Ураган Уайетта

Росторн понял, что оказался в гуще разгромленной армии Серрюрье, и когда услышал на дороге, которую только что пересек, урчание грузовиков и резкие крики команд, то понял также, что начинается перегруппировка сил для завтрашнего боя, который, вероятнее всего, произойдет именно на том месте, где он сейчас находится.

II

Доусон почувствовал себя лучше, когда площадь Черной Свободы, вид которой вызвал у него ужас, осталась позади. Ноги его не были повреждены, и он легко поспевал за торопившимся Уайеттом. Хотя центр города сейчас не обстреливался, с северной стороны доносился и постепенно усиливался шум битвы, и Уайетт стремился добраться до «Империала» прежде, чем там начнутся боевые действия. Он должен был убедиться в том, что Джули в безопасности.

По дороге от площади им все чаще стали попадаться люди – в одиночку, парами, затем группами побольше. В районе «Империала» уже бурлила толпа, и Уайетт понял, что становится свидетелем паники населения во время войны.

Преступные элементы уже начали пользоваться ситуацией, и дорогие магазины вблизи отеля были разгромлены и разграблены. Тела, лежавшие на их порогах, свидетельствовали о том, что полиция старалась принимать защитные меры, но Уайетт заметил и два трупа в полицейской форме.

Улицы Сен-Пьера становились небезопасными для передвижения.

Они продрались сквозь кричащую возбужденную толпу, подбежали ко входу в отель и через вращающуюся дверь вошли в фойе.

– Джули! – крикнул Уайетт. – Костон!

Ответа не было.

Он пересек фойе и наткнулся на мертвого солдата, лежавшего рядом с перевернутым столиком. Он крикнул еще раз, затем сказал Доусону:

– Я пойду наверх, а вы посмотрите здесь.

Доусон вошел в бар, давя подошвами битое стекло. Здесь явно побывала веселая компания, оставившая после себя полупустые бутылки, грязные стаканы. Доусону захотелось выпить, но он подавил в себе это желание – сейчас было не до выпивки.

Он осмотрел первый этаж, но не нашел ничего, заслуживающего внимание и вернулся в фойе, где уже находился Уайетт. Лицо его было мрачно.

– Их нет, – сказал он, глядя на тело солдата, вокруг которого летали мухи.

– Как вы думаете, может, их увели солдаты? – предположил Доусон.

– Не знаю, – ответил Уайетт с тяжелым вздохом.

– Сожалею, что так все вышло, это из-за меня.

– Ну, это неизвестно. Нас в любом случае могли замести, – сказал Уайетт и вдруг почувствовал, что у него слегка кружится голова. Он сел на стул.

– Знаете что? – сказал Доусон, – озабоченно глядя на Уайетта. – Давайте поедим. Когда мы ели в последний раз? – Он вытянул свои забинтованные руки и сказал извиняющимся тоном. – Я бы сам раздобыл еды, но думаю, что не смогу открыть консервную банку.

– Вы правы. Надо поесть. Я пойду посмотрю, что там можно найти.

Десять минут спустя они жадно набросились на консервированное мясо. Доусону удалось левой рукой захватить ложку и, зажав банку между правой рукой и туловищем, он, несмотря на неудобство и боль, вполне мог действовать сам. Ему страшно не хотелось, чтобы Уайетт кормил его с ложечки, как ребенка.

– Что ж нам теперь делать? – спросил он.

Уайетт, прислушиваясь к артиллерийской стрельбе, покачал головой.

– Не знаю. Жаль, что они не оставили никакой записки.

– А может, оставили.

– В комнатах ничего не было.

Доусон задумался.

– А может, они были не в комнатах? А, допустим, в подвале. Услышали стрельбу, шум, ну и решили спрятаться.

– Здесь нет подвала.

– Ладно, тогда где-нибудь еще. Куда бы вы пошли во время артобстрела? Я знаю в Лондоне одного репортера, он, помнится, говорил, что лучшее место – под лестницей. Давайте посмотрим.

Он неуклюже положил ложку, встал и пошел к лестнице.

– Эй, – позвал он. – Тут что-то приколото на двери.

Уайетт со стуком опустил свою банку и бегом бросился к Доусону. Он оторвал записку от двери и стал читать.

– Костон исчез. Но остальным удалось выехать на машине Росторна. Она направились на восток, подальше от залива. – Он перевел дыхание. – Слава Богу!

– Прекрасно, я рад, что они уехали отсюда, – сказал Доусон. – Ну а мы что будем делать? Попытаемся их догнать?

– Вам, пожалуй, так и надо поступить.

Доусон посмотрел на Уайетта с удивлением.

– Мне? А вы что собираетесь делать?

– Я все время прислушиваюсь к артиллерийским залпам. Мне кажется, Фавель успешно наступает. Я хочу повидаться с ним.

– Вы что, не в своем уме? Вы попадете в самое пекло этой проклятой войны, вас же застрелят. Давайте лучше вместе пробиваться на восток.

– Нет, я остаюсь, – сказал Уайетт упрямо. – Кто-то должен сказать Фавелю об урагане.

– Почему вы думаете, что Фавель станет вас слушать? Вы уверены хотя бы в том, что вам вообще удастся добраться до него? Когда Фавель войдет в город, тут такое начнется!..

– Мне кажется, что Фавель разумный человек, не такой психопат, как Серрюрье. Если мне удастся попасть к нему, он меня выслушает.

Доусон застонал, но взглянув на решительное лицо Уайетта, понял, что переубедить его бесполезно. Он сказал:

– Вы упрямы, как сто ослов, вы прямолинейны и настырны, Уайетт, вы идиот, лишенный здравого смысла. Но если уж вы так настроены, я останусь с вами до тех пор, пока не увижу своими глазами, как вы будете расплачиваться за свое упрямство.

Уайетт с удивлением взглянул на него.

– Это совершенно необязательно, – сказал он тихо.

– Я знаю, но я остаюсь. Может, Костон был прав, тут есть материал для хорошей книги. – Он бросил на Уайетта полусердитый, полуироничный взгляд. – Вы станете ее героем, чего доброго.

– Нет уж, я предпочитаю не иметь отношения к вашим писаниям, – предупредил Уайетт.

– Можете не беспокоиться, мертвый герой мне не нужен.

– А мертвый писатель ничего не напишет. Так что лучше уж вы не ввязывайтесь в это дело.

– Я остаюсь, – повторил Доусон. Он чувствовал себя должником Уайетта и надеялся, что, оставаясь вблизи его, сможет как-нибудь оплатить свой долг.

– Ну, как хотите, – сказал Уайетт равнодушно и направился к двери.

– Подождите. Давайте не бросаться головой в омут. Обсудим, что происходит. Почему вы решили, что Фавелю удалось совершить прорыв?

– Некоторое время назад велся интенсивный артиллерийский огонь. Теперь он прекратился.

– Прекратился? По-моему, все осталось по-прежнему.

– Послушайте внимательно. Пушки бьют на востоке и на западе. В центре – молчат.

Доусон наклонил голову, прислушиваясь.

– Да, вы правы. Значит, вы считаете, что Фавель пробился к центру?