Урки и мурки играют в жмурки

– Отдых? – раздражённо отмахнулся Лоусон. – У меня на руках будут образцы!

– Сам говорил – конспирация. Вот и создавай видимость… Обделаем это дельце – в Мокрый Паханск махнём. В донские степи. Меня скандинавы уже замучили! Подавай им волчью травлю, хоть лоб разбей. А на Дону волков – как грязи. Перспектива…

– Вот это место, – перегнувшись к иностранцу, ткнул пальцем в карту Боря Грач. – Видите? Через рощицу, в низинку.

Дорога на карте раздваивалась и обтекала низинку с двух сторон.

– Повернём направо, – сказал Лоусон.

– А почему направо? – спросил Грач.

– А почему нет?

– Логично, – согласился громила.

Они подкатили и съехали на обочину. До низины дотопали быстро, проклиная вязкую грязь. Задувал сырой гриппозный ветерок. Лоусон поднял воротник бежевой куртки-«пилота», натянул лайковые перчатки.

– Мудило этот Генри, – проворчал водила Серёга Исай, когда они с Грачом отстали от иноземца на несколько шагов. – Блин, что за шпионские страсти? Он-то в ботинках, а у меня корочки на рыбьей стельке…

– Не бзди, – подбодрил кореша Грач. – Я тоже не в сапогах. – Он показал на свои огромные грязно-белые кроссовки. – Наше дело – обеспечить этому уроду безопасность. Пять минут «я боюсь» – и всех базаров.

– Ну-ну, – с сомнением покачал головой Исай, опасливо обходя лужицу.

Они спустились с крутого склона на широкую поляну, по которой были живописно раскиданы несколько огромных валунов. «Лунный пейзаж», – подумал Грач. Хотя хрен его знает, есть ли на Луне валуны. Вот кратеры точно есть. А поляна как раз напоминала такой огромный кратер. Может, когда-то долбанул сюда лунный камень, про который в старой песенке поётся: «Подари мне лунный камень, талисман твоей любви…». Ну, лови. Хряснул об Землю и рассыпался валунами.

На одном из них сидел худой востроносый человек в коричневой кожаной куртке и в клетчатой фуражке с выпущенными ушками. Издали он смахивал на загнанную борзую. Когда компания приблизилась к нему, незнакомец испуганно посмотрел на трио воспалёнными красными глазками. Теперь он походил уже на кролика, замученного выполнением плана по осеменению длинноухого гарема.

– Валериан Владимирович? – поинтересовался Лоусон и протянул кролику руку, стянув с неё перчатку.

– Кто вы? – хмуро спросил ушан, поднимаясь навстречу.

– Я – тот, с кем у вас назначено. Или вы кого-то ещё ждёте? Мой кейс при мне. Ваш, я вижу, при вас. В наших общих интересах совершить сделку побыстрее.

– Погодите! – нервно перебил Востриков. – А как с другой частью договора? Гражданство, предоставление политического убежища…

– Какое убежище? – саркастически спросил Лоусон. – Времена Солженицына прошли. Спокойно выезжаете в турне, мы вас принимаем, как родного. С гражданством проблем не будет, я гарантирую.

– Мне надо сейчас!

– Как вы это себе представляете? – раздражённо бросил шпион. – Вам не кажется, что хлопоты об иностранном гражданстве привлекут к вашей персоне излишнее внимание?

– Извините, я отойду на минутку, – втесался в беседу Серёга Исай. – Придавило.

– Идите, идите. Вон туда, за валун.

Исай потопал к валуну. «Пижон вонючий, – подумал он недовольно. – Зачем за камень тащиться? Можно подумать, мой болт кого-то испугает!».

– Так мы делаем дело или расходимся каждый при своём? – сухо переспросил Лоусон.

Откуда-то издалека послышались частые хлопки. Лоусон тревожно глянул на Вострикова.

– Ерунда, – рассеянно отмахнулся тот. – Здесь стрельбище неподалеку.

– Зато стрелки поблизости, – зло огрызнулся здоровяк Грач и ткнул пальцем на четверых человек, которые сбегали по склону со стороны, противоположной той, откуда появился иностранец со своими телохранителями. В руках у двоих гостей были автоматы «узи», другие ограничились банальными «макарами».

– Не дёргаться! – закричал светловолосый парень, ликом похожий на лубочный портрет поэта Сергея Есенина, и для убедительности снова выстрелил в воздух из пистолета. – Стойте спокойно – будете жить!

– Как это понимать? – обратился Лоусон к химику. – Считаете, что нас можно так просто одурачить? Милейший, да вы с ума сошли!

Однако по лицу Валериана Владимировича было видно: он ошарашен не меньше своего собеседника. Востриков побледнел так, что сходство с вислоухим белым кроликом стало пугающим. Сказать он ничего не мог, кроме странного звука «хххххх». Впрочем, Грач легко дополнил этот звук ярким продолжением.

– …уеплёты! – заорал он. – Вы что, рамсы попутали?! Стволы – в землю!

В ответ один из набегавших пустил очередь Боре под ноги. Верзила подпрыгнул.

– Ты, дебил! – взвыл он возмущённо. – Это ж пули, гондон ты штопанный! Ими же убивают, ты чего, не в курсе?!

– Лапы-то подыми, – весело предложил блондинистый тип, остановившись в нескольких шагах от троицы и пытаясь отдышаться. – А то мало что у тебя в чугункЕ варится. Ещё бросишься сдуру, как Саша Матросов. Потом дырки в тебе придётся латать.

– Кто вы? – спокойно и негромко спросил иностранец.

– Да так… – начал было блондин.

ТУТ-ТО СО СТОРОНЫ ВАЛУНА и посыпался неожиданный горох выстрелов: выскочивший из-за камня, как чёрт из табакерки, Исай, даже не успев застегнуть ширинку, принялся лупить по незнакомым пацанам с двух рук по-македонски, нещадно матерясь при этом такими кружевами, что вологодские рукодельницы обкончались бы от зависти.

Стрелял Исай не погано. Несколько пуль с приятными шлепками вошли в тела обоих автоматчиков. Блондин успел выстрелить в ответ, но тут подключился Грач: он мгновенно выхватил свою «дуру» и вогнал «Есенину» пулю точно в глаз, как в «яблочко». Четвёртый боец с гордым ликом абрека и аккуратными кавказскими усиками оказался удачливее товарищей: он лихо выпалил всю обойму в стоявших поблизости противников.

Результаты оказались неожиданными: парочка пуль просвистела рядом с богатырём Борей Грачом, остальные сшибли Лоусона и Вострикова. Озверевший Грач налетел на кавказца и сходу обрушил на его череп рукоять пистолета. Сына гор отбросило ударной волной метров на шесть, как тряпочного Арлекина.

– Грач, ты жив?! – истерически заорал возбуждённый Исай, размахивая двумя пистолетами.

– Хуль со мной сделается? – угрюмо отрезал верзила. – Ты вот на этих полюбуйся.

Иностранец и учёный представляли собой жалкое зрелище. Лоусон ещё что-то булькал, но остатки жизни уже покидали его. Перед ним в красной дымке проплывали кадры из весёлого советского фильма: пёс Барбос несётся за тремя комиками. «Мама, он меня догнал», – подумал Генри. И умер. Он лежал на холодной русской земле в своей красивой бежевой пилотской куртке так, словно неудачно выпрыгнул из подбитого самолёта, забыв надеть парашют.