при встрече. И гордо добавил: – Сам догадался. И рад!
Клод, уже уставшая от собственной тайны, только пожала плечами и попросила дурно о ней не думать.
– Дурно?! – выпучил глаза Раймон. – Ты спятил, Луи? То есть, спятила… да? Прости, привык, да и не знаю, как тебя зовут девушкой, но я жениться на тебе готов! Мне теперь, после Жанны и тебя все прочие девицы, как вода после крепкого вина! Когда всё кончится, мы сможем, по крайней мере, вместе про это вспоминать…
Клод посмеялась над его наивностью, а потом и вовсе выкинула из головы всё, что не было связано с делами Жанны и её войска.
После неудачи у Суассона она, как и все, с надеждой встретила вошедшее в город подкрепление в лице отряда Ксентрайя, которого хорошо помнила. А когда увидела с каким воодушевлением Жанна отправилась с ним и Ла Иром на военный совет, почувствовала даже облегчение.
– Всё будет хорошо, – прошептала она утром в день вылазки, протягивая Жанне отчищенный до блеска шлем.
Она хотела добавить, что, может быть, и остальные…, и тот, о ком они никогда не говорили, чтобы избежать соблазна произнести слово «трус», или, хуже того, «предательство»… «Прекрасный герцог» – пусть таким и останется навеки… может, даже он сумеет подоспеть… Но смолчала, чтобы не тревожить рану, которую пока обезболили военные тревоги и заботы. Всё будет хорошо! Ксентрай и Ла Ир не позволят случиться дурному…