Ураган
Шрифт:
— Сеньор Мид, — прервал его начальник станции дружеским доверительным тоном, — управление железных дорог не станет заключать контракт с оговорками, которые накладывают на него какие-либо обязательства. Даже законы нашей страны не распространяются на управление железных дорог. Какую же силу может иметь контракт? Давайте подпишем как есть, и грузите свои бананы… Когда догадаются, в чем штука, скажете, что у вас не было другого груза для перевозки, а там видно будет.
Шли дни.
Хуан Состенес Айук Гайтан поставил грузовик у дверей гостиницы, недалеко от театра. Здесь они должны встретиться с гринго Мидом. Хуан затянул потуже пояс (сидя
Когда-то, при жизни отца, Хуан не вдумывался в смысл этих слов. Теперь же, когда нет у тебя никого, как радостно сказать кому-то: «Отче, отче наш».
— Отче наш, иже еси на небеси…
«И вовсе это не выдумка, — подумал Хуан. — Он есть там, наверху. Отец, который на небесах, он, наверно, всем отец, у кого родной-то помер. Своему небесному отцу мы говорим «ты», значит, на земле и подавно никому не надо говорить «вы». Хорошо человеку, когда он может сказать кому-то: «Отче наш, иже еси на небеси…»
Музыка оглушила его торжественным ревом. Он чувствовал, что весь, всем телом уже не здесь, среди коленопреклоненных людей, а там, в этой музыке, в величественном громе, в низких раскатах, то утихающих, то нарастающих вновь. Музыка была похожа на тропический ливень — срывалась в бешеном реве, вдруг затихала, бормотала, будто во сне, долго-долго, а потом опять набирала силу, и потоки воды рычали, хлестали по телу, будто плетьми. Музыка вырвалась на паперть, и «Да святится имя твое…». На чем это играют? Какая-то штука с трубами.
Несколько дней тому назад компаньоны купили участок Фуетэ, а заодно и желтый грузовик, на котором ездил теперь Хуан Состенес. Он вышел из церкви на улицу и еще издали увидал перед дверью гостиницы рядом со своим желтым грузовиком красную машину мистера Мида.
Значит, Мид уже здесь. Хуан Состенес ускорил шаг. Вместе с Мидом приехали остальные компаньоны, все они ночевали здесь, в пансионе.
Бастиансито Кохубуль не хотел оставаться в столице, говорил, что не так уж позарез целую ночь валяться в гостинице на жесткой койке. Но Лестер Мид, когда дело касалось расходов, был непреклонен.
— Нам все равно, что койка, что кровать. Мы солдаты. Идет война против Зеленого Папы, и мы на линии огня. Тот, кто забывает об этом, — плохой солдат. Индейцы спят на земле, не тратят деньги в лавках Компании, поэтому только они одни возвращаются богатыми из бананового ада. Мы тоже разбогатеем! Мы поедем домой по железной дороге, в наших вагонах, которые возят наши бананы, и будем петь песни!
— Вот тогда, — сказал Макарио Айук Гайтан, по прозвищу Косматый, — неплохо было бы разложить на рельсах кое-кого, а кого — вы сами знаете, да пусть бы поезд по ним и прокатился.
На следующий день отправились в таможню все вместе на двух грузовиках.
— Сокоррито Крус, — вызвал служащий таможни, стоявший в дверях одного из складов.
— Я, — послышался женский голос. Невысокая кругленькая женщина оттолкнула Мида и его спутников и пробралась вперед.
— Я — Сокоррито Крус, а вот он — Ниньо де Гойя.
Позади женщины показался мрачный испанец в кордовской шляпе.
— Это ваша мельница для банановой
муки? — спросил таможенник.— Чего-о-о? — протянул Ниньо де Гойя.
— Будь проклят тот, кому вздумалось везти сюда эту пакость! — сказала Сокоррито. — Мы насчет нашего гардероба, моего и вот его, чтобы вы знали!
— Я и не слыхивал о таких мельницах.
— Накажи меня святая дева дель Пилар.
— Ну, святая дева мелет одни только звезды. А захочет — так ваши глазки, и получается свет, лучи золотенькие…
— Это все дома, в Испании. Здесь, в Америке, мелют даже то, что молоть не полагается. Моей мельнице здесь молоть нечего, только твое зерно ей и годится, Ниньо де Гойя. Мельницы хороши, когда зерно мелют, и прекрасная мельничиха сидит как в старинном фарсе, а тут черт знает какая дрянь!
— Сколько у вас мест? — спросил испанцев таможенник.
— Всего только тридцать шесть, — отвечал Ниньо де Гойя, — мы люди скромные…
У другой двери служащий занялся владельцами мельницы для бананов. Лестер и его друзья волочили тяжеленные тюки, огромные ящики с деталями и, наконец, самое тяжелое — жернова. Все это с величайшим трудом, с помощью рычагов и катков погрузили на два грузовика.
Сокоррито Крус приподняла юбку, стала поправлять подвязку. Лестер Мид увидел смуглую тугую плоть и потерял покой. Волнение смешивалось со злобой — зачем она говорила гадости про мельницу, смолоть ее в порошок за это и то мало! Он слышал, что вещи актеров отправляют в отель «Париж», сошел с грузовика, сказав, что ему необходимо срочно позвонить в Нью-Йорк, подождал, пока машины одна за другой повернули за угол…
Сокоррито Крус занимала комнату, выходившую одним окном во двор, а другим — на улицу, в соседней комнате поместился Ниньо де Гойя. Мид устроился поблизости, в одном из не занятых еще номеров.
В первый день он следил за каждым их шагом. Сокоррито Крус заметила, что высокий блондин поглядывает на нее, потом он ей поклонился. «Какой милый, — подумала Сокоррито, — в Испании мужчина не склоняется перед разъяренным быком, это верно, но и перед женщиной он тоже не склоняется, с ней он обращается, как с быком: сначала дразнит плащом, потом вонзает бандерилью и, наконец, начинается битва не на жизнь, а на смерть».
Битва не на жизнь, а на смерть началась в тот день, когда Мид вошел в ее номер. Сокоррито обмерла. За стеной глухо раздавались шаги Ниньо де Гойя. Сокоррито не спеша повернула голову — пусть видит, как она уверена в себе, надо же дать понять этому американцу, что она не из тех женщин, которых можно взять нахрапом. А если она не кричит и не гонит его вон, так только потому, что вовсе не собирается поднимать скандал и пятнать свою репутацию, она же не какаянибудь легкомысленная особа.
— Вы ошиблись дверью?
— Нет.
Она растерялась от этого решительного «нет». Мид шел прямо на нее.
— Что вам надо? — испуганно вскрикнула Сокоррито и спряталась за ветхую шелковую ширму.
— То, что я вижу перед собой.
— Ах, вы хотите то, что видите перед собой? Ничего не получится. Штучка, конечно, аппетитная, не спорю, только у нее есть хозяин, ясно? Хозяин имеется.
Мид схватил ее за плечи, и, ощутив тепло его сильных рук, она сразу ослабела, обмякла, как тряпичная кукла. Она-то, кажется, видала всякое, кто только ее не домогался, а тут, на тебе, растерялась перед этим упрямым кровь закипала в его жилах. Страстно желал он эту женщину, и в то же время хотелось измолоть ее в муку, уничтожить…