Усё

– Вау! – говорит она. – Ребрендинг борща.

Мы садимся за стол, пьем водку из рюмок, а борщ-пюре налит в хрустальные советские фужеры прежней хозяйки дома. В фужерах и рюмках радость разной плотности. Крис строит планы на будущее. Щи-пюре. Рассольник-пюре. Щавелевый смузи.

В понедельник она приехала с работы на такси в двенадцать. Во вторник проснувшись среди ночи, я застал ее сидящей за ноутом на кухне.

В среду она возвращается в час. Старается не шуметь. Старые межкомнатные двери сняли, а новые еще не поставили, они стоят прислоненные к стене большой комнаты. Крис не включает свет, чтобы не разбудить меня. В темноте натыкается на все подряд. Сопит. Воздух вибрирует желанием поговорить. Я натягиваю штаны, выхожу из своей спальни.

– Я тебя разбудила? Прости, прости…

Вечно этот ее виноватый вид. Будто она всем мешает.

– Не, норм. Как дела?

– Супер! Новиков похвалил работу нашего отдела!

– Поздравляю.

От нее пахнет куревом. Я встаю у кухонного окна, зажигаю сигарету.

Есть она не хочет. Кутиков покормил ее роллами с авокадо. А интонация! Он! Ее! Роллы!!!

– Какая щедрость, – замечаю я.

Она улавливает в голосе усмешку.

– Да ладно тебе.

За окном ночь. Тишина. Дым подбирается к звездам.

– Устала?

– Не. Выпила пару энергетиков.

Закуривает снова.

Двадцать блоков Голуаза осталось от старушки. И еще рыбные лососевые консервы. Мы курим ее сигареты, но консервы не едим. Они на исходе срока годности. Мы выбросили мебель, но выбросить еду не позволяет ген побывавших в голодоморе предков. Мы ждем, когда рыба стухнет, банки вздуются и взорвутся. Мы живем на минном консервном поле. Приговоренный имеет право на сигарету. Я представляю новостные заголовки:

Рыбные консервы убили двух человек.

В жилом доме на улице Новикова-Прибоя взорвался лосось.

– Выпить есть? – смущенно спрашивает Крис.

– Вино будешь?

Открываю чилийское. В Билле была акция, один плюс один, я купил четыре. Я видел в Билле рыбьи головы. Головы семги лежали на прилавке рыбного отдела на белых подносах упакованные в пленку. Женщина взяла одну голову и положила в красную корзину на банку горошка. Я стоял за ней в кассу. По черной ленте реки плыли бутылки вина и голова семги.

– Я ему все рассказала, – говорит Крис, сделав глоток.

– Кому?

– Ему.

– Зачем?!

– Не знаю. Мы так хорошо общаемся. Мне казалось, он догадывается.

– И что? Догадывался?

– Нет.

Лицо такое виноватое и одновременно лукавое, не сказать – озорное. Такая привлекательная гремучая смесь.

Я качаю головой. На сердце делается неспокойно.

– Он нормально воспринял.

– Нормально?

– Да. Мне теперь легче.

Ох уж эта ее искренность. Сам я не склонен доверять людям. Доверчивость Крис внушает мне опасения, но я молчу. Повезло, наверное, думаю я, стараюсь так думать, нормальный попался. Она теперь зовет его про себя Кутя.

– Ты там не влюбилась часом? – спрашиваю отечески строгим тоном.

– Не-е-е. Просто хороший мужик. Он мне нравится. Столько для меня сделал.

– Столько?! Сколько?! На работу тебя взял?

– Да, – кивает, – и относится хорошо.

Я тоже в некотором смысле начальник, возглавляю отдел продаж. Но с подчиненными, их правда немного, я сдержан и строг. Вести с ними откровенные беседы мне не приходило в голову. Возможно, у нас не слишком дружный коллектив. Однажды сверху на нас спустили тимбилдинг, чтобы мы работали дружнее и лучше. Я превратился в личность непригодную для тимбилдинга еще в автобусе по пути в подмосковный пансионат «Сказка», где нас ждала насыщенная программа с творческими конкурсами и эстафетами. Приговорив бутылку портвейна, я плюнул в глаз каждому, пытаясь произнести слово «эстафета». В первый же вечер, последовав моему примеру, народ наклюкался и разбрелся по лесу. Тем не менее, хоть и ненадолго, но результат тимбилдинга был достигнут. Коллектив сплотился через совместное распитие крепких напитков, блуд и поиски пропавших, которые я в отчете назвал квестами.

Еще во время поиска работы Крис отправила резюме в крупную итальянскую компанию, предварительно выполнив тестовое задание, в котором надо было придумать логотип для новой косметической линии.

– Жулики! – высказался я тогда. – Вы им логотипы, идеи, за просто так, за бесплатно. Хорошо устроились!

А Крис несложно. Она придумала логотип за день, крошечную лаконичную финтифлюшку. Мое удивление безмерно – спустя месяц Крис получает от итальянцев ответ. Белисимо, санта Мария, мама мия, пишут они. Извините, что так долго не отвечали. Ваш логотип принят единогласно. Гранде! Ки фигато! Мы с нетерпением ждем вас в понедельник обсудить детали сотрудничества. Чао, дорогая сеньора!

Я пылко уговариваю ее. Главный дизайнер! Зарплата в два раза выше (на испытательный срок). Бесплатные курсы итальянского. Обеды. Санта Мария, мама мия, дольче габана!

Нет?! Как нет, как нет?! Не может. Не может она вот так. Бросить проект?! Она не может так подвести Кутю. Я вижу, она колеблется, ей безумно хочется к итальянцам. Она поджимает губы и повторяет: вот бы пораньше, вот бы пораньше, ах, как обидно!

Я в отчаянии призываю на помощь Марго. Она является в тюбетейке, похожей на кардинальскую шапочку.

– Вы затем и приехали в Москву, – говорит она, устремляя на Крис мягкий покровительственный взгляд, – чтобы подороже продать свою шпагу, свою верную руку, изворотливый ум.

Крис смеется. Я тоже, потому что вижу, что она не знает, откуда эта знаменитая киноцитата.

– Она мне определенно нравится! – заявляет Марго. – Я нарисую ее портрет!

И отрывает кусок обоев от стоящего в углу рулона. И рисует на нем глаза.

Половники

– Ладно, давай свой стол, – сдаюсь я.

Наверное, всю жизнь я мечтал именно о таком столе, все-таки у Ритки отличный вкус. Это крепкий, из граба, массивный стол, не прямоугольной, как у обычных столов, а свободной, волнистой формы, широкий и гладкий, как река Нагаро, в которой японские рыбаки по древней традиции укай с помощью бакланов ловят айю. На стол хочется поставить перо и чернильницу. Он пахнет лесом. Именно за этим столом я начну повесть. Да, я все придумал. Это будет повесть о жизни усё, о ручных бакланах, о непостижимой природе творчества, одиночестве, может быть даже о любви, если получится.

На балконе от прежней хозяйки остались две новые огромные кастрюли и семь таких же громадных половников. Мы предположили, что старушка когда-то работала в столовой.

– Роскошные половники! Укрась ими кухню! – предлагает Марго. – Это можно обыграть. Присобачим их к потолку!

– Зачем?

– Они будут черпать благодать для твоего дома!

– На черта мне благодать?

– Хорошо, любовь. Пусть черпают любовь.

– Откуда?

– Из мирового океана любви!

Стол столом, но нельзя допустить, чтобы эта женщина начала вмешиваться в мой ремонт. Но и снова расстроить ее я не хочу, она что-то последнее время выглядит потерянной. В прежние времена она бы просто начала делать то, что считает нужным, без спроса. Теперь позвонив, она спрашивает, есть ли у меня минутка. Это что-то удивительное. И даже не просит денег. Нелегка, видимо, жизнь на даче, но она явно идет ей на пользу. Может, наконец повзрослеет и перестанет считать себя центром мироздания. К Крис она относится, как старая домашняя кошка к только что купленному щенку, то есть замечает тогда, когда ее кусают за ухо. Она, конечно, не может не видеть, что между мной и Крис исключительно дружеские отношения, но что она себе думает, я не имею ни малейшего представления. Крис смотрит на нее с нескрываемым восхищением, что вызывает у меня досаду. Марго умеет произвести впечатление. Соседи у нее один к одному, сплошь знаменитости. В прошлое воскресенье она пила чай с одним модным московским писателем, и мне стоило большого труда удержать себя от просьбы познакомить нас. Я надеялся, что Марго как-нибудь догадается об этом сама.