Упс... Ошибочка вышла

Дэрек допил оставшийся глоток вина, хмуро поставил бокал на стол.

— Вообще-то они правы, — осторожно заметила я, чувствуя, что диагноз с вердиктом Дэрека раздражают.

— Я же не спорю. Правы, — он отодвинул от себя бокал, посмотрел мне в глаза: — Опасным для общества нечего делать в городе. Таких помещают в специальную тюрьму. Это самое правильное слово для обозначения крепости, построенной из зачарованных камней, блокирующих всю возможную магию. Туда можно передавать одну книгу в месяц, к заключенному она попадет только после тщательной проверки. Письма, а допускается два письма в месяц, тоже проверяют. Свидание одно в три месяца, присутствие защищенного от воздействия камней крепости мага-служащего обязательно.

— Кошмар, — выдохнула я.

— Заключенные находятся в одиночных камерах, прогулки тоже в одиночестве. Еду и питье приносят три раза в сутки, передают через прорезь в двери, — жестко продолжал Дэрек. — Никакого дополнительного обслуживания, если у заключенного слабое здоровье.

— Господи, ужас какой, — я неверяще хлопала глазами. — Но ведь твой отец не преступник. Я понимаю, если бы такое применяли к преступникам. К убийцам, насильникам… Но твой отец — жертва чужого эксперимента и ужасного стечения обстоятельств!

Дэрек кивнул:

— Именно поэтому мне удалось добиться приписки, разъясняющей тип угрозы и подчеркивающей, что нет необходимости в таких ограничительных мерах. Можно обходиться и домашним арестом, если будут соблюдаться определенные условия. Леди Айла очень помогла мне в этом, свела с нужными драконидами, поручилась за меня, когда решался вопрос о назначении меня постоянным опекуном отца.

— Та самая леди Айла, с которой мы общались? — ошеломленно уточнила я. — Та самая леди Айла, которая сомневалась в силе твоего дара и способностях?

— Да, та самая леди Айла, — подтвердил Дэрек и растерянно пожал плечами. — Не представляю, почему она себя так вела вначале. Это совершенно на нее не похоже. Даже не восстановленный запал так не меняет драконов.

Он не впервые говорил, что пожилая драконица показала себя с неожиданной стороны, но только теперь я насторожилась. Все же многовато странностей связано с нынешним отбором, но эту тему определенно лучше обдумывать на трезвую голову.

— А какие условия нужно соблюдать, чтобы оставили домашний арест?

— Их не так много. Главное — отец должен быть лишен возможности причинить вред посторонним.

— «Посторонним», — хмуро повторила я. — Ты не в счет, так?

Он коротко кивнул.

— Ты права. Я не в счет. Ведь именно я добивался того, чтобы приписку сделали, чтобы смягчили меру пресечения. Я. Не кто-то другой. Значит, проблемы и сложности, связанные с этим решением, тоже полностью и целиком мои.

— Несправедливо! — пылко возразила я. — Это попросту неправильно. Почему это наследники экспериментатора ничего никому не должны? Это возмутительно!

— Таковы законы в Эвлонте, — сухо ответил Дэрек.

— Это возмутительные законы!

— Возможно, но от этого они не меняются, — его голос прозвучал безэмоционально, безжизненно, но от горечи, которую он скрывал, слезы болезненно сдавливали мое горло. — Леди Айла и другие драконицы, помогающие госпоже Цельессе во время отборов, к моему огромному удивлению, надавили на наследников того лорда, у которого служил отец. Те в результате назначили отцу пенсию, хоть любой суд, изучивший полностью прикрывающий наследников контракт, не присудил бы ничего. Пенсия пожизненная, но крохотная. Ее хватает на еду для отца, ни на что больше, но и это подспорье. Я, признаться, не рассчитывал и на такую помощь.

А я не рассчитывала на такой ответ. Из-за него у меня в голове как-то не складывался пазл. Если о прокорме для одного человека, то есть драконида, можно было не беспокоиться, а сумму, необходимую для оформления лицензии ловца и покупки артефакта можно было накопить за три-четыре года, почему Дэрек подрядился на такое количество работы? И алхимик, и патологоанатом, и внештатные заказы? Почему? Ответ оказался неожиданным и поразительно драконьим.

— С одной стороны, необходимость разрабатывать и создавать лекарство для отца — дорогое удовольствие. Очень дорогое. К этому добавляются траты на обезболивающее и другие поддерживающие его лекарства. Но с другой стороны, он не единственный член семьи с особыми нуждами.

Я удивленно вскинула брови.

— Мы уже говорили о запале, о магической искре, которая восстанавливается в определенных местах, — напомнил Дэрек и, дождавшись моего утвердительного кивка, продолжил: — Чистокровные, полу- и четверть-драконы должны восстанавливаться через разные промежутки времени, но одно остается неизменным. Это плата сам-андрунам. Драконицы-прислужницы, не имеющие человеческой ипостаси, не восстановят запал полностью, если дракон не оплатит лечение. Не потому что они корыстны, а потому что просто не смогут. Платить нужно золотом.

— Другие металлы не подходят? — на всякий случай уточнила я, хоть и предугадывала отрицательный ответ. Во всех сказках драконы до ужаса любили золото. Красивый, но совершенно бесполезный для них в условиях европейского фольклора металл. Может, Дэреку удастся ответить на терзавший меня в детстве вопрос «зачем драконам именно золото»?

— Нет, не подходят. Их сложней зачаровать должным образом. Ведь расплавленное золото необходимо для защиты и насыщения яиц магией. Его используют в составах, нужных для лечебных заклинаний сам-андрун. Основ их волшебства я не знаю, поэтому не возьмусь рассказывать, — он развел руками. — Понимаешь, то, что происходит на Острове, — таинство, жизненно необходимое волшебство. За свои чары сам-андруны берут вполне умеренную плату, но золото тоже пришлось копить.

Дэрек говорил о запале, об Острове, о том, как улетел, оставив отца на попечение деда. Я коварно подлила ему еще вина, но это спаивание было вознаграждено честными и до слез откровенными словами о жесточайшей экономии, о бессонных ночах и работе над составами и формулами. Рассказом о том, как старший Алистер распорядился зельем, на которое его сын потратил все силы и деньги, оплачивая не только сами редкие ингредиенты, но и взятки, благодаря которым удалось выбить составляющие вне очереди.

Вряд ли я услышала бы все это, не будь алкоголя, развязавшего язык Дэреку. Он не хотел жаловаться или сетовать на судьбу, даже сейчас не давал собственной оценки поведению и поступкам отца. Просто рассказывал о своей жизни.

Мы сидели в беседке, укрывшись одним большим пледом. Дэрек попробовал сказать что-то о приличиях, но я отрицательно покачала головой и взяла его за руку. Когда наши ладони соприкоснулись, случилось нечто странное, но прекрасное — эмоции Дэрека в одно мгновение стали ярче, красочней, выпуклей. Они полностью завладели моим вниманием, и с этой минуты я уже почти не слышала слова Дэрека. Я воспринимала его рассказ на каком-то немыслимом прежде уровне. И на этом уровне я ощущала, как мое сочувствие сглаживает колкие грани досады, притупляет шипы горечи, расслабляет тугие узлы постоянно скрываемой, подавляемой обиды на отца.