Уроки разбитых сердец

— Балки? Сваи?

— Да-да. Термиты проедают дерево изнутри. Они сводят меня с ума, я превращаюсь в домашнего диктатора, который обязательно должен проконтролировать каждую деталь и все переделать по-своему, во всяком случае, так утверждает моя дочь. — Аннелизе содрогнулась, вспомнив, как Бет обвинила ее в попытке все держать под контролем. — И еще… — Она внезапно осеклась и замолчала.

— И…

Аннелизе тяжело вздохнула.

— Я могу быть с вами откровенной? Мне кажется, что да, но я не знаю, насколько это уместно?

— Можете говорить все, — кивнул Мак. — Меня невозможно шокировать.

— Я думаю, что, наверное, сама погубила свой брак. — Аннелизе решилась наконец произнести вслух ту ужасную мысль, которая мучила ее вот уже несколько дней. В том, что Эдвард ушел, возможно, больше виновата она сама, чем дурочка Нелл. Она слишком глубоко погрузилась в свою печаль, и это оттолкнуло Эдварда. — Не знаю, дошли ли до вас сплетни о нас. Муж оставил меня несколько месяцев назад, ушел к моей лучшей подруге. Отчасти это и подтолкнуло меня к самоубийству, но теперь я понимаю, что рядом со мной нелегко было жить. Нет, я никогда не хлопала дверьми и не швырялась посудой, но замыкалась в себе и отмалчивалась. Я пыталась сама справиться с грызущей меня тоской, я отгородилась от Эдварда и никогда не говорила с ним о том, что со мной происходит. За последние пять дней я рассказала врачам о себе больше, чем Эдварду за все годы брака.

Мак ничего не ответил, просто слушал. Он хорошо умел слушать и не позволял себе отвлечься ни на секунду.

— Неприятно признавать, что я совершила ошибку. Это как расписаться в собственном поражении, а я ненавижу проигрывать, и все же большая доля вины лежит на мне. Я сама воздвигла стену между собой и Эдвардом, и если бы все было наоборот, если бы я вышла замуж за человека, скрывавшего от меня часть своей жизни, я бы тоже захотела от него уйти. Когда наша дочь выросла, я отдалилась от мужа еще больше.

При мысли о Бет у Аннелизе к горлу подступил ком. Дорогая девочка ни в чем не виновата, просто прежде, ребенком, она требовала больше внимания и заботы. Бет нуждалась в защите, и Аннелизе готова была на все ради нее, она смеялась, когда ей вовсе не было смешно, улыбалась и даже пела во весь голос по утрам, чтобы поддерживать приятную, теплую атмосферу в доме.

Но Бет ушла, и некого стало оберегать. Любовь к мужу давно превратилась в ровную привязанность, вся страсть оказалась отдана материнской любви.

— Нелл сказала, что Эдвард перестал меня интересовать, и она была права. Да, я любила его, заботилась о нем, но не так, как прежде.

Высказав вслух все то, что так долго ее мучило, Аннелизе испытала невероятное облегчение. Горькое признание прозвучало, но сидевший рядом человек не отшатнулся от нее в ужасе, как от зачумленной. Она вдруг ощутила себя свободной, словно тяжкий груз свалился с ее плеч.

Аннелизе никогда не верила, что бесконечное обсуждение проблемы может кому-то помочь. Во всяком случае, ей это никогда не помогало. Другое дело, найти в себе смелость высказать правду, даже самую унизительную и неприятную.

— Вы хотите, чтобы он вернулся?

Этот простой вопрос неожиданно смутил Аннелизе, и в разговоре повисла неловкая пауза.

— Вообще-то нет, — произнесла она наконец. — Сомневаюсь, что кто-то из нас смог бы на это решиться. Я изменилась. Все теперь по-другому. И я не хочу становиться прежней, не хочу возвращаться в прошлое. Когда Эдвард ушел, я хотела, чтобы все снова стало как раньше, я тосковала по сложившемуся, привычному порядку вещей. Труднее всего было осознать, что я жила в своей собственной, выдуманной реальности. Эдвард и Нелл обманывали меня. Я думала, что мир плоский, а он оказался многомерным.

— А теперь?

— Теперь я знаю: я тоже себя обманывала. Жила так, словно у нас с Эдвардом благополучный, счастливый брак, а это было неправдой. Мы жили каждый своей жизнью, отгородившись один от другого. Свои сокровенные мысли я держала при себе, а Эдвард делился с Нелл. Боюсь, это не слишком похоже на идеальный брак, о котором пишут в учебниках.

— Мы с женой разошлись на второй год после того, как я бросил пить, — признался Мак. — Жена оставалась со мной, несмотря на мое пьянство, мы вместе пережили кошмар первого года реабилитации, а потом я ушел. Она так и не простила меня, но я не мог поступить иначе. Я слишком сильно изменился. Пришло время покончить с прошлым и идти дальше.

Аннелизе понимающе кивнула. Вернуться в прошлое бывает приятно, но это не выход.

— Эдвард не просил меня принять его обратно, но если бы даже и попросил, я бы не смогла. Мне нравится моя нынешняя свобода. Свобода быть самой собой. Чувствуешь себя необыкновенно легко, когда можешь говорить все, что думаешь.

— Например?

— Мне хочется сказать дорогой Коринне, которая работает вместе со мной в благотворительной лавке, что если она еще хотя бы раз попытается всучить мне свое вонючее снадобье, уверяя, что оно полностью изменит мою жизнь, я ее удавлю ее же собственными бусами из лунного камня.

— Из лунного камня?

— Он помогает сконцентрировать жизненную энергию.

— Так у нее, должно быть, масса энергии?

— Вот уж нет. Сказать по правде, бедняжку Коринну никак не назовешь энергичной, — рассмеялась Аннелизе. — Все, на что она способна, это развалиться в кресле и вещать, указывать всем на свете, в чем они не правы. Так проявляется ее активность.

— Выходит, лунный камень не срабатывает?

— Да, но я не могу ей об этом сказать, — пожаловалась Аннелизе. — Не хочу ее обижать.

— Кажется, вы только что грозили ей всеми карами? Вы очень милая женщина.

— Да, — вздохнула Аннелизе. — Милая. Я не люблю ссориться с людьми.

— Ну, кто следующий у вас в списке? — весело поинтересовался Мак. — Кому еще вам хотелось бы что-то высказать? Без обид, разумеется.

— Мне хочется сказать Нелл, что можно сделать стрижку, купить дорогую помаду и умыкнуть мужа у лучшей подруги, но не факт, что с этим самым мужем ты будешь жить долго и счастливо. На самом деле Нелл не подходит Эдварду.

— Это подсказывает вам ум или сердце? — Мак скептически поднял брови. — В вас говорит обида или здравый рассудок?

— Что мне в вас нравится, так это прямота, вы не из тех, кто стремится подсластить пилюлю.

— Сладкие сказочки — для хлюпиков. Любители сахарной глазури не приходят к «Анонимным алкоголикам».

— А если заменить сахар на сахарин?

— Это еще хуже. Глазурь только мешает видеть истину. Лучше избавиться от покровов. Мы за наготу. Голому трудно что-то утаить.