Услышать тебя...

— Она тебе тоже передает привет... Хочешь с ней поговорить?

— Ради бога., потом!-—испугался Сергей. — Что я ей скажу?

— Какая у вас погода?— холодный Лилин голос,— У нас дождь и снег.

— Погода? .. —злясь, переспросил он. — Послушай, что с тобой произошло?

— Ничего. Ты придираешься.

— Приедешь в этом месяце?

— Нет.

— Почему?!

— Ты задаешь странные вопросы. Я ведь учусь. Ско­ро начнется сессия, и мне некогда разъезжать...

— Тогда я к тебе приеду! Все брошу и приеду! К черту полосу! Пропади все пропадом. Сегодня же, сей­час еду к тебе!..

Он уже не замечал, что перешел на крик и люди на переговорной смотрят на него.

— Мама хочет с тобой поговорить...

Это уже предательство! Он сейчас не в состоянии разговаривать с мамой, и Лиля это прекрасно пони­мает. ..

— Мое время кончилось, — буркнул Сергей и, с раз­маху опустив трубку на рычаг, тупо уставился на не­большой черный аппарат. Зловещая это штука, телефон! Что, собственно, произошло? Было прекрасное настрое­ние, уверенность, что он справится с ответственным за­данием, хотелось этим поделиться с самым близким для него человеком... Все это было, когда он вошел в дере­вянную будку и снял трубку... И вот ничего нет. Со­сущая пустота внутри, усталость и зеленая тоска.

Раздался резкий нетерпеливый звонок. Сергей вяло взял трубку.

— Абонент, вы закончили разговор?

— Лучше бы я совсем не разговаривал, — сказал Сергей и повесил трубку.

Да, это истинная правда. Не надо было сегодня зво­нить. Каждый раз с утра он давал себе слово не звонить в Москву, пропустить хоть один день, но наступал ве­чер, и он оказывался здесь. Еще полгода назад, когда он проходил или проезжал мимо кирпичного четырех­этажного здания, внизу которого размещалась междуго­родная, ему и в голову не могло прийти, что когда-нибудь он проведет здесь самые томительные часы в своей жизни.

— Плохая была слышимость? — давая сдачу, спро­сила Тоня. В ее голосе насмешливые нотки.

— Ты, конечно, все расслышала... — усмехнулся Сергей, наклонился к окошку и негромко добавил: — И зачем ты такую нехорошую профессию выбрала?

Те-ле-фо-нист-ка! Вы ведь не соединяете людей, а только разъединяете...

Он вышел на улицу и остановился у мотоцикла. Тускло светили большие матовые фонари. В один из них, с отколотой кромкой, задувал ветер, и белый шар баси­сто гудел, а внутри то гасла, то вспыхивала электриче­ская лампочка.

Сергей взглянул на мотоцикл и вздохнул: восемьсот километров разделяют их. Возможно, в каком-нибудь двухтысячном году это расстояние любой сможет пре­одолеть за несколько минут... Вспомнилась встреча с Лилей у главпочтамта перед самым ее отъездом в Мо­скву. Лиля стояла у подъезда и читала письмо. Сергея поразило выражение ее лица: совершенно чужое и от­решенное. Такое лицо, наверное, бывает у человека, ко­гда он отключается от действительности и не замечает ничего вокруг. Возможно, человек и не подозревает, что у него бывает такое лицо, какого в зеркале никогда не увидишь.

Когда она наконец заметила Сергея, это выражение мгновенно исчезло. Лишь в черных глазах ее что-то мут­нело, медленно растворялось, но вот и они стали чисты­ми, спокойными.

— Это от Роберта, — просто и естественно сказала Лиля. — Помнишь, я тебе о нем рассказывала? Хочешь прочитать?

Если бы она протянула руку с письмом, возможно, Сергей и взял бы, но Лиля молча смотрела на него.

— Да нет, зачем же? —сказал Сергей. — Это ведь тебе.

Может быть, ему тогда показалось, что Лиля с об­легчением разорвала письмо на мелкие кусочки и бро­сила в урну.

— Вот и все, — произнесла она. — Больше он писать мне не будет.

Сергей забыл и об этом письме, и о Роберте, а вот сейчас вдруг вспомнил...

Он завел мотоцикл, с треском убрал подножку и так рванул с места, что переднее колесо вздыбилось. На большой скорости, почти отвесно положив машину на дорогу, сделал немыслимый поворот и понесся по ноч­ной пустынной улице. Прошелестели мимо каменные зда­ния, блеснули впереди железнодорожные рельсы, и улица уперлась в переезд. Шлагбаум с красным фонарем пре­градил дорогу. Замедлив скорость и распластавшись на мотоцикле, Сергей проскочил под толстой полосатой перекладиной и вырвался на широкое загородное шоссе. Справа, ярко освещая путь, приближался товарный со­став. Включив фару, Сергей щелкнул переключателем скорости и вихрем понесся в неохотно расступающуюся перед прыгающим мячиком желтого света ночную мглу.

3

Лиля опустила трубку, и на миг ее холод­но улыбающееся лицо стало задумчивым. Пока она раз­говаривала с мужем, в светлой квадратной комнате с вы­сокими зашторенными окнами было тихо. И эта тишина осталась. «Он такой чувствительный,—подумала она.— Наверняка обиделся. И невесть что вообразил...» Когда Лиля взглянула на мать и Роберта, сидящих за накры­тым столом, лицо ее снова стало приветливым. И хотя всем было ясно, что она разговаривала с мужем, Роберт спросил:

— Муженек твой звонил?

Его насмешливый тон, наглая тонкогубая улыбка раздражали Лилю. Развалился на стуле и уплетает соч­ную андижанскую дыню. Белое семечко прилипло к красной губе, узкие черненькие усики мокрые, а захме­левшие глаза блестят, без стеснения нагло смотрят на нее…

— Муж, ну и что? — неприязненно взглянула на него Л и ля. — Какое твое дело?

Роберт поднял хрустальный фужер с красным вином, но пить не стал.

— Что ты злишься? — добродушно спросил он. Роберт по-прежнему не сомневался, что она все еще его власти. Ему теперь было бы удобнее приходить к ней на правах друга детства. Изредка осчастливливать. Замужняя женщина, никаких забот, хлопот...

— Лиля, подай, пожалуйста, яблоко, — попросила мать.

Роберт схватил вазу с фруктами и предупредительно поставил перед толстой, грузной женщиной с черными усиками в уголках губ.

— Спасибо, — улыбнулась она.

Когда-то Лилина мать, Капитолина Даниловна, на­верное, была интересной женщиной, но теперь черты ее смуглого лица с круглым тройным подбородком расплы­лись, глаза поблекли, и невозможно было определить, какого они цвета. Мать и дочь были чем-то похожи, хотя с первого взгляда и трудно было обнаружить это сход­ство. Так налитое зеленое с розовыми боками яблоко от­личается от желтого, перезревшего, с коричневыми пят­нами тления, хотя и видно, что они выросли на одном дереве.

Ужин проходил скучно, чувствовалась натянутость. Лишь Роберт вел себя здесь как дома: с аппетитом ел роскошные среднеазиатские фрукты, запивая красным болгарским вином, отпускал свои плоские шуточки и первым звонко смеялся. Пышные кисти фиолетового и зеленого винограда лежали на цветном подносе, в вазе желтели сочные груши.

— Мой прекрасный Андижан!.. — лицемерно вздох­нул Роберт. — В этом году так и не удалось побывать дома,..

— Мать так тебя ждала...

— Тетя Капа, у нас в этом году была практика, а потом всей компашкой махнули в Крым. Поглядите, как я загорел...