Ускользающие тени

– Боже мой!

С помощью служащего им, наконец, удалось найти машину, погрузиться и выехать к Лондону. Был сырой январский вечер. Глядя на ярко освещенное шоссе, Алексей пробормотал:

– Значит, это и есть Англия.

– Скорее, шрам на ее лице. Но здесь есть и живописные места. Тебе там понравится.

– Мне понравится везде, если рядом будешь ты, – любезно отозвался Алексей, и Сидония улыбнулась этому одному из самых очаровательных качеств русского скрипача.

Особняк в Филимор-Гарденс был тихим, как склеп, и Сидония вздрогнула, переступая порог в сопровождении Алексея. Воспоминания о Финнане вновь закружились в ее голове, и музыкантша чувствовала себя развратной женщиной, пока показывала Алексею спальню и говорила, куда ему можно повесить пальто. Но он ничего не заметил, не обратил внимания на ее внезапное молчание, с любопытством изучая квартиру. Сбежав вниз по лестнице в музыкальную комнату, он взревел от восторга.

Сидония выслушала этот вопль, стоя на верхней площадке лестницы и пытаясь освоиться с ситуацией, найти какой-нибудь способ оправдать ее. Но выхода не было, ей оставалось только жить одной минутой, уверяя себя, что она верна Финнану, – словом, предаваться самообману, чему она начала учиться еще в Шато-де – Сидре.

– Какие клавикорды! – воскликнул Алексей. – Откуда они у тебя?

– Купила на аукционе в Ирландии. Снизу на крышке вырезаны инициалы их прежнего владельца. Не хочешь взглянуть?

– Да, пожалуйста.

Сидония повернула ключ и подняла крышку: – Вот, смотри – С.Л.

– Кем она была?

– Она? Мне всегда казалось, что это он.

– У тебя предубеждение. Эти клавикорды определенно принадлежали женщине.

– Боже мой! – воскликнула Сидония.

– Что случилось?

– Я догадалась, кем она могла быть – Сарой Леннокс! Это было бы вполне вероятно, наверняка после расставания с Банбери она отправилась в Ирландию.

– Кто такой Банбери?

– Первый муж Сары. Он обожал скачки, выращивал лошадей и азартно играл.

– Когда все это происходило?

– В восемнадцатом веке, когда Россией правила Екатерина Великая и спала с Алексеем Орловым.

– Почему ты решила, что инструмент принадлежал Саре?

– Потому что она жила в Холленд-Хаусе, совсем недалеко отсюда. – Сидония указала на дверь, ведущую в сад. – И еще потому, дорогой мой русский игрушечный мальчик, что она мое собственное, личное и совершенно особое привидение!

Мир действительна оказался жестоким. Когда Сара прибыла в Париж некоторое время назад, в ноябре, ее считали в обществе весьма милой особой. Ко времени ее отъезда в феврале следующего года, ее уже называли маленькой блудницей, кокеткой, распутницей, которая отталкивает мужчин ради того, чтобы крепче привязать их к себе. Она, которую преследовали, которой подражали и обожали, впала в немилость.

Большая приятельница Горация Уолпола мадам де Деффан поведала ему в письме о том, какие разговоры ходят в обществе: «Она решительно оттолкнула герцога де Шартреза. Вместе с двадцатью другими претендентами он некоторое время еще добивался ее внимания. Лозан опередил их, но остался ни с чем. Похоже, он сильно заблуждается насчет ее проказ с лордом Карлайлом, ибо она видит в нем только способ защититься от остальных. Ее славный баронет, по-видимому, ничего не замечает».

Будучи достаточно язвительной, пожилая француженка высказывала ошибочное мнение. Случилось совершенно обратное. Хотя Сара едва могла поверить этому, едва решалась признать истину, происшествие с Лозаном вызвало в ней глубокие изменения. В ней пробудились ужасные желания, унаследованные склонности к сексуальным приключениям. Она не могла забыть взгляд мужчины, уже готового соединиться с ней и отвергнутого в последний момент. Сара не могла понять, каким образом ею полностью завладели мысли об Армане де Гонто, герцоге де Лозане.

Вместе с сэром Чарльзом и Карлайлом она покинула Шато-де-Сидре утром после случившегося и вернулась в Париж, где сделала вид, что приняла ухаживания шевалье де Куаньи, в настоящее время приятеля бывшей любовницы Лозана. Как она и предполагала, эта последняя новость очень скоро достигла ушей герцога, и он поспешил в столицу, дабы выяснить истину.

Сара охотно была готова отдаться ему, настолько она была рада вновь увидеть герцога, но таковой возможности не представилось. В феврале визит во Францию подошел к концу. Через несколько дней после приезда Армана карета Банбери выехала из Парижа, за ней следовал экипаж герцога Лозана. Пренебрегая своими обязанностями придворного в Версале, он проводил свою возлюбленную до самого Кале.

«Мне не пришлось даже прибегать к колдовству», – думал он про себя в полном удивлении, а затем заподозрил, что его внезапное помешательство в конюшне, а потом минутная уязвимость возбудили ее и привлекли внимание.

Он гадал, представится ли ему возможность достигнуть желаемого во время путешествия, но надежды Лозана на этот счет не оправдались, ибо при первой ночевке путников в мрачной и грязной гостинице в Пон-Сент-Масенс близ Шантильи герцог был вынужден разделить комнату с лордом Карлайлом, который прямо вызвал его на дуэль.

– Боже мой, – насмешливо ответил Арман, – почему же вы не сделали этого в Париже? Устроив дуэль здесь, мы потревожим даму.

– Не оскверняйте ее имя вашим грязным ртом, – прошипел Фредерик, побагровев от гнева. – Вы успели соблазнить ее, негодяй?

– К несчастью, нет, – позевывая, ответил Лозан. – А вы?

– Конечно, нет! Я уважаю леди Сару.

Герцог иронически рассмеялся:

– Жалкий лживый щенок, не добавляйте к своим многочисленным грехам грех лицемерия! Этой леди стоило только поманить вас пальчиком, и вы бы оказались голым в ее постели.

– Как вы смеете! – взвизгнул Карлайл и отвесил Арману пощечину.

– Вы самый большой глупец, который когда-либо рождался на свет, – процедил сквозь зубы герцог, схватил бедного Карлайла за воротник и спустил его с лестницы.

– Сию же минуту спускайтесь! – потребовал Фредерик, плюхнувшись на спину и бешено глядя на соперника.

– Куриные мозги, – ответил Лозан, захлопнул дверь в комнату и повернул ключ.

Лежа рядом с мирно посапывающим сэром Чарльзом и прислушиваясь к ссоре, Сара сжалась под одеялом, обвиняя себя в безответственности. Она была замужем за прекрасным человеком, единственным недостатком которого был недостаток страстности. Она не находила причин радоваться, слыша, как двое мужчин ссорятся из-за нее.

«Если бы только я была совершенно холодной!» – мечтала она, но, вспоминая своих предков – дедушку, дитя любви Карла II и французской распутницы, хотя и весьма знатной, своего брата герцога Ричмондского, который не вылезал из дамских будуаров с тех пор, как достиг десятилетнего возраста, – она поняла, что еще удивительнее было бы, если бы королю не удалось разбудить в ней чувственность..

– О, Чарльз! – воскликнула она, положив руку на грудь мужа.

– Доброй ночи, дорогая, – сонно ответил он и бегло чмокнул ее в щеку.

В таком состоянии враждебного затишья группа наконец прибыла в Аррас, находящийся в дне пути от Кале. Здесь герцог Лозан решил вернуться в Париж, сообщив, что долг призывает его в Версаль. И именно в Аррасе Фредерик Ховард, граф Карлайд, разыграл свою козырную карту.

Когда чета Банбери покидала Францию, он решил продолжить визит в одиночку, совершив путешествие по Европе, осмотреть достопримечательности и присоединиться к своему школьному приятелю Чарльзу Джеймсу Фоксу в Италии. Но теперь, устремив торжествующий взгляд на Армана, он объявил, что передумал, что он собирается возвратиться в Англию с сэром Чарльзом и леди Сарой. Побледнев от ревности, Лозан закусил губу, но ему не оставалось ничего другого, кроме как сесть в экипаж, пожелав троице счастливого пути, и отправиться в Париж.