Ураган
Шрифт:
— Что с вами?
Голова Парка безвольно упала на плечо. Из-под приподнявшегося левого века глядел расширенный ужасом глаз.
Когда-то говорили, что никто никогда не мог определить цвет глаз Майкла Парка. Но, заглянув в этот единственный, еще зрячий глаз, испуганно глядевший из-под сморщенного немигающего века, сосед мог сказать с уверенностью: это был цвет близко, очень близко стоящей смерти.
Глава 31
Всю субботу Андрей проявлял необычайную деятельность. По обрывкам нескольких телефонных разговоров Алексей Александрович понял, что Андрей энергично отыскивает концы для разгадки судеб тех четверых,
Андрей поделился с отцом этим огорчением.
— Единственное утешение, — сказал Андрей, — в том, что я же его и уничтожил с его «Коброй».
Генерал покачал головой.
— Представь себе, ты его не уничтожил.
— Он спасся?!
— Нет.
— Не понимаю.
— Барнс отказался вести «Пе-икс» в операцию «Кобра».
— Он жив?! — с надеждой воскликнул Андрей.
— Нет… Его упрятали в больницу для душевнобольных. Но Барнс оказался не тем, кого так просто заставишь покончить с собой «в приступе помешательства»: им пришлось грубо симулировать самоубийство.
— Бедняга Барнс… ах, бедняга!.. — повторял Андрей и ласково подвинул к трем сложенным вместе кусочкам открытки четвертый. — Жаль, что нет тех, настоящих кусков, на которых каждый из нас расписался…
Пятый кусочек, на котором было написано имя Андрея, оставался лежать в стороне.
— А этот? — спросил генерал.
Андрей покачал головой.
— Кто его знает, чем он кончит.
— Не валяй дурака, Андрей! Твой подвиг…
— Не надо, отец. Я сам знаю цену всему, — Андрей протестующе поднял руку. — Этот идиотский взрыв мог быть гибельным и для «ТУ-428», если бы он оказался в зоне действия КЧК.
— Даже тогда ты не был бы ни в чем виноват, — успокоил его генерал.
Андрей вскинул было сердитый взгляд на отца, но ничего не ответил, только с безнадежностью махнул рукой. Генерал рассмеялся и положил руку на плечо сына:
— Не тужи, Андрей, ты ни в чем не виноват и не мог быть виноват. Теперь-то уж это не секрет, а от тебя и подавно: на том «ТУ-428» никого не было…
— Ага! Значит, мне не зря намекали, будто я дрался за пустышку. Нечего сказать, герой!
— Какой дурак мог тебе это сказать?
— Мои товарищи не такие уж дураки: «Звезда Героя за оборону пустого места».
— Предотвращая подлейшую диверсию, ты выполнял боевое задание. Только последний дурак может болтать, будто ты защищал не то, что было в те минуты важным объектом вражеской диверсии. Благодаря твоему удару тот, настоящий, «ТУ» дошел до Москвы целым. И правительство правильно сделало, изменив его маршрут и подставив под удар пустую машину.
— Экипаж пустого «ТУ», отвлекавший на себя «Кобру», совершил куда более значительное дело, нежели твой
покорный слуга, — исподлобья глядя на отца, сказал Андрей. — А между тем мне — звезда, а о них ни слова. Несправедливо это. Может статься, сыграло роль то, что я… твой сын?Генерал нахмурился.
— Фу ты! Я все забываю… Ты ведь можешь и не знать: некого было награждать. — И, заметив испуганный взгляд Андрея, поспешил пояснить: — Не награждать же было радиоаппаратуру, которая с командного пункта вела «ТУ» без пилота!
Андрей совсем потемнел.
— И за это мне… звезда?! Да, пожалуй, все-таки… — И он пальцем отодвинул свой клочок картинки, пододвинутый было генералом к остальным четырем.
— Ладно, будет, не мудри, Андрей! — Генерал сдержал раздражение, едва не прорвавшееся из-за упрямства сына. — Погляди-ка лучше вот на это. — И он протянул Андрею папку.
Андрей поднял на отца вопросительный взгляд.
— Да, да, откровения этого самого разбойника, сбитого тобою, — сказал генерал.
— А с чего он разоткровенничался?
— Почему же ему было не поговорить с представителем его собственного посольства! Мы разрешили воздушному атташе свидание с Функом. Надо было опровергнуть пущенный по мировой прессе гнусный слушок, будто мы выжимаем из этого пирата признания недозволенными методами.
— Это запись их разговора? — Андрей раскрыл папку.
— Магнитофонная лента.
— Они знали, что запись ведется?
— А мы им не говорили, что не станем записывать. Не хватало еще обещать шпионам соблюдение тайны их бесед!
— Значит… — задумчиво проговорил Андрей, — здесь все-таки не все, что они сказали бы друг другу, будь они уверены в тайне.
Генерал пожал плечами.
— Возможно… Но и того, что сказано, достаточно. Функу уже нечего было скрывать от нас — мы знали все. Прочти вот это местечко: прямо касается того, о чем ты только что говорил.
Генерал указал страницу, и Андрей прочитал:
Атташе. Вы говорите, что не заметили, как вас атаковал советский самолет?
Функ. И не мог заметить. Он же подходил сзади, нагонял меня. А локатор у меня уже не работал.
Атташе. Странно, очень странно…
Функ. Ничего странного… Откуда мне было знать, что на такой высоте возможна атака! Меня же уверяли, что у русских нет ни одной машины, способной подняться выше тридцати трех тысяч. Я только для того и шел на сорок, чтобы не упустить «ТУ». Иначе я мог набрать всю сотню.
Атташе. Все-таки не могу понять: каким образом вы остались живы, а инженер Патце погиб?
Функ. Сколько же раз объяснять: удар в хвост я принял за взрыв двигателя, ну и…
Атташе. Что?
Функ. Ну и… у меня вовсе не было желания отправляться на тот свет.
Атташе. Почему же вы не воспользовались катапультой?
Функ. Ребенок я, что ли? Будто я не знал, за каким чертом возле катапульты ковырялись механики этого типа Шредера. Потяни я ручку катапульты — фьють!..
Атташе. Но вы же все-таки включили подрывной механизм, который у вас был на случай вынужденной посадки.
Функ. Это совсем другое дело. Там был часовой механизм. Я знал: заряд сработает, когда меня уже не будет в самолете.
Атташе. А ваш спутник, Бодо Патце?
Функ. А разве вам было бы приятней, если бы и он сидел тут вместе со мной?
Атташе. Нам было бы приятно, если бы здесь не сидел никто.
Функ. Это я знаю.
Атташе. За это вы и получали деньги.
Функ. Деньги, деньги!.. Едва ли теперь удастся ими воспользоваться… Деньги!
Атташе. Да, теперь ваше дело плохо: русские вас не пощадят.