Упреждающий удар

Но во много раз положение ухудшится - в поход не выступят,- если он не сможет наладить варку железа, не достанет соли и смолы. Смолу тоже надо курить - вон ее сколько нужно!..

А тут еще предложил дерзновенную мысль московский боярин: выковать небольшие пушки, поставить на ушкуи - и опять железо, свинец, пороховое зелье нужно, а где свинец, порох покупать, - где деньги?.. Нет таких денег, если даже всех бояр и житьих людей обчистить... Черный люд?
– дай бог, чтобы они сами были здоровы и живы и пошли в рать - какие уж деньги!..

– Дак ты дашь возы?
– прервал мысли Игнат Репин.

– Какие возы?
– встрепенулся, рассердился Константин Юрьев.
– Я тебе уж говорил, чтоб ты своими возами привез соль!.. Вывези все, что есть... Начинай вываривать... Мужей выбери добрых и отошли в Слободу...

– Господи, Святая Богородица, помоги и спаси!.. Я ж всю соль за работы раздал... А варить зимой?! Отродясь такого не было...

– Не бывало - будет!.. А то, что у тебя соли нет - врешь. Кто хвастался, что соли хватит всю Вятку обсолить?.. Нарошно людям раздал!.. Не задарма же, Игнат, - золотом обернется тебе соль!..

– Тебе, может... Ты - как в прошлом году: договорились не давать воев московскому князю Даниле Ярославскому, а ты смутил всех, выхвалился, штобы пред великим князем быть любым - дал людей... Вот он и ставит вас, Юрьевых-то, воеводами... А мы што?
– главы свои оставим там, а не злато-серебро возьмем!

Москва нас бросает, штоб отвести от себя дикого зверя...

Константин Юрьев побагровел, встал во весь рост, головой чуть не задевая черные от сажи полати.

– Молчи!.. Не для себя старался, ты знаешь... Всю соль свезешь! На своих возах... И соль будешь варить!..

Замотал рыжими кудрями Игнат Репин, заскрипел зубами - в глазах зеленые гневные искорки. Многое можно перетерпеть, простить, но когда Костя начинает так вести себя - обижать бояр, житьих людей перед народом, перед холопами, а теперь, как на какого-то чернолюдина, налетел на своего помощника!..

Охладел в последние дни к Косте Юрьеву, хотя и умом понимал, что по-другому, пожалуй, нельзя на его месте... Тут еще великокняжеский посланник: "Старый пер...!"

– Ты, што, Костя, умом тронулся! На кого руку-то замахиваешь?! На бояр, - на свою опору и силу!
– ты без них никто!..

Константин Юрьев сел, и уже без злости, успокоившись, - с горечью:

– Ты помогать должен... А ты меды пьешь - грешишь... Не понимаешь меня, о себе только думаешь, о мошне...

– Я ж и не хорош!.. Ты с боярами, как с татарами-разбойниками... Эдак-то мы и к походу не соберемся - провоюем с боярами... Слушаешь этого... московского боярина - он тебе наговорит, научит...

Игнат Репин, видя, что воевода молчит, распалился, вскочил из-за стола, ощерился - рот до ушей, красные десны видать; взмахнул руками - пламя в глиняной плошке заплясало, тени забегали по стенам, - начал зло выговаривать:

– Завидуешь!.. Нету у тебя ничего в доме, хоть ты и воеводишь - вот и раззоряешь других!.. Што, раззорить меня хошь?! По миру пустить? Мне счас нечем соль варить - црены прохудились, новые выковать надо, и опять расходы: железо покупать!..
– и замолк товарищ воеводы. Резко, по-звериному ловко вскочил, перегнувшись через стол, Константин Юрьев и схватил его за вышитый красный ромбовидный узор ворота белой косоворотки:

– Црены прохудились?! Нельзя соль варить! Железо собираешься покупать?! Освобожу тебя от такой заботы - црены на железо возьму!..

* * *

Иван Заикин проснулся от того, что кто-то на нем лежал.

– Вот коровин сын! Удавишь эдак-то...
– десятный ватаман скинул с себя Гришку.
– Как на перине улегся, - встал: - Вечером не заснешь, утром не поспишь - хватит!.. Не пущу под тулуп - спи один...

Крестясь и ругаясь, ватаман нашарил в темноте выход, вылез с сенника во двор. Сходил по-легкому. Было еще темно. В небе ни звезды, но морозно - хорошо.

Вынырнула хромоногая фигура Пожняка.

– Воевода велел будить - поедем к солеварам в Усолье...

До Усолья дошли быстро и легко по застывшей Летке. Гришка, ехавший верхом на сером коняге, с копьем-долгомером, вставленным в специальный чехол на стремени, увидев на второй день пути курящиеся дымом мохнатые, засыпанные снегом крыши изб, подумал, что это очередное село. Но когда приблизились и стали проезжать большие лежбища дров, длинные сараи, свернули к боярской усадьбе за высоким тыном, догадался: "Соляные прииски боярина Игната Репина".

На следующий день, морозным звездным утром, воевода поднял воев, приказал выгребать соль из амбаров у боярина и мужиков-солеваров. Забирали все - подчистую.

– Как они без соли-то?

– Наварят, - нахмурился воевода, отвечая Ивану Заикину.

Когда блестящее зимнее солнце приподнялось над лесом, трех солеваров-кузнецов, под присмотром Гришки и еще одного воя, послали разрубать црены. Воевода с Игнатом Репиным начал собирать мужиков для полка.

Гришка с удивлением рассматривал солеварные приспособления:

"Как просто!..
– по деревянным лоткам солеродная вода поступала в большие чаны, оттуда в огромные котлы - он скребнул ногтем черные от сажи бока - под ним блеснула медь.
– Гли-ко - медные!" - снова удивился.

– Для чего котлы-то?
– спросил у мужика.

– Вываривается, густеет в ем рассол, а потом уж в црены выливаем, - показал на большую железную сковороду длиной и шириной около двух саженей, высотой 5-6 вершков³⁸. Под ним - глинобитные печи. Остальное сам додумал: вода испарялась в црене и на дне рождалась соль...

Теперь понятно, почему так много нужно дров.

Первый црен разрубили быстро. Когда перешли в другой солеварный сарай, где были поменьше котлы и црен, мужики, пошептавшись друг с другом, отказались работать. Встав на колени на сухую зольную землю перед устьем печи, стали молиться, просить бога, чтобы пожалел их - оставил всем миром поставленный црен.

– Он нас с нашими женками и ребенками кормит, поит и одевает...

Осподи милостивый! Пожалей - не дай увезти црен...

Напарник Гришки - вой лет тридцати - хотел заставить мужиков работать, но двое, встав, так замахнулись молотами, что воям пришлось отскочить к дверям; а третий кинулся к висящей на столбе железке - ударил кувалдой...