Упирающаяся натура

В мейнстриме о явлениях культуры принято думать одним способом: «Как бы это продать». Понятно, как продать музыку, кино, картинки, литературу, футбол, политику. Но как продать «всё»? Кому, в какой упаковке? Задача.

И, надо сказать, мейнстрим с нею справляется.

Оказывается, надо продавать не форму (стиль), а содержание.

Что является содержанием «всего»? Реальность, грубо говоря, жизнь?

Вот, значит, реальность и продавать.

Сегодняшний интернет на 99 процентов состоит из того, «что показывают по телевизору». Своих тем, своего содержания у него нет. Они есть у телевизора (у мейнстрима), тот просто перепродаёт их обратно в интернет, «но уже дороже». Мейнстрим с успехом продолжает пожирать андеграунд, как делал это всегда.

Происходить это может, например, так: мейнстримовый медийщик использует некоторые интернет-темы или интернет-жаргон. Разумеется, делает он это «помякше», вытравляя оттуда совсем уж недопустимые смыслы, а потом всё это фидбэком возвращается в интернет. «Смельчак» становится звездой и кумиром, интернет начинает подражать подражающему интернету; происходит разжижение смысла по экспоненте.

Ещё один важный момент: часто интернетчики ХОТЯТ попасть в телевизор и затевают своим темы ИМЕННО ДЛЯ ТОГО. Взять, например, такие темы как «Кондопога» или «Приморские партизаны» (взял специально что постарее, чтоб не посадили в тюрьму).

Это понятно: жители обесточенной и обездороженной вымирающей деревушки рады, когда к ним приезжают журналисты и начальство из района. Авось помогут. Иногда и правда помогают, но не настолько, чтобы деревушка (и другие ей подобные деревушки) прекратили вдруг вымирать. Помогать помогают, но больше всё же обманывают.

Давайте этот фокус тоже разберём по пунктам.

Андеграунд — это то, что происходит на самом деле.

Мейнстрим — это то, что происходит «по телевизору», то есть морок, гламур.

Это настолько разные вселенные, что тянет их назвать «параллельными», настолько всё по-разному устроено в них.

Но они не могут не взаимодействовать, они хотят взаимодействовать!

Задача андеграунда — «достучаться», получить толику тех благ, которые имеются у мейнстрима.

Задача мейнстрима — ассимилировать андеграунд: взять у жизни «свежие идеи» и превращать их в новый, ещё не распроданный, ещё способный принести прибыль гламур.

Как видим, задачи эти не совпадают. Каждый хочет другого поиметь. Теоретическим результатом взаимодействия «двух систем» должно быть поглощение одной из них, — теоретически это игра с нулевой суммой. Либо «гламур» становится «реальностью», либо наоборот. (В действительности сумма не совсем нулевая, раз гламур в итоге всё же стал «реальностью сегодняшней жизни».)

Задача жизни в нашем случае — это «чтобы там сказали наконец правду». В идеале — чтобы гламур перестал быть гламуром и стал правдой.

Задача телевизора — показать, чтобы «снять проблему». Раз проблема показана, значит, она снята. «Снято!» — камера выключается, клоуны расходятся по домам.

Как сказала давным-давно Юля Фридман, «то, что показывают по телевизору, исчезает из жизни». (В советские времена, напомню, там показывали надои и урожаи, сейчас показывают про демократию.)

В общем, всё равно, чем подробнее разбираешь этот механизм, тем меньше понимаешь, как он работает. Поэтому поскорее переходим к «последним словам», которые лучше всего запоминаются, как знал и учил великий Штирлиц.

Один мой товарищ (ЖЖ-юзер plyazhnikov) сказал такие замечательные слова:

— Культура — это то, как принято поступать, а андеграунд — это то, как поступают на самом деле. Скажем, дома я облизываю ложку после еды, хотя вообще-то так поступать у нас в семье не принято. Вот это и есть андеграунд.

Итак, андеграунд — это сумма явлений, происходящих на самом деле.

Открылась бездна, звёзд полна, нет?

Скажем, условная власть не пустила условного Ройзмана в политику. Говорится-то об этом много, но ПОЧЕМУ она его не пустила, мы так и не знаем. Об этом не говорится. Андеграунд. «То, что происходит на самом деле».

А что, кстати, «происходит на самом деле»?

Утром из подъезда выходишь — люди бегут, машины туда-сюда… Это, что ль?

Конечно, нет. То, что люди бегут, это видимость. На самом деле они не бегут, не «опаздывают на работу». Люди заняты миллионом дел, помимо опаздывания на работу! А мы, глядя — не в телевизор, нет, в собственных глаз окно! — видим лишь только это. Чудно…

Мне вот тут подумалось, что, может быть, настоящий «русский андеграунд» — это вот та жизнь, о которой люди рассказывают в письмах на сайте «Русская берёза».

Почитайте не спеша как-нибудь.

Вот — «жизнь». А наши с вами мысли о ней — так, ничтожные промежутки, вроде моргания глаз. Мы исхитряемся видеть лишь то, что видим во время этих морганий — ничего. Хотя все наши мысли, вся наша сердечная боль, вся наша литература (музыка, песни, танцы) должны быть об этом… но тогда ты просто взорвёшься, лопнешь и перестанешь жить… Ладно. Хотел ещё написать, что «русский мейнстрим» в таком случае — это благоустроенная деревенька где-нибудь в Тверской, Нижегородской или Вологодской области, по типу «стоянки бедуинов» в Красноморской пустыне, но что-то тошно стало совсем. И никаких мыслей нет.

ЭТВАС

(Пироги с гороховым)

Андрей Горохов — мой знакомый художник-друг. Долгое время работавший музыкальным критиком. Выпустивший в этом качестве три книжки (с одинаковым названием «Музпросвет»), ставшие культовыми. Раньше мы с ним часто встречались и соглашались друг с другом до хрипоты, а потом что-то щёлкнуло (я даже догадываюсь, что именно) и соглашаться мы перестали. Я скучаю по Горохову. Недавно наткнулся в сети на одно нестарое ещё его интервью.

И прочёл с удовольствием, и сразу не согласился.

Горохов пишет:

«Ленин сказал, что нельзя жить в обществе и быть от него свободным. Я бы сказал, что если ты находишься в культуре — ты выпачкан в ней с головы до ног, ты из нее сделан. Даже твои представления о возможности уединения и побега, о возможности освобождения обусловлены твоей культурой. Так что довлеющая матрица — внутри меня, вот в чем самая неприятная неприятность. И если музыка нью-йоркской группы Animal Collective или японской группы Seikazoku звучит для меня как освобожденная от занудных заморочек, то это вовсе не значит, что музыканты особенно свободны. Скорее всего, они действуют внутри несколько иной матрицы — или внутри них действует несколько по-иному настроенная, но в принципе та же самая матрица».

Почему из такой понятной, правильной, как вид за окном, предпосылки — такой занудный, предсказуемый вывод? Андрей словно сам из тех музыкантов, о которых пишет, что их хочется попросить «сделайте хоть что-нибудь». Из тех (опять же, по его словам) «профессионалов, исправно и упорно загоняющих мертвую схему», у которых получается в результате «тяжеловесное и наивное занудство».

— Ну пересчёт матриц, и что, и как с этим жить? — спрашивает девушка. А он ей опять про пересчёт матриц. Никак, то есть.