Уровень: Магия

Тогда откуда ощущение мути на языке? Вкус шампанского, подернутый тиной?

Наверное, с непривычки.

Ведь она еще просто не доросла, не достигла, не сформировалась в ту личность, которую показал кристалл. Она пока еще обычная Марика — неплохой сценарист и симпатичная девчонка, но не более того. Не зубастая акула, не кобра, не исполин, шагающий в железных башмаках по головам — она просто Марика.

Просто Марика, которой вдруг захотелось такой же и остаться. Секундное желание бешеной силы, за которое пришлось себя одернуть. Хотела денег? Терпи и обратную сторону. Сожми зубы и приготовься увидеть оборотную сторону медали, а как же иначе?

Завывал вокруг ветер. Ему не было дела ни до стоящей на равнине девушки, ни до голубых монументов, ни до чего бы то ни было, кроме собственного полета по миру. Прилететь сюда, донестись туда, поласкать траву, покачать деревья, согнать в кучу облака, сорвать листик с камня у горного ручья. А люди и их проблемы? Увы. Не до них.

Спустя минуту Марика никак не могла понять, почему четвертый кристалл показывает все эти кафе? В разных городах, на разных улицах… Какие-то вечером, какие-то в полдень, одни снаружи, другие внутри. Общим в этом разнообразии оставалось одно — Марика. Та самая ухоженная элегантная Марика, и ее взгляд: чуть озлобленный, тоскливый и одинокий. Появляющийся лишь тогда, когда вокруг никого.

Голоса далеких прохожих, покачивание зеленой листвы, живущий своей жизнью город. Дымящаяся чашка кофе, кусочек торта и тлеющая рядом в пепельнице сигарета.

Прошло несколько секунд. Сцена сменилась.

— Ты так изменилась! Невероятно… Квартира в центре, награды, достижения. — Старинная приятельница — белокурая Эмили, — пополневшая, одетая в застиранную блузку-рубашку и раздавшиеся на талии бриджи, с восторгом озиралась вокруг. Переводила взгляд то на стойку бара в гостиной, то на тончайшую фарфоровую чашку с золотым узором, что держала в руке. — Столько не виделись. Я рада, что ты позвонила.

— Да, я тоже.

Марика, в отличие от бывшей подруги, стояла, прислонившись к кухонной стойке с бокалом вина. Дорогой шелковый халат, расшитый орхидеями, мягко струился до пола. Даже здесь, у себя дома, она выглядела королевой, хозяйкой золотой горы, скучающей царствующей особой, непонятно с чего решившей выделить время для разговора с тенью из собственного прошлого. Неужели хотела вернуться в то время? Вдохнуть запах пыли, бедности и свободы?

— А помнишь, мы работали в том журнальчике «Женские штучки», ты вела колонку о моде, а я — о домашнем быте? Золотые были времена, я тебе скажу! Забегаловки по вечерам, сосиски в кляре, пиво по доллар двадцать. Потом еще не могли решить, кто поведет? Сколько у тебя было штрафов — пять? У меня девять. Где-то до сих пор лежат квитанции!

Эмили закатила глаза и хихикнула в кулак. Совсем как когда-то.

Марика поморщилась.

— Помню, было такое.

Качнулся на фоне темного неба белоснежный балконный тюль, задел растущую в высокой вазе декоративную Пхеллу — дерево богатства — и успокоился. В комнате воцарилась тишина.

— Как ты жила с тех пор? — спросила Марика и пригубила вино. — Долго еще работала в том журнале?

— Не, не долго. — Белокурые пряди задвигались из стороны в сторону над воротником-стойкой — Эмили покачала головой. — Как ты ушла, может, еще месяца два. А потом решила, что пора что-то менять, устроилась в «Телегид», сняла квартиру неподалеку от редакции, с тех пор там и работаю. Веду пару колонок, собираю по городу сплетни, превращаю их в удобоваримый материал.

— Сенсации?

— Ну, типа того. Платят больше, часов меньше. Там же встретила Джека, классный он парень, скажу тебе! Как Дик, помнишь? Такой же здоровый, разве что не рыжий, и голос похож.

На этот раз обе Марики — и та, что у кристалла, и та, что вела разговор на собственной кухне — поморщились одновременно.

Тот Дик был полным чмом.

— Наверное, я продвинулась в жизни не так сильно, как ты, но у меня и мордашки такой не было. Помнишь, тебе все давалось легко: ты щелкнешь пальцем, и все к твоим ногам падает.

— Да ну.

Короткий ответ прозвучал неприязненно. На лицо хозяйки квартиры наползла невидимая тень, но словоохотливая Эмили не заметила этого.

— Ага. Лучшее место в редакции, лучшая зарплата, все мужики вокруг тебя вились. Наверное, кому-то дано, а кому-то нет. Но я рада, что у тебя так. Добилась, чего хотела: роскошные апартаменты, директор своего телеканала. Тебе всегда везло.

— Везло? — Одно-единственное прозвучавшее слово раздулось от презрения и скрытой угрозы. — Ты думаешь, мне просто везло?

— Ну, не просто, наверное, но тебе все равно легче, чем другим. С такой-то внешностью.

Глаза Марики-двойника недобро сверкнули.

— Значит, по-твоему, все мои усилия сводились к раздвинутым перед мужиками ногам? Ты так обо мне думаешь?

Приятельница отставила чашку и замерла, пытаясь определить, где и что сказала не так. Попыталась неуверенно оправдаться:

— Слушай, ну, такая квартира, две машины, должность директора…

— Владельца.

— Тем более, — Эмили не уловила разницы, — мы всегда с тобой знали, как такого добиваются…

— Дура ты. Всегда была и всегда останешься. — Теперь на лице Марике читалась злоба; экс-подруга распахнула глаза и обиженно поджала губы. — Если бы ты знала, сколько я работала, чтобы получить все это. Если бы знала хоть сотую долю того, через что мне пришлось пройти. И где. И как.

Шелковый халат, подрагивающее в бокале вино и наползающая на глаза тень — голодная недобрая тень, собирающаяся попировать.

— Но тебе ведь не понять, правда? Таким как ты — плоским и примитивным — никогда не понять, каково это — днем пресмыкаться перед директором-идиотом, а ночью читать книги по бизнесу. Успевать делать двадцать дел одновременно и тратить все силы на достижение целей. Ты не ходила по тем горам, не мерзла по ночам в палатке, не… — Марика у кухонной стойки на мгновение запнулась, погрузившись в ей одной известные воспоминания, затем дернула головой, будто очнулась, и резко продолжила: — Для тебя существуют только ноги, ведь так? Ноги, которые можно раздвигать? Что ж, в этом всегда была вся ты, Эмили. И как я теперь вижу, ты нисколько не изменилась.

Лицо подруги под белокурыми кудрями сделалось бледным. Взгляд застыл поверх плеча в шелковом халате, на щеках выступили пятна.

Пальцы у тонкой фарфоровой чашки дрожали.

* * *

— Зачем я ей так сказала? Арви, зачем?

Она почему-то неосознанно начала называть его этим именем — длинноухого сервала, подобравшегося к брошенной на траве толстовке. То ли начал доверять, то ли решил напомнить о своем существовании, чтобы получить еды.

Марику трясло. Четвертый кристалл погас. Над головой кружили тяжелые низкие тучи; ветер усилился.

Не замечая собственной дрожи, она смотрела не то в желтые кошачьи глаза, не то внутрь себя, где, казалось, навечно отпечатались не то ее, не то чужие воспоминания, вытянутые из глубины камня.

— Я ведь могла промолчать, да? Могла? Или вовсе не звать ее? Зачем позволила себе вспылить? Зачем вообще…

Вопрос повис в воздухе, как и предчувствие чего-то нехорошего.

Плевать! Плевать на эту Эмили, она заслужила то, что получила, и незачем корить себя.

Подумаешь, бывшая подруга… Кому нужны такие друзья, залипшие на дне, не способные ни научиться, ни достичь чего бы то ни было?