Уральская пленница
Шрифт:
Я что, связана? Где я? Что со мной?
– О-о-о-о, – воздух с трудом вырвался из глотки. – О-а-а-а-а!
– Очнулась? – перед ней замаячило небритое лицо давешнего вертолетчика. – Потерпи, немного осталось. Как приземлимся, я тебя развяжу.
Лицо исчезло, и Ольга поняла, что находится внутри вертолета, который нещадно мотают воздушные потоки, вокруг неё тюки и мешки, коробки и ящики. Она лежит на вибрирующем полу, а от рядом стоящей огромной канистры несет соляркой.
Голова гудела, и этому способствовал гул винта и грохот плохо закрепленных вещей.
Женщина попыталась подняться. Без помощи рук сложно.
Мысли в голове ворочались с боку на бок, но никак не хотели складываться в образы. Она пока ничего не понимала, но животный ужас уже вылез из дальнего угла кабины вертолета и струйкой потек к связанной женщине. И с каждой секундой он все ближе подступал, захватывая сначала малюсенькую часть души, потом все большую и наконец заполнил все существом тягучей лавой, на дне которой исчезло сознание.
В следующий раз она очнулась, когда болтанка и гул винтов прекратились. Вертолет еще подрагивал от недавнего напряжения, но уже твердо стоял на земле.
Что-то больно ткнулось в ногу, потом опять и опять. Ольга открыла глаза. Переступая через неё, мужик выпихивал из нутра вертолета громоздкие вещи.
– Хватит отлеживаться. Давай я тебя развяжу.
Он потянул её как тюк, пригнул голову к коленям и чиркнул ножом по веревке, стянувшей кисти рук. Руки безвольно упали вдоль тела. Они не слушались и выглядели чужими: набухшими от перетяжки, темно-бордовыми, с посиневшими ногтями.
Ольга подтянула к себе колени и, опираясь на локти, сделала попытку встать. Но и ноги её не слушались.
– Чем ты меня…
– Электрошокером.
– Зачем?
– Потом.
Голос вертолетчика был неприятно грубым, хриплым от усталости. Он наконец выкинул наружу последний ящик, спрыгнул сам, не удосужившись помочь женщине. Она сидела на грязном полу вертолета, краем сознания отмечая, что колготки безнадежно испорчены, юбка не только в пятнах, но и разошлась по шву, одной туфли не было вообще, у второй был оторван каблук.
Со второй попытки ей удалось подняться на ноги. Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота. Костюм неприятно облепил тело, сковывая движения. Оглянувшись, женщина обнаружила в углу свою дорожную сумку.
Захотелось помыться и переодеться. Но вначале нужно было выбраться из вертолета. Короткая металлическая лесенка под тяжестью тела скрипела и вихлялась, пока Ольга спускалась на землю.
Вертолет стоял на ровной площадке, окруженной со всех сторон отвесными горами. Горы по периметру переходили одна в другую, образуя почти правильный круг. Август клонился к своему закату, и отроги гор, поросшие смешанным лесом с густым подлеском, покрылись золотом и багрянцем, подставляя свои пока не облетевшие кроны лучам проглянувшего в разрыве облаков неяркого солнца.
– Где мы?
Сквозь муть в глазах Ольга разглядывала окружающий её пейзаж и не могла поверить, что вместо проспектов Москвы она оказалась в месте, не тронутом цивилизацией. Хотя нет, кое-что здесь было.
На краю площадки, спрятавшись под кронами высоченных деревьев, стоял бревенчатый дом, рядом навес, под которым выстроились в ряд железные бочки, а на обломках кирпичей стояла ванна, некогда
белая и блестящая, а сейчас ржавая и в некоторых местах насквозь прогнившая.Чуть поодаль стояла еще одна хибарка, возле которой были свалены сухие стволы деревьев, пенек огромных размеров с воткнутым в него топором.
– Не стой, бери и неси, – мужчина подтолкнул Ольгу к ящикам и тюкам. – До темноты надо устроиться, что-нибудь сготовить и пожрать. Тут электричества нет.
Это она уже поняла, как и то, что, кроме электричества, тут не было ни людей, ни другого жилья, ни дороги из замкнутого горами пространства. Сюда можно было добраться только по воздуху и так же по воздуху выбраться отсюда.
Плохо соображая, но подчинившись грубому голосу, Ольга потянула за собой мягкий тюк, ощущая босыми ногами холод пожухлой травы и жесткость камешков.
Внутри дом был достаточно большим. В центе печка-буржуйка, возле единственного окна грубый дощатый стол, рядом такие же скамейки. Два сколоченных невысоких помоста по разным сторонам избы, очевидно, предназначались для ночлега. Все свободное пространство было завалено вещами из вертолета.
– Кидай сюда, – мужик указал на один из помостов. – И будь как дома.
Ольга дотянула тюк, взгромоздила его на помост и рухнула рядом без сил.
– Ты что-то совсем расклеилась, – усмехнулся хозяин. – Давай я тебя подлечу.
Он пошарил в одном из рюкзаков, вытащил бутылку водки и резким движением вышиб пробку. Подойдя к Ольге, он притянул её за отворот тренча, запрокинул её голову и сунул горлышко бутылки прямо в рот. От неожиданности женщина даже не сопротивлялась. И только ощутив мерзкий вкус пойла, дернулась в сторону, пытаясь освободиться от жесткого захвата. Но не тут-то было. Вертолетчик крепко держал её и продолжал вливать водку. Чтобы не захлебнуться, ей пришлось сделать несколько крупных глотков, и только после этого мучитель её отпустил.
– Ты, сволочь, – прошептала, – урод, как ты смеешь…
– Ну, вот другое дело, приходишь в себя, – мужик зло прищурил глаза. – Поспи, если хочешь, но лучше бы тебе заняться делом.
– Гад, фашист, упырь, – не унималась Ольга, – да ты знаешь, что тебе за это будет? Да тебя живьем закопают, ты понял?
Если бы она могла, она бы произносила слова жестко, напористо, но вместо этого сипела и откашливалась от попавших в дыхательное горло капель водки.
– Закопают, говоришь? – «упырь» подошел, остановился перед ней. Ей пришлось задрать голову, чтобы видеть его лицо. Водка начала действовать, и лицо врага расплывалось, теряло четкие очертания. – Детка, чтобы сразу все стало ясно, предупреждаю, хозяин здесь я, а ты так, временная жиличка. Захочу – дам тебе приют, не захочу – вышвырну вон! А чтобы ты усвоила, что все серьезно…
Мощный удар обрушился на женщину. Она даже не успела понять, куда он пришелся – все разом померкло перед взором, и наступило спасительное бесчувствие.
Сколько она пробыла в обмороке, неизвестно, но пробуждение было ужасным. Во-первых, голова раскалывалась от боли так, что выжимало слезы, во-вторых, один глаз ничего не видел, на ощупь вместо него был болезненный отек размером с яблоко. И самое неприятное – она обмочилась, то ли от слабости, то ли от боли. Сырость внизу и запах мочи были непереносимы. Хотелось вымыться, но больше хотелось умереть или хотя бы провалиться сквозь землю от стыда и бессилия.