Уравнение с тремя неизвестными

С первого этажа через стеклянный переход, превращенный в зимний сад, можно попасть во вторую часть дома. Всю ее занимала большая комната в два этажа с окном во всю стену. Дом был построен художником, обустроившим в этом помещении свою мастерскую, наполненную воздухом и светом. Киреев же использовал ее в качестве галереи, развесив принадлежащие ему произведения живописи. Непревзойденный эксперт во всем, что касалось мирового искусства, он собрал довольно неплохую коллекцию картин, которую и Дорошин, и Лена уже успели оценить.

На уровне второго этажа комнату огибала не очень широкая, но достаточно просторная круговая эмпора, где тоже висели картины. На правой, более широкой половине стояли мягкие кресла для бесед, не предназначенных для посторонних ушей. На левую, более узкую, выходили две двери, ведущие в еще две небольшие спальни. Натурщицы тут раньше переодевались, что ли?

Лена заметила, что комнаты эти вызвали у мужа какой-то особый интерес. По крайней мере, она видела, как он несколько растерянно озирался, словно пытаясь что-то понять. Но жена Эдика Таня позвала их завтракать, и они вернулись в основную часть дома, а после чая отправились гулять по окрестностям, знакомясь с местными достопримечательностями и не путаясь под ногами хозяев, ожидающих приезда других гостей.

Поселок художников вызывал у Лены живой интерес. Уже больше ста лет он разительно отличался от привычных районов столицы, причем так было и в сталинские времена, и в хрущевскую оттепель, и в брежневский застой, и в горбачевскую перестройку, и в «лихие девяностые», и нынче. Отличие бросалось в глаза во всем: от застройки до образа жизни. Ни тебе «сталинок», ни хрущевок, ни современных небоскребов из стекла и бетона. Отдельные особняки – от старинных до современных. И особая тишина, словно в пятистах метрах и не живет, дышит, работает, отдыхает огромный мегаполис.

Готовясь к поездке, Лена освежила в памяти все, что знала про реализованную здесь концепцию города-сада. Градостроительная задумка изначально сочетала в себе свободную планировку, необычные пространственные решения, а также вписывала строящиеся жилища в окружающую среду, опираясь на новаторские в те времена идеи философа Павла Флоренского и художника-графика Владимира Фаворского.

Самая широкая в поселке улица носила имя художника Поленова. Проходя через главную площадь, она резко ломалась под острым углом, что порождало иллюзию бесконечности. На этот же эффект работала и «лестница Микеланджело», то есть искусственное сужение улицы, удлиняющее ее в перспективе, и торцы домов, построенные специально без окон.

С самого начала в поселке было не найти двух одинаковых домов. Какие-то строились в виде сторожевых башен, иные – в стиле северного деревянного зодчества, один из домов имитировал русскую избу, другой представлял собой коттедж с нарядными окнами, третий – крепость, огражденную зубчатыми стенами. Все это позволяло на небольшой территории в двадцать один гектар создать иллюзию огромного, даже величественного пространства.

– Удивительно, что в советские времена построили что-то подобное, – задумчиво сказал Дорошин, когда они не спеша брели по утопающим в зелени улочкам.

– Концепция «города-сада» оказалась крайне популярна в начале двадцатого века, – тут же откликнулась Лена. – Сама идея сочетания плюсов городской и деревенской жизни опубликована в книге английского социолога-утописта Эбенизера Говарда в 1898 году. Спустя пять лет задумка дошла до Москвы, где стали планировать строительство первого такого района на Ходынском поле. Однако несколько российских революций перечеркнули эти планы, и возродились они только в градостроительных документах 1920-х годов. Советские градостроители предложили застроить московские окраины типовыми малоэтажными поселками, в каждом из которых будет своя развитая инфраструктура: детские сады, клубы, библиотеки.

– Прямо как сейчас, – улыбнулся муж. – Все современные жилые комплексы строятся по такому принципу. Правда, они не малоэтажные, а «муравейниковые», но сути это не меняет.

– Еще как меняет, – улыбнулась Лена. – «Муравейники» и комфорт – понятия несовместимые, а тут смотри, как хорошо. Уверена, что и сто лет назад так было.

Они не спеша пошли дальше, и Лена все вертела головой, представляя, как здесь все выглядело в первые годы советской власти, когда население Москвы росло быстрее, чем возводилось жилье. В 1921 году Ленин подписал декрет о кооперативном жилищном строительстве, которое давало участникам кооператива право на застройку принадлежащих городу земельных участков.

Жилищно-строительный кооператив «Сокол» образовался первым, и произошло это в марте 1923 года. Во владение кооператива перешел земельный участок в селе Всехсвятское. Его членов обязали возвести за семь лет не менее двухсот домов. Вступительный паевой взнос равнялся шестидесяти золотым червонцам, стоимость готового дома можно было внести частями в течение нескольких лет. Она составляла около шестисот червонцев, что, по меркам тех лет, было довольно ощутимой суммой.

Понятно, что голытьба и пролетарии всех мастей претендовать на участие в подобном строительстве не могли. И первыми застройщиками «Сокола» стали сотрудники наркоматов, а также творческая интеллигенция: архитекторы, художники, ученые. Для рабочих же возвели несколько многоквартирных домов, но их, по концепции, в кооперативе было немного.

Для каждого здания был разработан индивидуальный проект. К этой работе привлекли выдающихся российских зодчих: Алексея Щусева, позднее построившего два временных и один постоянный Мавзолей Ленина, главного архитектора Московского Кремля Николая Марковникова, Ивана Кондакова и братьев Весниных.

При строительстве использовали передовые инженерные технологии, например впервые применили фибролит – спрессованную с цементом древесную стружку, а также в качестве фундаментов оборудовали бетонные чаши с особой системой вентиляции. Позднее все новации были внедрены и в массовое советское строительство.

Первые названия улиц звучали вполне обычно: Вокзальная, Школьная, Центральная, Телефонная, Столовая. Но в 1928 году им присвоили имена русских художников: Врубеля, Левитана, Сурикова, Верещагина, Шишкина, а весь район Сокол стал называться Поселком художников. Каждую из улиц засадили своей породой деревьев. Сурикова – липами, Брюллова – татарскими кленами, Поленова – серебристыми кленами, а Шишкина и Врубеля – ясенями.

К 1930 году на территории Сокола построили сто четырнадцать домов, после чего у кооператива изъяли часть территории, а в 1936-м программу кооперативного строительства остановили и все жилые строения, изначально переданные в аренду владельцам на тридцать пять лет, изъяли в собственность Москвы. В конце сороковых годов поселок капитально отремонтировали, подключили к системе городской канализации и заменили дровяное отопление на водяное.

В 1950 году поселок попытались снести. Спас его лично Сталин. В 1958 году был обнародован план многоэтажной застройки поселка, также предусматривающий снос старых зданий, однако на защиту Поселка художников встали представители Союза архитекторов и представители Министерства культуры Советского Союза. В 1975 году поселок Сокол признали памятником градостроительства первых лет советской власти и поставили под охрану государства.

Вволю нагулявшись, Лена и Дорошин собирались уже повернуть обратно к дому Киреевых, расположенному на улице Левитана, как вдруг наткнулись на небольшой антикварный магазин, торгующий предметами искусства, и, естественно, не смогли не зайти внутрь.