Управитель

— Вам не помешало бы отдохнуть, — осторожно заметил я.

— Сам знаю, что мне помешает, а что нет, — фыркнул наставник, но немного смягчился. Видимо, подействовал его настой, от одного запаха которого у меня срабатывал рвотный рефлекс. Распутин сцепил руки на груди, глубоко вдохнул и выдохнул. — Прошу меня простить. Использование драгуна дается мне тяжелее с каждым годом.

— А не пробовали поменять модель? — предложил я. — Сейчас много новых.

Распутин хрипло рассмеялся. Его смех представлял из себя смесь надсадного кашля и карканья старого ворона.

— Если предам Кощея — это станет последним, что я сделаю. Вы тоже. Не вздумайте править иными драгунами, кроме своего. Вы с ним теперь связаны навечно.

— Это вы в книгах вычитали?

— Это я знаю на собственном опыте. Но сейчас не об этом.

— А о чем?

— Юность всегда сопряжена с нетерпением, — вздохнул Распутин и тяжело опустился на свой резной стул. — Знали бы вы, скольких оно сгубило.

Я промолчал, предоставляя собеседнику возможность закончить мысль. Но он дернул головой, словно отгонял дурные мысли и сменил тему:

— Мне не удалось выяснить, отчего вы не подвержены проклятью. Посему я хотел бы осмотреть вашего драгуна. Сможете это устроить?

— Хотите, чтобы я пришел на нем сюда?

— Нет. Хочу посетить ваше поместье. — Тон Распутина не предполагал отказа.

— Но учащимся запрещено…

— Я решаю, что запрещено учащимся, — мой наставник порывисто встал, его глаза сверкнули гневом. Вновь шумно вдохнув, он припал к бутылке и не отрывался, пока не выпил половину. — О полозах не беспокойтесь. В ближайшее время они к нам не сунутся.

Мне лишь оставалось позавидовать выдержке этого мужчины — после проделанного он и глазом не моргнул. Несмотря на отвратный вкус настоя, на суровом лице не дернулся ни один мускул. Наверное, он уже привык. Если к такому, конечно, можно привыкнуть.

— И когда выезжаем? — только и спросил я.

Ответ Распутина был предельно лаконичен:

— Сейчас.

6. Во тьме веков

Федор внял моей просьбе явиться как можно быстрее и прибыл в кротчайшие сроки. По дороге до поместья он выжимал из своей машины все, что только мог. Моментами она так подпрыгивала на кочках, что уходила в недолгий полет, завершающийся далеко не самой мягкой посадкой.

Всю дорогу я рассказывал наставнику о Чернобоге. Он слушал молча, смотрел в окно и лишь изредка кивал, видимо, чтобы хоть как-то обозначить свою вовлеченность. По крайней мере, так казалось на первый взгляд. Но по глазам черноволосого мужчины становилось понятно, что он жадно ловит каждое мое слово, так что подбирать их приходилось с большой осторожностью, чтобы не сболтнуть лишнего.

Когда автомобиль миновал парк и остановился у крыльца, Распутин первым вышел наружу, искоса глянул на моего шофера и пробормотал:

— Хорошо, что простому люду не дано править драгунами.

— Прошу простить, — немного смутился Федор, — но Его сиятельство велел поспешать.

— Все хорошо, — успокоил я шофера, — иди отдохни.

— Есть! — Федор подтянулся и направился по уже знакомой ему дороге к боковому входу, который вел на кухню. Видимо, его «есть» имело не только одно значение.

— Барин, — склонила голову стоящая на крыльце Дея. — Вы без графини?

— Здравствуй, — я поднялся по разбитым строителями ступеням. — Мы с Григорием Ефимовичем прибыли по срочному делу. Дарья осталась в Академии.

— Чего желаете? — услужливо поинтересовалась горничная, бросив в сторону моего спутника настороженный и изучающий взгляд.

— Григорий Ефимович? — я тоже посмотрел на гостя.

— Воды. Холодной. — Отрывисто бросил он, после чего оглядел обшарпанный фасад моего особняка: строители уже вышли на объект и теперь, насколько я мог судить, занимались демонтажем. Распутин же этого не знал, поэтому удрученно покачал головой. — Я знал, что ваш род бедствует, граф. Но чтобы настолько…

— У меня ремонт, — я жестом пригласил его в дом.

Распутин только кивнул и прошел в распахнутую дверь. Внутри тоже царил беспорядок и шум. Работа кипела: строители разбирали пол, шпаклевали лишенные обоев стены, таскали мебель и так далее. Все это происходило под чутким руководством Прохора, который, абсолютно не стесняясь в выражениях, костил столичных ремонтников на чем свет стоит.

— Да что ж вы творите-то, ироды! — уже охрипшим голосом орал мой дворский угрожающе топорща седую бороду. — Ежели хоть одну царапину на этом столе увижу, шкуры спущу! Вы хоть знаете, чей это дом, охламоны?! Это родовое имение Воронцовых. Мой барин людей и за меньшие проступки со свету сживал!

Распутин вскинул бровь и выразительно посмотрел на меня.

— Они сами напрашивались, — я изобразил улыбку и повысил голос. — Прохор, прекрати уже людей стращать.

— Ваша светлость! — Мужчина даже подпрыгнул от неожиданности. Взъерошенный, шебутной, в испачканной во время работ одежде он больше напоминал мне старого домового, нежели дворского. — Простите, не увидел, как вы пришли. Как ваше здоровьице?

— Замечательно. — Я подошел к нему и оглядел царящий в особняке беспорядок. — Работа кипит?

— Голова у меня кипит, барин, — с досады махнул рукой Прохор. — Откуда только Дарья Сергеевна этих бездарей взяла? Привыкли в столице носы пудрить, да головы людям дурить. Молвят, у них свой взгляд на работу. А я говорю — взгляд-то у вас, может, и свой, а вот руки-то все равно из задницы! — поняв, что слишком поддался эмоциям, дворский шумно выдохнул и добавил. — Простите. Накипело.

— Ничего. — Успокоил я дворского. — Ты молодец, Прохор. Уверен, под твоим присмотром все сделают по уму.

— А как иначе-то, барин? — подбоченился дворский. — В лучшем виде будет!

— Хорошо. Продолжай в том же духе, — я ободряюще хлопнул его по плечу, отчего с простой крестьянской одежды поднялось небольшое облачко строительной пыли.

— Рад стараться! — Прохор с удвоенной силой принялся гонять строителей, а я повернулся к гостю.

Распутин стоял у дверей и медленно пил из принесенного Деей стакана. Происходящее его не слишком заботило: отсутствующий взгляд темных глаз оставался направленным в одну точку.