Упадок и разрушение
Шрифт:
– Насколько я понимаю, в школе вы никогда не работали?
– Нет, сэр, к великому сожалению, не работал.
– Ну что ж, в какой-то степени это даже преимущество. Мы подчас легко приобретаем профессиональные навыки, но теряем свежесть восприятия. Однако будем реалистами. Я готов платить сто двадцать фунтов в год, но только педагогу со стажем. У меня есть письмо от одного молодого человека - у него диплом по лесоводству, на основании чего он требует прибавку в десять фунтов. Но поверьте, мистер Пеннифезер, не диплом для меня главное, а человек. Кстати сказать, университет вы оставили довольно неожиданно. Позвольте полюбопытствовать - почему?
Этого вопроса Поль боялся как огня, но, верный своим принципам, он решил выложить
– Меня отчислили за непристойное поведение, сэр!
– За непристойное поведение? Что ж, не будем вдаваться в подробности. Не первый год я работаю в школе и за это время сумел убедиться, что учителями становятся по причинам, о которых, как правило, предпочитают не распространяться. Но опять-таки, мистер Пеннифезер, будем реалистами. Посудите сами, в состоянии ли я платить сто двадцать фунтов в год человеку, которого отчислили за непристойное поведение? А что, если на первых порах я предложу вам девяносто? Мне надо сегодня же вернуться в Лланабу. До конца семестра целых полтора месяца, а мы лишились преподавателя - и притом совершенно внезапно. Жду вас завтра к вечеру. Есть отличный поезд с Юстонского вокзала, отходит где-то около десяти. Надеюсь, - проговорил он мечтательно, - вам у нас понравится. Вы увидите, что наша школа основана на идеалах товарищества и служения общественному благу. Многие из наших воспитанников принадлежат к самым лучшим фамилиям. Например, в этом семестре к нам поступил юный лорд Тангенс, сын графа Периметра. Очаровательнейший мальчуган, правда, немножко чудаковат, как и все Периметры, но чувствуется порода...
Доктор Фейган вздохнул.
– Чего, к несчастью, никак не скажешь про наших преподавателей. Между нами, Пеннифезер, - мне придется избавиться от Граймса, и чем скорей, тем лучше. Граймс, увы, самый настоящий плебей, а дети такие вещи великолепно чувствуют. Зато ваш предшественник был наидостойнейший молодой человек. Мне так не хотелось его терять. Но он завел привычку по ночам разъезжать на мотоциклете, а это не давало спать моим дочерям. К тому же он брал взаймы у школьников, и, надо сказать, помногу; родители стали жаловаться. Я был вынужден его уволить. К величайшему сожалению. В нем тоже чувствовалась порода.
Доктор Фейган поднялся, ухарски надел шляпу и стал натягивать перчатки.
– До скорой встречи, любезнейший Пеннифезер. Мне кажется, что мы с вами сработаемся. Вы уж мне поверьте. Я в людях разбираюсь.
– До свидания, сэр, - сказал Поль.
– Пять процентов от девяноста фунтов - это четыре фунта и десять шиллингов, - радостно сообщил мистер Леви.
– Хотите - платите сейчас, хотите - когда получите первое жалованье. Учтите - тем, кто платит сразу, полагается скидка в пятнадцать процентов. Тогда с вас три фунта шесть шиллингов и шесть пенсов.
– Заплачу потом, - сказал Поль.
– Как вам будет угодно, - сказал мистер Леви.
– Был рад оказаться вам полезным.
Глава 2
ЗАМОК ЛЛАНАБА
Замок Лланаба выглядит по-разному в зависимости от того, как к нему подъезжать - со стороны Бангора или от идущей вдоль побережья железной дороги. С тыла это ничем не примечательный загородный особняк - много окон, терраса, бесчисленные теплицы среди деревьев, ветхие кухоньки и сарайчики. Но с фасада - а фасадом Лланаба выходит на шоссе, ведущее со станции, -это грозная средневековая крепость. Вы едете добрую милю вдоль крепостной стены с бойницами и наконец оказываетесь у ворот. Ворота увенчаны башенкой, украшены разнообразными геральдическими зверями и снабжены вполне исправной решеткой, которая может подниматься и опускаться. К замку - внушительному олицетворению феодальной неприступности - ведет широкая аллея.
Это удивительное несоответствие объясняется очень просто. Когда в шестидесятые годы прошлого столетия в стране разразился хлопковый кризис, особняк Лланаба принадлежал оборотистому фабриканту-текстильщику
из Ланкашира. Супруга фабриканта очень расстраивалась, видя, как рабочие голодают, и однажды вместе с дочерьми устроила в пользу нуждающихся благотворительный базар, без особого, впрочем, успеха. Муж-предприниматель, в свое время начитавшийся либеральных экономистов, был убежден, что от благотворительности только вред и если платишь деньги, то надо получать что-то взамен. Просвещенный сторонник частного интереса сделал по-своему: в парке возникло поселение фабричных рабочих, которым было поручено обносить территорию усадьбы крепостным валом и облицовывать дом плитами гранита из местных каменоломен. Когда война в Америке кончилась, рабочие снова вернулись на фабрику, а особняк Лланаба превратился в замок Лланаба, причем перестройка обошлась владельцам очень дешево.Поль, севший на станции в крошечное закрытое такси, ничего этого не увидел. На аллее, ведущей к замку, было уже довольно темно, а внутри и вовсе царил мрак.
– Моя фамилия Пеннифезер, - отрекомендовался он дворецкому.
– Я ваш новый преподаватель.
– Меня предупредили, - отвечал дворецкий.
– Следуйте за мной.
И они пустились в путь по темным, пропахшим всеми отвратительными запахами школы коридорам и наконец остановились перед дверью, из-под которой выбивался яркий свет.
– Это учительская. Прошу!
– сказал дворецкий и тотчас растаял в темноте.
Поль огляделся. Учительская помещалась в какой-то каморке. Даже он, привыкший к тесным помещениям, был удивлен.
"Сколько же здесь преподавателей?" - задал себе вопрос Поль и, стараясь не поддаваться подкатывающему отчаянию, насчитал на полке возле камина шестнадцать трубок. 'На крючке за дверью висели две учительские мантии. В углу валялись клюшки для гольфа, тросточка, зонтик и две мелкокалиберные винтовки. Над каминной полкой была обитая зеленым сукном доска объявлений, а на ней какие-то бумажки. На столе стояла пишущая машинка. В книжном шкафу лежали истрепанные учебники и новые тетрадки. Кроме того, взгляд Поля отметил: велосипедный насос, два кресла, стул, полбутылки лечебного кагора, боксерскую перчатку, шляпу-котелок, вчерашний номер "Дейли ньюс" и пачку ершиков для трубок.
В унынии Поль опустился на стул.
Вскоре в дверь постучали, и в комнату вошел мальчик. Он ойкнул и уставился на Поля.
– Привет!
– сказал Поль.
– Я думал, здесь капитан Граймс, - объяснил мальчик.
– Понятно, - отозвался Поль.
Мальчик изучал Поля с бесстрастным любопытством.
– Вы что, нас учить будете?
– спросил он.
– Да, - сказал Поль.
– Моя фамилия Пеннифезер. Ребенок так и прыснул.
– Вот умора, - сказал он и был таков.
Через некоторое время дверь снова отворилась, и в учительскую заглянуло еще двое. Ученики постояли, похихикали, а потом пропали.
В течение получаса в учительскую под самыми разными предлогами заглядывали дети и смотрели на нового преподавателя.
Потом зазвенел звонок, и поднялась невообразимая беготня, шум и свист. Опять отворилась дверь, и вошел коротыш лет тридцати. Он страшно топал протезом. У него были коротко подстриженные рыжие усы и намечалась лысина.
– Привет!
– сказал он Полю.
– Привет!
– сказал ему Поль.
– Я - капитан Граймс, - сказал он Полю и "иди-ка сюда, голубчик" кому-то еще.
Вошел новый ученик.
– Ты почему не прекратил свистеть, когда я сделал тебе замечание?
– спросил капитан Граймс.
– Все свистели, - сказал мальчик.
– При чем тут все?
– спросил капитан Граймс.
– А вот при том, - сказал мальчик.
– Ступай и напиши сто строк, а в следующий раз я угощу, тебя вот этой штукой, - сказал Граймс и помахал тростью.
– Очень испугался, - сказал мальчик и вышел.
– Вот вам наша дисциплина, - вздохнул Граймс и тоже вышел.