Условия контракта

– Мы будем в воздухе минут двадцать-тридцать. Сегодня не так жарко, а по ощущениям полет ни с чем не сравнится. Волнуешься?

– Предвкушаю! — Широко улыбаюсь я.

Чему я радуюсь? На самом деле какая-то часть меня трепещет от страха

Хорошо.

Кристиан с улыбкой скрывается из виду.

Я слышу, как он забирается в кабину. Кристиан так сильно затянул ремни, что обернуться я не могу. Передо мной циферблат, рычаги и какая-то торчащая штуковина. Что ж, могло быть и хуже.

С улыбкой на губах возникает Марк Бенсон, подтягивает мои стропы, затем просовывается в кабину и проверяет пол. Наверное, что-то делает с балластом.

— Все нормально. Первый раз?

– Да.

— Вам понравится.

— Спасибо, мистер Бенсон.

— Зовите меня Марк.- Он оборачивается к Кристиану.- Порядок?

Да.

Марк закрывает крышу кабины, идет к своему самолету и скрывается в кабине.

Мотор самолета начинает тарахтеть, мой чувствительный желудок подкатывает к горлу. Боже… неужели это происходит со мной? Марк медленно едет вдоль полосы, трос натягивается, толчок — и планер срывается с места. Бормочет радио. Вероятно, Марк говорит с диспетчером, но слов не разобрать. Планер набирает скорость, нас ощутимо потряхивает. Господи, когда же мы взлетим? Желудок ухает вниз — и мы отрываемся от земли.

– Летим, детка! — кричит Кристиан. Мы парим в нашем собственном пузыре, одном на двоих. Слышен только свист ветра и далекий шум мотора буксировщика.

Я так крепко цепляюсь за край сиденья, что костяшки пальцев побелели. Мы забираем к западу, поднимаясь все выше, скользим над полями, лесами, домами, пересекаем шоссе I-5. Боже милосердный. Над нами лишь небо, лишь рассеянный и мягкий солнечный свет. Я вспоминаю слова Хосе (мой друг-фотограф с школы искусств) о часе фотографов… и парю в этом волшебном свете вместе с Кристианом.

Сейчас я могу думать только о полете. Уши закладывает, мы набираем высоту, все выше поднимаясь над землей. Наверху стоит тишина. Кажется, я начинаю понимать Кристиана. Парить в высоте, подальше от неумолкающего «блэкберри» и повседневных забот.

Радио просыпается к жизни, Марк сообщает, что мы достигли высоты в три тысячи футов. Ничего себе! Я опускаю глаза — под нами пустота.

— Отпускай, — говорит Кристиан по радио, и внезапно самолет пропадает из виду, а ощущение, что нас тянут вперед, исчезает. Мы парим над Сиэтлом в свободном полете.

О черт — это восхитительно! Повинуясь порывам ветра, планер медленно теряет высоту, тихо скользя по воздуху. Икар, теперь я поняла! Я лечу прямо к солнцу, но со мной Кристиан, он ведет и направляет меня, и мы кружим и кружим.

– Держись крепче! — Кричит Кристиан, и мы снова ныряем. Неожиданно я оказываюсь вниз головой, глядя на землю сквозь прозрачную крышу кабины.

С громким визгом я упираюсь руками в приборную панель и слышу смех Кристиана. Вот негодяй! Но его веселье так заразительно, что, когда он выравнивает планер, я смеюсь вместе с ним.

– Я собираюсь повторить.

Он снова переворачивает планер, но теперь я начеку. Я вишу на ремнях вниз головой, глупо хихикая. Кристиан возвращает планер в исходное положение.

– Ну как? — Кричит он.

– С ума сойти!

Мы падаем вниз в лучах дневного солнца, слушая ветер и молчание. Можно ли желать большего?

— Видишь перед собой рычаг? — Кричит Кристиан.

Я смотрю на штуковину, которая слегка покачивается у меня между ног. О нет, что он задумал?

— Возьмись за него.- Вот дьявол! Он хочет, чтобы я управляла планером? Ни за что!

– Давай же, Анастейша! — В сердцах восклицает Кристиан.

Я с опаской берусь за рычаг и чувствую качание лопастей, или что там держит эту штуковину в воздухе.

Крепче держи… ровнее. Видишь циферблат? Следи, чтобы стрелка стояла ровно посередине.

Сердце выпрыгивает у меня из груди. Вот черт! Я управляю планером… я лечу!

— Умница! — Одобряет мой маневр Кристиан.

– Теперь я.

Рычаг дергается, я отпускаю его, планер падает еще на несколько футов, уши снова закладывает. Земля все ближе. Мне кажется, мы вот-вот в нее врежемся. О нет!

— Брансвик, это Би-Джи-Эн Пи-З-Эй, захожу слева по ветру на седьмую полосу, Брансвик, прием.

Башня отвечает, но из-за треска я не могу разобрать слов. Закладывая широкие круги, мы медленно опускаемся. Я вижу аэродром, взлетно-посадочные полосы, мы снова перелетаем шоссе.

– Держись, детка, сейчас будет трясти.

Последний круг, сильный короткий толчок, и мы стремительно несемся по траве, клацая зубами от тряски. Наконец планер останавливается и, качнувшись, заваливается на правый бок. Я облегченно вдыхаю полной грудью. Кристиан поднимает крышу, вылезает из кабины и потягивается.

– Понравилось? — Спрашивает он, а в серых глазах мелькают серебристые искорки. Кристиан наклоняется, отстегивает мои стропы.

– Еще бы, спасибо, — выдыхаю я.

— Иди сюда.- Кристиан подает мне руку, и я вылезаю из кабины.

Не успеваю я спрыгнуть на землю, как он заключает меня в объятия. Одна рука тянет мои волосы назад, запрокидывая голову, другая опускается по спине. Кристиан целует меня, долго и страстно, его язык проникает в мой рот, дыхание становится хриплым… Мои руки зарываются в его волосы, притягивая его ближе. Она прижимает меня к себе и я просто тону в его мягких и теплых объятиях… С трудом отрываюсь от губ этого греческого бога и смотрю в глаза.

– Нам нужно пообедать.

Да. Я проголодалась.

Он поворачивает меня в своих руках и не выпуская из теплого плена ведет к близ стоящей машине.- Как же планер?

О нем позаботятся.

Коротко бросает он, но спустя пару секунд мягче добавляет.- Сейчас нам нужно поесть.

Не замечаю как, мы оказываемся возле пригородной закусочной, типу Старбакс, только эта — Дом Оладий. Интересно… как часто Кристиана можно увидеть в обычных забегаловках?

В зале многолюдно, пусть только день.

– Не думала, что ты бываешь в таких местах…

Отец тайно водил нас в такие кафе, пока мамы не было дома, или она была в командировках.

Он усмехается, вспоминая какие-то моменты детства.

Здравствуйте, меня зовут Леон — я ваш официант.

Он пожирает меня глазами. Что ему нужно?

– Анастейша?

Я буду то же, что и ты.

Отвечаю, не смотря на официанта.