Услышать тебя...

— Где?

— Ты, оказывается, еще и скандалист, — сказал Го­лобобов и, поморщившись, потер пухлым кулаком пра­вую щеку. Взяв со стола подколотую к конверту бумагу с машинописным текстом, протянул Сергею.

На бланке Пеновского отделения милиции доводилось до сведения редактора областной газеты, что в г. Пено литературный сотрудник областной газеты Волков С. Ф. вместе с ответственным секретарем районной газеты Мо­розовым Е. К. в нетрезвом состоянии был задержан на вокзале. Далее рассказывалось, что Морозов учинил в станционном буфете дебош с дракой и был препровож­ден в милицию, где и пробыл до утра. Волков С. Ф. от­был с пассажирским в областной центр. Партийной и профсоюзной организации редакции областной газеты следуеет обратить внимание на недостойное поведение своего литературного сотрудника Волкова С. Ф. И все. Подпись начальника райотдела милиции. Такие длин­ные красивые подписи на паспортах ставят. Сергей задумчиво повертел бумагу в руках и положил редактору на стол. Бывали в его жизни разные приключения, но чтобы из-за такого пустяка раздувать сыр-бор!.. Действительно, закончив все дела в Пеновском районе, Сергей перед самым отъездом выпил с Женькой Морозовым, которого давно знал. Огромный шумный Женька и в трезвом-то состоянии гудел, как железная бочка, наполненная булыжниками, а выпив, становился еще более шумным. Это он, Женька, полез без очереди в кассу за билетом для Сергея. С ним сце­пился какой-то пассажир, и как из-под земли возник ми­лиционер и пригласил в дежурку. Сергей явнимания не обратил на то, что милиционер, когда проверял их документы, что-то записал в свою книжечку. Не знал Сергей и того, что после его отъезда Морозов еще доба­вил в станционном буфете и подрался с какими-то пар­нями. И тот же самый милиционер и препроводил Жень­ку в отделение милиции.

Ни милиционер Сергею, ни Сергей милиционеру не сказали ни единого обидного слова. Никто Сергея не задерживал. Милиционер попросил у него документ, и Сергей, не долго думая, дал ему свое редакционное удо­стоверение. И вот как все это кончилось.

Прошло уже две недели, и Сергей совсем забыл об этом незначительном происшествии, а вот милиция не забыла.

— Правильно тут все? — кивнул редактор на бумагу.

— Я не согласен лишь с двумя пунктами,—-сказал Сергей. — Во-первых, лично меня никто не задерживал, во-вторых, я не могу считать свое поведение недо­стойным.

— Выпивал с Морозовым? — спросил Пачкин.

Леонид Васильевич Пачкин всего полгода назад при­шел в редакцию. До этого он работал в обкоме партии инструктором промышленного отдела. Невысокий, коре­настый, в сером пиджаке, который распирала широкая грудь, Пачкин выглядел чемпионом по вольной борьбе. Короткие редкие светлые волосы по-спортивному заче­саны набок. Человек он был веселый и часто улыбался. Однако сейчас был серьезен. Крепкий подбородок выпя­тился вперед, губы твердо сжаты, а небольшие прищу­ренные глаза сурово сверлили Сергея.

«А зачем здесь Лобанов? — подумал Сергей. — Как только с меня стружку снимают, он тут как тут...». И вспомнил: ведь Лобанов член партийного бюро, и дядя Костя тоже. Почти все партийное бюро присутствовало у редактора в кабинете. Не было лишь завсельхозотделом Шабанова. Он в отпуске.

— Что же ты молчишь? — спросил редактор.

— С Женькой-то? Конечно, выпили.

— Сколько? — скрипуче спросил Лобанов.

— Как-то в голову не пришло считать рюмки. Знал бы, что понадобится, сосчитал бы.

— Морозова уволили из редакции, — сообщил Пан­кин. — За пьянство и дебош на вокзале.

— Жалко парня, — искренне огорчился Сергей. — Он ведь отличный журналист.

— Сейчас этот отличный журналист работает в Не­лидове на шахте. Уголек рубает, — сказал Пачкин.

— Вот к чему приводит пьянство, — нравоучительно заметил Лобанов.

— Вы намекаете на то, что и мне не мешало бы по­держать в руках отбойный молоток?

Пачкин не удержался и улыбнулся. Правда, тут же прогнал улыбку с лица и снова сурово воззрился на Сергея.

— Ты присутствуешь на партийном бюро,— напо­мнил Лобанов.

Сергей бросил на него рассеянный взгляд, но ничего не сказал: он расстроился из-за Женьки. Сколько уже редакций сменил этот бесшабашный парень! Пока трез­вый— умница, способный журналист, а как напьется — непременно учинит скандал. Даже удивительно для здо­ровенного мужика. Обычно могучие люди добродушны. А Женька добродушен, пока трезв, а пьяный может что угодно натворить. Два года назад вышвырнул из окна ресторана не понравившегося ему посетителя. Хорошо, что ресторан на первом этаже и посетитель отделался легкими ушибами. Женьку в тот же день уволили с ра­боты. А в Пено он задержался. Два года проработал. Даже выдвинулся в ответственные секретари. И вот на тебе: опять погорел!

— Недавно мы тебя приняли кандидатом в члены партии, — сказал Александр Федорович. — За тебя пору­чился сам Дадонов, а ты что делаешь? Пьянствуешь с хулиганами в командировке, а потом на тебя из ми­лиции бумаги приходят...

— Фельетоны пишет, — ввернул Лобанов. — Бичует серьезные недостатки,а сам...

— Что «сам»? — сверкнул в его сторону глазами Сер­гей. — По-моему, выпить никому не запрещается. Я не скандалил и не буянил. И если уж на то пошло, в этой

хитрой бумаге нет ни одного факта против меня. Стоило ли из-за такого пустяка партбюро собирать? ..

— Это уж нам лучше знать, — спокойно сказал Пан­кин. — Пришла бумага из милиции на молодого комму­ниста, и мы хотим разобраться. Так что горячиться, Волков, не стоит. Никто тебе здесь зла не желает.

— Ну, выпили мы вечером с Морозовым, — сбавил тон Сергей. — Он на вокзале у кассы расшумелся. По­дошел милиционер, проверил документы, и все. Даже не предложил нам пройти в милицию. Больше ничего не было. Я уехал. Вот и все.

У Голобобова, видно, снова зуб схватило: он заер­зал в кресле, погладил ладонью щеку.

— С чего это ты вдруг выпивать начал? — спросил редактор, глядя на Сергея несчастными глазами.

— Чем так мучиться, лучше бы вырвали зуб, — посо­ветовал Сергей.

— Что?! — опешил Александр Федорович.

Пачкин громко закашлялся, отворачивая в сторону улыбающееся лицо.

— По-моему, Волков ведет себя вызывающе,— ска­зал Лобанов. — Этакая исключительная личность появи­лась у нас в редакции! Не смей его пальцем тронуть — сейчас же на дыбы! А дело, товарищ Волков, совсем не шуточное. Твоего собутыльника с работы сняли, а ты ведь тоже не безгрешен в этом деле... И потом, нам стало известно, что и дома у тебя не все благополучно. Собираешь компании, выпиваешь... Мы только что

бе­седовали с твоей женой. Она прямо заявила, что ей на­доели твои компании, выпивки. Говорит, что ты больше внимания уделяешь своей собаке, чем жене и сыну...

— Моя жена не могла такое сказать, — после про­должительной паузы с трудом выдавил из себя Сергей.

— Вот, сказала, — подтвердил Пачкин.

В голове это никак не укладывалось. Правда, утром они поругались, и довольно крепко, но чтобы она ска­зала такое в присутствии всех этих людей... в это Сер­гей не мог поверить! Он уже не слушал, что говорят редактор, Пачкин, Лобанов... А они что-то говорили, отчитывали, учили. Один дядя Костя словно находился на необитаемом острове, сидел, низко нагнув большую лобастую голову к макетам, и знай себе чертил и чертил. Когда к нему обратились с вопросом, что он скажет на этот счет, ответственный секретарь положил макет на колени, снял очки и, подслеповато моргая, пробурчал:

— Я не первый день знаю Волкова. Если бы он не уехал, и с Морозовым ничего бы не случилось. Волков бы не бросил товарища в таком состоянии. А Морозова жаль, хороший журналист... Кстати, у меня набрана его зарисовка о шахтерах. Будем печатать?

— Мы сейчас обсуждаем не Морозова, — сказал Ло­банов.

Дядя Костя надел очки и сразу стал строгим, замкну­тым. Покосившись на Лобанова, сказал:

— А тебе хочется Волкову выговор влепить? Так не за что. Милиция могла бы эту бумагу и не присылать нам.