Усадьба госпожи Ленбрау

– Что ты вопишь, оглашённая?! Я ж сказала, как накупаешься, приходи на кухню, покормлю, – ворча, Бабура зашла в ванную и увидела меня.

Розовую, мокрую, с живописной лужицей под ногами.

– Там… там – кипяток! – я обвинительно указала на парящую воду.

Бабура перевела взгляд с моего пальца на ванну, потом обратно и, ахнув, прикрыла рот ладонью.

– Что здесь происходит?! – я забыла, что стою голая перед незнакомой женщиной, и скрестила руки на груди. – Как вы умудрились её нагреть?

– Ну всё, нам конец, – выдохнула она и, опустив плечи, пошла прочь.

– Эй! Одежду мне принесите хоть какую-нибудь! – крикнула я ей вслед, уже не ожидая быть услышанной.

Поэтому сама приняла меры. Достала из шкафа одно из полотенец и начала вытираться. Однако у Бабуры оказался отличный слух, а ещё она была ответственным человеком. И спустя пару минут принесла мне халат и гребень. К тому же предложила помочь с волосами.

Но я отказалась. Пусть длинных волос у меня с института не было, а таких длинных, пожалуй, что и никогда, сама справлюсь. Не люблю, когда кто-то трогает мою голову.

Заплетя влажные волосы в косу и потуже завязав пояс халата, я вышла из ванной.

Внутреннюю робость одолела здравым смыслом. Меня ведь ждут в кухне, чтобы кормить завтраком. Значит – надо идти!

Но сначала я огляделась.

Дверь ванной выходила в длинный коридор, его освещала лишь пара открытых дверей. Мельком заглянув туда, я обнаружила обычные комнаты. Обычные для какого-нибудь музея, посвящённого восемнадцатому-девятнадцатому веку.

Только выглядело всё старым, неухоженным и неуютным. У полосатого дивана вместо одной ножки было подставлено полено. У печи не хватало изразцов. На матерчатых обоях выделялись светлые прямоугольники. Видимо, там прежде висели картины, а потом куда-то подевались.

Я шла к открытой двери в конце коридора. Оттуда слышались приглушённые голоса.

Дверь вывела меня в небольшую гостиную с красивыми тёмно-зелёными обоями, зелёными шторами на тон светлее и стоящим у стены пианино. Пальцы аж зазудели, как захотелось коснуться прохладных клавиш и сыграть что-нибудь любимое, из детства.

Пока не подошла ближе. Белые клавиши были покрыты трещинами и сколами, несколько вовсе отсутствовали. Похоже, музыку в этом доме не слишком любят.

Дверь в дальней стене была приоткрыта. Оттуда и раздавались голоса. Прислушавшись, я узнала Бабуру и старушку, поэтому вошла без страха.

Это действительно была кухня. С большой, давно не белёной печью, вдоль которой были вывешены пучки трав. Судя по тому, что травы лежали и по всему устью, летом её редко использовали. Зато в углу топилась дровяная плита с закопчённым чайником и сковородкой, на которой скворчала яичница.

Под распахнутым окном стоял деревянный стол, с обеих сторон расположились длинные лавки, во главе стоял единственный табурет.

Женщины сидели на лавках, друг против друга и ожесточённо спорили.

– Да говорю же тебе, Иста, я сама видела! Всё ей передалось, если не больше.

– Не может быть! Если барышня наша тудыть, то и это с нею должно.

– Что за шум, а драки нет? – я решила не подслушивать, тем более всё равно не понимала, о чём они.

К тому же мне обещали объяснения, а в животе уже требовательно урчало, напоминая, что организм со вчера не кормили. А он, бедненький, всю ночь и утро подвергался разным стрессам.

Увидев меня, женщины замолчали.

Бабура спохватилась и бросилась к плите. При её габаритах, двигалась женщина весьма легко и ловко управлялась с кухонной утварью. Я решила, что она здесь отвечает за готовку.

– Садись, деточка, – старушка отодвинула табурет, чтобы мне было понятнее, куда садиться. При этом и голос, и лицо у неё были уж больно жалостливые. Как будто мне предлагают не завтрак, а последнюю трапезу приговорённого.

Я опустилась на табурет. Иста осталась стоять рядом, продолжала смотреть на меня и горестно вздыхать.

Бабура раскладывала по тарелкам яичницу, одуряющий аромат которой щекотал ноздри и заставлял исходить слюной. Наконец женщина поставила передо мной широкое блюдо с глазуньей, украшенной душистой зеленью, кружочками огурцов и дольками томатов. На краю уместился ломоть тёмного хлеба, щедро намазанный густой сметаной.

По обе стороны тарелки опустились трёхзубая вилка и столовый нож, а на колени мне постелили матерчатую салфетку.

Я взяла вилку в правую руку, решив, что добрые женщины простят мне пренебрежение этикетом. Не похожи они на чопорных аристократок, да и есть хотелось сильно.

Я наколола на острые зубцы хрусткий огурчик, поднесла его ко рту и вдруг поняла, что что-то не так.

Бабура точно положила яичницу на три тарелки. Но две из них остались на столе у плиты. Да и сами женщины продолжали стоять у меня за спиной, не спеша присоединяться к завтраку.

– Эй, вы чего? Есть не будете? – я оглянулась сначала через правое плечо, потом через левое. Посмотреть на обеих одновременно никак не получалось.

– А ты не побрезгуешь с нами за одним столом трапезничать? – усомнилась Бабура.

Так они что, мне уступили своё место, а сами будут смотреть, как я ем? Это их госпожа тут такие порядки завела? А ведь женщины отзывались о ней с теплом и симпатией. Иста вообще сказала, что с младенчества её нянчила.

– Конечно, садитесь! За завтраком мне всё и расскажете.

Бабура сомневалась несколько секунд, потом принесла тарелки и поставила по длинным сторонам стола. На расстоянии вытянутой руки от меня.

Хоть женщины и понимали, что я сейчас не я, то есть не их госпожа-барышня, но приобретённые инстинкты трудно искореняются.

Я обратила внимание, что тарелки у них из дешёвой глины, шершавые, без глазури. На одной щербинка по краю. Да и ели они деревянными, потемневшими от времени ложками.

Ели молча, опустив взгляды в тарелки.

– Дорогие женщины, – я решила разбить тяжёлое молчание и поинтересовалась: – А вы раньше с госпожой своей не трапезничали вместе?

– Что ты! – хмыкнув, отмахнулась Бабура. – Мы ж во всех этих етикетах не понимаем. Вилки эти с ножиками пользовать не умеем. Барышня-то, когда одна осталась, думала нас с Истой научить, да куда там. Только подавать мы и годные…

Согласная с её словами Иста вздохнула и вытерла глаза уголком платка.

А вот у меня образ этой барышни вырисовывался неоднозначный. Прямо любопытно стало разгадать человека, в чьём теле я оказалась. Хотя это и похоже больше на фантастический фильм, чем на реальность.