Условия договора
Шрифт:
– Манучар Шалвович, берете на прихват?
– Никакого прихвата. То, что Гогунава и Чкония убиты, факт. То, что их убили из-за этой побрякушки, тоже не вызывает сомнений. Поскольку ты был связан и с побрякушкой, и с Гогунавой, вывод сделать несложно.
– Но ведь это нелепость! Я здесь ни при чем. Совершенно ни при чем.
– Пока я вижу одно: ты отрицаешь даже очевидные факты, не хочешь говорить о перстне.
– Какие факты? Я все сказал.
– Ничего ты не сказал. Прошу вразумительно объяснить: когда, где и при каких обстоятельствах ты видел этот перстень?
Поджав пальцы
– Хорошо, объясню. Только можно немного подумать?
– Думай, но учти: нам тоже домой хочется. Так что не затягивай.
Котик вздохнул:
– Прошлой осенью я сидел в "Аджаре". Один сидел, ждал кого-то. Помолчал, будто решая, стоит ли продолжать, затем усмехнулся, продолжил: Ну и подсела ко мне старушка. Такая лоховская - дальше некуда. Ей авоськи носить, такой старушке, а не в "Аджаре" подсаживаться к столикам.
– Что значит "лоховская"? - спросил Манучар. - Объясните понятней, Манагадзе.
– Ну простая совсем. Ни в чем ни ухом, ни рылом. Я глаза вытаращил, как ее увидел.
– Пожалуйста, подробней. Сколько лет, как выглядит? Как зовут, адрес?
– Адреса не знаю. Зовут Таисия Афанасьевна. Фамилии не сказала. На вид лет семьдесят.
– Приезжая или местная? Грузинка, армянка, русская?
– Русская, обыкновенная русская старушка. Но по выговору местная. Говорит, как по-русски говорят в Грузии.
Таисия Афанасьевна... Я слышал это имя и отчество. Таисия Афанасьевна... Определенно слышал. Причем совсем недавно.
– И что же старушка? - спросил Окруашвили. - Таисия Афанасьевна?
– Старушка долго извинялась, а потом говорит: "Молодой человек, хочу попросить об услуге. Вы что-нибудь понимаете в драгоценностях? Есть у меня фамильный перстень, хочу продать". Я, естественно, проявил интерес. Ну и достает из своей сумки. Посмотрите, говорит. Стал я его смотреть, а сам чуть со стула не падаю. Ка-амень... Таких сейчас вообще не бывает. Даже на выставке.
– Ты хочешь сказать, это был настоящий бриллиант? - спросил Окруашвили.
– О чем вы, батоно Манучар! Я все же не фраер. Самый настоящий бриллиант. Слеза. Одна дорога - в Алмазный фонд.
– Ясно. Дальше.
Котик отвел глаза:
– Ну дальше... Дальше я решил эту старушку осадить малость. Вещь, говорю, интересная, но надо проверить, оценить. Оставьте, берите любой залог. Она ни в какую. Ничего, мол, не нужно проверять. Или помогите, или я обращусь к другому. Спрашиваю, сколько хочет. Она: "Сто тысяч, сразу и без всяких проверок. Если у вас таких денег нет, найдите покупателя. За услугу я вам заплачу пятьсот рублей". Сам я сто тысяч не мог набрать, хоть лопни. А она тут и говорит: "Вы знаете Малхаза Теймуразовича Гогунаву?" Я говорю: "Конечно". - "Так вот, сведите меня с ним. Он купит. А с меня комиссионных пятьсот рублей".
– Она первая назвала Гогунаву? - спросил я.
– Первая. Я еще подумал: не такая уж лоховская это старушка. Мне что, пятьсот рублей на дороге не валяются. Говорю: "Хорошо, сведу". Малхаза я хорошо знал. Не скажи старушка о Гогунаве - сам бы ему предложил.
– Значит, ты сказал о перстне Гогунаве? - продолжил допрос Окруашвили.
– Сказал.
–
И что Гогунава?– Согласился посмотреть.
– Ты с него что-нибудь взял за это?
Котик отвел глаза:
– Взял. Штуку.
– Понятно. Дальше.
– Дальше мы встретились. Вчетвером. Малхаз, я, эта Таисия Афанасьевна и Глонти, ювелир.
– Где?
– Прямо на улице. В машине Малхаза.
– Где именно?
– Около Песок*.
______________
* Пески - район на берегу Куры в старом Тбилиси.
– Встретились и что?
– Все. Малхаз посмотрел перстень и взял. Отгрузив Таисии Афанасьевне сто штук.
– Глонти проверял перстень?
– Проверял. Сказал, полный порядок, можно брать.
– Понятно. - Окруашвили откинулся на спинку стула, усмехнулся. Слушай, Котик. Ты ведь неглупый парень. Неужели думаешь, я поверю этой байке.
Подняв глаза, Котик довольно умело изобразил обиду:
– Манучар Шалвович, вы что? Какой байке? Где я соврал?
– Соврал, соврал.
– Да что вы, Манучар Шалвович! Чистая правда от и до. Да вы спросите... Глонти. Зачем мне врать?
– Не знаю зачем. Но знаю точно: соврал.
– Да, Манучар Шалвович, в чем вранье-то?
– Знаешь сам, в чем вранье. - Окруашвили смахнул со стола пылинку. Котик, ну кого ты пытаешься обмануть? Неужели я поверю, что ты так спокойно уступил Гогунаве этот перстень?
– Почему же нет? Я для Малхаза и не такое делал. Я ж говорил, что все равно сто тысяч не набрал бы. Нет у меня таких денег.
– Деньги здесь ни при чем. Говоришь, старушка была совсем простенькая? Вроде божьего одуванчика?
– Ну... да.
– И одна? Без помощников?
– Ну... - На долю секунды Котик все же замешкался. - Без помощников.
– Понятно. И после этого ты пытаешься меня убедить, что сплавил старушку Гогунаве. С таким перстнем! Не попытавшись прибрать его сам! Да такого быть не может. Ведь ты сам сказал: старушка была беззащитная, дунь улетит. Значит, одно из двух: или ты врешь, или у нее были помощники. Без вариантов. Ну, Котик! Объясняй ситуацию!
Котик сидел, разглядывая пол. Мы терпеливо ждали. Наконец он покосился на окно:
– Ладно, скажу. Не хотел я говорить.
– Боялся?
– Ну... и боялся. Забоишься...
– Кто это был?
Помедлив, Котик кивнул на фотографию Джомардидзе:
– Вот этот.
– Как его зовут, знаешь?
– Не знаю и знать не хочу.
– И что же он? Вы разговаривали?
– Разговаривали.
– Где? Когда?
– Около дома. В тот же вечер. После "Аджары" я приехал домой. Машину поставил у подъезда, вышел, запер. Смотрю, он стоит рядом. Спросил, что нужно. А он: "Ты Котик?" Говорю: "Допустим". Очухаться не успел - он уже нож держит у живота. "Смотри, козел, старушку обидишь - завалю". Я сначала понять ничего не мог. Оглянулся, нет ли кого моих. Этот говорит: "Не оглядывайся. Все равно завалю, хоть вас сто будет". Тут я заметил: он под марафетом. Спросил, что надо. Надо, говорит, чтоб сделал, как просили. И смотри: дунешь* хоть кому - от бейбута** не уйдешь. Что мне оставалось? Согласился. Да я бы... и так не стал ничего делать. Я уже решил: скажу Малхазу и все.