Уроки разбитых сердец
Шрифт:
«Что ж, — подумала про себя Лили, где пенни, там и фунт: заварила кашу, так не жалей масла». Она подхватила свой маленький чемодан.
— Уилсон отнесет ваши вещи, дорогая, — любезно предложил сэр Арчибальд.
— Не беспокойтесь, — улыбнулась Лили. — Я справлюсь сама.
Без большинства картин и скульптур стены Белтонуорда казались немного голыми. Наиболее ценные произведения искусства хранились в обширном погребе вместе с неизменно сокращающимися запасами вина (по слухам, сэр Арчи сильно переживал оттого, что лишился своего драгоценного рейнвейна), и все же здесь было на что посмотреть. Сэр Арчи подхватил под руку дочь и, радостно болтая, повел девушек в дом. За дверью Мейзи и Лили остановились, ошеломленно разглядывая огромный холл. Впереди
Кое-где облупившаяся золоченая лепнина над головой сияла в лучах солнца, шаловливые херувимы и нимфы на украшенном богатой росписью высоком сводчатом потолке резвились среди золотистых облаков.
Две огромные, покрытые мелкой сеткой трещин, бело-голубые вазы с изображением раскосых китайских девушек стояли у изгиба лестницы, и Лили, видевшая в Ратнари-Хаусе немало подобных вещей, догадалась, что они стоят целое состояние.
— Господи Иисусе, — прошептала Мейзи, когда они взбирались по мраморной лестнице, — никогда не собиралась замуж за какого-нибудь богатого хлыща, но теперь, кажется, понимаю, что в этом находят другие.
— Ты бы другими глазами взглянула на это райское местечко, если бы тебе пришлось самой мыть тут лестницы, — шепнула в ответ Лили, вспомнив мраморные полы в Ратнари-Хаусе.
Не важно, сколько у нее будет денег в будущем, она ни за что не станет заставлять другого человека драить ей полы, решила Лили.
— Верно подмечено.
Мейзи и Лили отвели одну комнату на двоих, и когда девушки остались одни, Лили уселась на ближайшую из двух одинаковых кроватей. Белоснежные стеганые покрывала из хлопка выглядели новыми и свежими, но все остальные вещи в комнате казались древними и выцветшими, в том числе тяжелые занавески с цветочным узором и потертый ковер на полу.
— Да, здесь тебе не «Ритц», — разочарованно фыркнула Мейзи.
— Это самая обычная семейная спальня, — объяснила Лили, — в таких остаются ночевать члены семьи или друзья детей. Настоящие комнаты для гостей выглядят получше, но не слишком помпезно. Излишняя роскошь считается дурным тоном.
— А я бы купалась в роскоши, живи я здесь, — вздохнула Мейзи, с любопытством открывая один за другим ящики комода.
— Потому-то мы с тобой никогда и не станем женами богатых хлыщей, — рассмеялась Лили. — Нам захочется иметь круглосуточное отопление, шелковые постельные покрывала, как у Греты Гарбо, и свой «роллс-ройс», а шикарные мальчики предпочитают старые занавески, обходятся без отопления да еще заставляют тебя штопать им носки, вместо того чтобы купить новые. Богатым людям нет нужды выставлять свое богатство напоказ.
— Странные они какие-то, вот что я тебе скажу, — покачала головой Мейзи, и подруги начали спешно приводить себя в порядок, готовясь к встрече с матерью Дайаны и остальными гостями.
— Мама в малой гостиной, — предупредила Дайана, когда все трое тронулись вниз по широкой мраморной лестнице. — Ей не терпится познакомиться с вами, она так много о вас слышала.
Дайана сменила дорожный костюм на пару стареньких брюк для верховой езды и легкий свитер. В этом наряде она казалась совсем юной, и Лили поймала себя на мысли, что дома Дайана выглядит немного иначе, чем в Лондоне. И в который раз за этот день Лили вспомнила Тамарин. Она представила себе, как привозит туда на свадьбу Дайану с Мейзи и показывает им все заповедные уголки своего детства. Лес, где они с Томми когда-то играли в прятки, ручей, вблизи которого лежали на животах, болтая руками в студеной воде. Она познакомила бы подруг со своей мамой, и она бы им непременно понравилась. Лили мечтательно улыбнулась. Маму все любят, она
такая добрая и приветливая. Но возможно, с Дайаной мама держалась бы по-другому, более церемонно, ведь Дай — одна из тех, других. Почему люди придают так много значения подобным вещам? Разве это так важно?Малая гостиная помещалась в левой части дома, рядом с покоями хозяев, а все восточное крыло было отдано под санаторий.
Увидев девушек, мать Дайаны встала и с улыбкой протянула руки им навстречу.
— Как замечательно, что вы приехали. — В ее голосе слышалась искренняя радость. Леди Белтон была точной копией Дайаны, только постарше, с тем же милым лицом и живой улыбкой, и с волосами, тронутыми сединой.
— Здравствуйте, леди Белтон, — чопорно поздоровалась Лили.
— У меня такое чувство, словно я давно вас знаю, девочки. Вы были очень добры к Дайане. Я никогда не устану вас благодарить. — Мать Дайаны улыбалась так тепло и приветливо, что Лили вздохнула свободнее. «Может, все не так уж плохо», — с надеждой подумала она.
Сэр Арчи при всем своем дружелюбии был джентльменом старой закваски: он умел быть очаровательным и радушным, но ни на минуту не забывал о своем положении. А леди Белтон больше походила на Дайану и была добра ко всем, независимо от их происхождения и социального статуса. «Леди Айрин она бы не понравилась», — с удовольствием отметила про себя Лили.
Обед проходил «в узком семейном кругу», как простодушно выразилась Дайана. За столом к Лили, Мейзи, Дайане, Эванджелине Белтон и сэру Арчи присоединилась Сибил со своим женихом, капитаном Филиппом Стэнхоупом, молчаливым молодым человеком с тяжелым квадратным подбородком.
Сибил хотя и была всего на два года младше сестры, характером резко отличалась от Дайаны. Весь вечер она говорила только о предстоящей свадьбе, брюзжала насчет платья и цветов и жаловалась, что из-за «этой ужасной затянувшейся войны» бракосочетание не будет таким пышным, как могло бы быть.
Лили подумала о тех, кто на себе испытал ужас войны, о Мейзи, потерявшей мать, и молодых людях в отдаленном крыле дома, чьи тела и души навсегда искалечены тем, что им пришлось пережить на линии фронта. Здесь, в тихом мирке Белтонуорда, война казалась чем-то далеким и нереальным. Сибил была членом местной «Земледельческой армии» [11] , организовывала работу девушек-дружинниц, и Лили невольно задумалась, как же она обращается с несчастными девятнадцатилетними девчонками, вызвавшимися помочь фронту и оказавшимися за много миль от родного дома, вынужденными вставать в пять утра, чтобы доить коров или садиться за руль трактора.
11
Женская добровольческая организация, члены которой работали на фермах во время Второй мировой войны.
— Вы выросли на ферме. Вам бы следовало вступить в «Земледельческую армию», — вдруг резко сказала Сибил, обращаясь к Лили, как будто прочитала ее мысли.
— Выходит, я зря училась на медсестру? — невозмутимо откликнулась Лили.
— Но вы ведь работали медсестрой еще в Ирландии, — возразила Сибил обвинительным тоном, словно этот факт перечеркивал все заслуги Лили. — Не здесь, не в Англии.
Лили почувствовала, как в душе ее закипает гнев. Знакомое ощущение. Она давно научилась справляться с ним.
— Нет, — произнесла она будничным тоном. — Я не работала медсестрой в Ирландии. Я только помогала местному доктору.
— Сибс! Лили прирожденная медсестра, не то что я, — воскликнула Дайана.
— Что ж, раз ты так говоришь, — пробормотала Сибил, грозно нацелив на Лили свой длинный нос.
— Так откуда, говорите, вы приехали, дорогая? — поинтересовался сэр Арчи.
Лили окаменела. А вдруг отец Дайаны знаком с Локрейвенами? Сейчас он заведет разговор о них, и сразу же выяснится, что Лили работала горничной в Ратнари-Хаусе. При одной мысли об этом ее передернуло от отвращения.