Упрямец

Оттуда и отсюда раздавались голоса солдат. Церковники в который раз за день читали проповеди. Офицеры выкрикивали команды. Хор голосов и бряцание железа прерывались только свистом ветра да хлопками камлота шатров, что колыхались от бурных порывов.

Нокс мельком взглянул на собравшихся: малиновые плащи, медные вороны, магниканты. Сборище пестрое, как павлиний хвост. Гвардейцы, обычные солдаты, несколько рот из Кларидены. В лагере неподалеку от столицы владений Аластрии собрались далеко не все. Явились представители Центрального пояса. Не было разве что воинов Ольнии и земель, что к ней примыкали. Из тех, которые славились своей боевой мощью и отменной выучкой, Ольнийцы были лучшими. Костяк армии приходился на воинов Синистрии — тоже не худший из вариантов.

Десять рот по тысяче воинов. Шел третий день, а сбор уже завершился. Но пришла лишь малая часть южан. Отчасти из-за спешки, частью по причине буйства запретных земель в это время года: представители окраин явиться не пожелали. Винить их он не мог: перебираться через пустоши без поддержки теургов было чистым самоубийством. Скорее всего, этот путь не пережила бы и сотая часть воинов. Отчасти же из-за завесы тайны, которая покрывала предстоящее дело. Прохибитор Рем свою работу знал.

Хотя явились лишь некоторые, притаившейся в тени Аластрии армии хватило бы, чтобы без передышки вырезать несколько городов. Солдаты в полном доспехе отрабатывали маневры, оттачивали мастерство, чтобы в решающий момент без всякой пощады уничтожить врага. Даже без теургов: у тех хватало своих забот, это была мощная сила. Да, мощная, грозная…

«…и совершенно бессмысленная», — подумал Нокс.

В раздумьях остаток пути прошел быстро. Теург приблизился к высокому шатру из красной ткани, спрыгнул с мицелана и похлопал скакуна по кожистому боку. Привязал зверя к одной из жердей, которые частоколом стояли по сторонам от палатки. Подойдя чуть ближе, он услышал срывающийся тенор. Ему вторил басовитый голос.

Теург откинул полог и шагнул в полутьму шатра.

— А я говорю, атаковать нужно немедленно, прямо сейчас! — Воскликнул пожилой человек в белом наряде и невысокой конической шапочке. — И бить нужно без утайки!

— Опять начинается… И нарваться на укрепленную стену добрых двадцать метров высотой? Вы в своем уме? — Ответил коренастый мужчина тех же лет с густыми усами, бакенбардами и необычайно живыми, ястребиными глазами цвета ореха. — Лобовой атакой! Да нас перебьют раньше, чем мы пернуть успеем!

Нокс незаметно обошел вокруг большого дубового стола и занял свободное место, кивнул всем присутствующим. На его жест ответил только молодой человек в красном. Еще один, совсем юноша лет шестнадцати с коротко остриженными волосами, неуверенно потупил глаза. Двое других были слишком заняты спором и не обращали внимания на прибывшего.

— Сейчас нападения он как раз не ждет! — Не унимался человек в белом, — такой шанс дается лишь единожды, истинно говорю, мне было видение! Наши солдаты в блестящих доспехах, стены, что пали словно сделана из пепла и череп предателя под пятой прекрасного воина, облаченного в железо! Нас ведет сам Владыка! Кто мы такие, чтобы сомневаться в его мудрости и несравненной милости?!

— Да, да, ну тогда я стройная храмовая девственница вооот с такими грудями! — Рыцарь сделал выразительный жест, изображая неестественно преувеличенные изгибы женского тела во всех анатомических подробностях.

Тот, что в белом, недоверчиво расширил глаза, а потом покраснел как кровяная колбаса.

— Кощунство! Кощунство! Да вы богохульник! — Старик ударил кулаком по столу. Раздался звон стоявших кубков. Красное содержимое сосудов засуетилось, едва не расплескавшись по отполированной глади дерева. Мужчина резко вскочил с места. — Теперь мне все ясно! Ваш брат и вы… не иначе дурная кровь взывает к дурной крови! Истинно говорю! Семейство Латвер должно нести клеймо еретиков!

С каждым словом одетый в белое тыкал пальцем в своего оппонента да так, что тряслись обвисшие как у собаки брыли. Для полноты образа не хватало разве что обильно брызгающей слюны.

— Что ты сказал? — Дородный мужчина в доспехах сверкнул острыми как лезвие клинка глазами и медленно поднялся. Он положил руку на рукоять широкого меча, намереваясь одним рывком обнажить оружие.

В воздухе густым, липким ихором разлилась жажда крови. Юноша вскочил из-за стола, подбежал к дородному рыцарю, разверз руки и перекрыл своим телом путь.

— Отец, умоляю вас, остановитесь! Вы не смеете!

Рыцарь смерил его суровым взглядом и презрительно хмыкнул.

— Ишь ты, будешь еще отцу указывать, что он смеет, а чего не смеет! От горшка два вершка, а туда же! У тебя уши законопатило? Этот мерзавец только что нас оскорбил! — Прорычал рыцарь и ткнул толстым мозолистым пальцем в церковника, который ответил полным презрения взглядом, — шлюший сын, бесполезный груз на моей шее. Ни силы в дряблых ручонках, ни тактического гения, ни на худой конец, проблеска умишка! Болван болваном! И куда смотрел магистрат, когда навьючивал нас такими бездарями? Так еще и языкаст сверх всякой меры. Я никому не позволю поносить славный дом Латвер! А теперь…

Рыцарь попытался обнажить клинок, но его руку перехватила изящная молодая рука, которая подошла бы скорее деве, чем крепкому на вид юноше.

— Убери руку.

— Нет, отец.

— А ну с дороги, сопляк!

— Я сказал нет! — Упрямо повторил юноша. Казалось, он источает уверенность, но дрожащие колени говорили совсем о другом.

Нокс наблюдал за разворачивающейся баталией, которая рисковала перерасти в смертоубийство, со смесью раздражения и разочарования. Он понимал, чего стоило собрать в одном месте такую пеструю компанию, однако не мог смириться с их глупостью. Разве они не понимают, что стоит на кону?

Еще больше его раздражала предстоящая миссия. Церковники умело раздували пламя религиозного пыла, многие из собравшихся воинов уже назвали поход священным. Что они, служители в белом, понимали в священном… Что могли знать о том, как служить Его воле? Сам факт того, что его призвали сюда, был нелепым и оскорбительным. Он не солдат. Он не прохибитор и уж тем более не обыкновенный палач. Ни он, ни его братья никогда не были тупыми орудиями смерти, что бы ни думали другие. Теперь, однако же, предстояло вернуть безумцев на путь разума, к здравому суждению.

— Тогда как пить дать сейчас получишь по первое число!

— Владыка! И этот человек называет себя бароном! Недостойный, что готов поднять руку на глас рассудка, — воздев руки к небу, воскликнул одетый в белое.

— Достаточно, — произнес молодой человек в красном. Все это время он наблюдал за перепалкой с безразличным видом. Голос был глубоким и на удивление спокойным, — хватит этого фарса, викарий Ледер.

Ледер перевел взгляд на говорившего. На его лице застыло удивление. Наконец, церковник опустил руки.

— Как пожелаете, прохибитор… — сказал викарий, насупившись.

Прохибитор удовлетворенно кивнул.

— Что же до вас, господин Магнус, — он встал с резного стула, поправил алую сутану, — сатисфакцию за оскорбление семьи вы можете получить позже и иным способом. Сейчас у нас есть более насущные дела. Мы потеряли день в пустую, но так ни к чему и не пришли. Ваши распри делу не помогают.

— Но, господин Рем! — начал было Магнус, однако прохибитор поднял палец вверх, призывая к тишине. Единственным жестом он дал понять, что не потерпит препирательств. Спорщик немедленно замолчал.