Усобица триумвирата

Святослав прибыл в Вышгород утром, но там уже никого не застал, а потому поторопился вдогонку траурной процессии, которую и настиг в Святой Софии, где шло отпевание. Спешившись, он доверил коня своему дружиннику, снял шапку перед входом, крестясь и кланяясь вошёл в собор. Найдя братьев глазами, Святослав подошёл к ним, и, обняв по очереди каждого, молча встал среди них. В храме болтать было негоже, хоть и не видел он родню два года, с того вечера, когда собрались они помянуть так внезапно и рано умершего старшего брата. Известие тогда пришло внезапно, прискакал гонец из Новгорода, где княжил Владимир, да сказал, что отдал тот Богу душу. Путь до Новгорода не близкий, к тому времени, как получили они эту весть, брат уже лежал в земле, но и до сих пор не удалось побывать Святославу на могиле; доверил ему отец Волынь, где и требовалось находиться постоянно. Оттуда до Польши было ближе, чем до Киева, только и смотри в оба глаза, как бы Червенские земли Казимир не надумал обратно забрать.

Женщины стояли в стороне, плакала из них только Елизавета, новоявленная великая княгиня. Она уважала и как дочь любила Ярослава. При ней, мало ещё что понимая, смотрели на происходящее три княжича, три сына Изяслава. Два её собственных – Ярополк и Святополк, и незаконнорожденный, навязанный Елизавете в пасынки, десятилетний Мстислав. Но она, сохраняя достоинство и держа себя подобающе, усмирив свой нрав за долгие месяцы неподобающего мужниного поведения, относилась к нему, как к родному.

Приехавший с Волыни Святослав поглядел на неё с мимолётной жалостью, а потом перевёл взгляд на старшего брата. Эх, жаль умер Владимир! Вот был бы князь, а Изяслав – что? Ему помогать придётся, как и завещал отец, это ясно. Когда они больше десяти лет назад ходили на Царьград, ведомые Владимиром, неважно себя показал Изяслав, несерьёзен был, точно на прогулку вышел, думал, просто всё будет, в пути развлекался, дрался неумело, а только лишь они проиграли – первый же пал духом и не захотел возвращаться к грекам, когда пришла пора вести примиряющие переговоры. Даже Всеволод, которому тогда было четырнадцать, себя лучше проявил! А сам Святослав ещё и с женой оттуда вернулся (7). И мысли его тотчас унеслись к дому, к его прекрасной Киликии, оставленной в тёплом тереме. В великокняжеских хоромах тоже топят недурно, но разве есть здесь согревающий взор и пламенные губы любимой? Ох, и зачем так рано умер отец! Всё бы ничего, но Святослав чувствовал, что от большого количества наследников добра не жди, и сидеть сиднем дома, как прежде наслаждаясь семейной жизнью, благополучием тихой родной гавани в объятиях супруги, не получится.

Служба закончилась, все расходились стройными рядами. Женщины и девицы с детьми шли в терем княгини Ольги, недавно перестроенный и отремонтированный, мужчины побрели на Ярославов двор, в сторону повалуши (8). Обстучав снег с сапог, стали подниматься с важным топотом по каменной лестнице. Помимо приближённых воевод и дружинников, увязалось и знатное киевское боярство следом за Ярославичами. Заметив это, Святослав остановился перед входом в залу. Покосился на Изяслава, но тот непонимающе смотрел в ответ, интересуясь, почему они встали? Святослав воззрился вопросительно на бояр. Те начали смекать, что надобно что-то сказать. Один из них решился, глядя на Изяслава:

– Обсудить бы дела надо, великий князь…

– Не сегодня! С братьями хотим помянуть отца, - выступил Святослав, не надеясь уже на старшего брата. – По-семейному хотим поговорить, былое вспомнить, а дела – завтра! – Посмотрев на своих дружинников и отцовых воевод, он и для них не стал делать исключений: - Идите, тоже помяните нашего батюшку, да сильно не напивайтесь, завтра совет соберём, чтоб головы у всех ясные были! Более расторопные военные люди, поняв приказ, стали уходить. Боярство ещё с минуту-другую пошепталось на лестнице, но тоже удалилось. Святослав толкнул дверь, кивнув в зал братьям, сам зашёл последний, за ними, и закрылся, чтобы никто не потревожил. Ярославичи дружно приблизились к столу. Ряды стульев по обе стороны от него не бросались на вид, а вот тот, что стоял в изголовье так и звал занять собственную пустоту. Младшие трое братьев без каких-либо слов уселись по бокам. Изяслав, точно ища в лицах разрешения, приблизился к выделяющемуся стулу. Под тяжёлым и недовольным взором Святослава, он сел.

– Почему ты сам не прогнал бояр вон? – обратился тот к нему.

– Да я же тут близкого никого не знаю! Я из Вышгорода не выезжал сколько? А у киевской знати, сам знаешь, характер крутой, и что не так скажи – они припомнят!

– Если они будут видеть, что ты боишься ими повелевать, то у них характер ещё хуже становиться будет, - озвучил истину Святослав. – Ты великий князь! Разве отец сильно церемонился?

– Тебе легко говорить, приехал со своими людьми, отрядом охраны – кто тебя ослушается? А у меня что?

– Что ты, как дурак, Из, - не выдержал второй Ярославич, - всё отцово теперь – твоё! И мои люди – твои, я только их непосредственный начальник, а ты – мой. Привыкай, вживайся в каганскую (9) шкуру!

– Да, Из, - подтвердил третий по старшинству брат, двадцатичетырёхлетний Всеволод, - ты отныне каган.

– А вы что скажете? – кивнул Изяслав младшим. Четвёртый Ярославич, Вячеслав, пожал плечами, отвечая за себя и за Игоря – пятого брата:

– Отец велел быть нам единым целым, и уважать, и слушаться тебя. Как может быть иначе?

– Хорошо, - выдохнул укрепляющийся великий князь Киевский. «Вот приводит мне Свят в пример отца, а тот, между прочим, братьев своих извести пытался, чтоб прочнее сидеть, да разве ж так можно? Я не представляю, как управлюсь без Свята, он хоть что-то понимает, посидел на Волыни хозяином – научился». – Как думаете, о чём бояре говорить хотели? Какие дела у них могут быть?

– Ну, в первую очередь, как и положено, должен ты назвать наследника своего.

– И послать его в Новгород?

– Как же ты его туда пошлёшь, - удивился Всеволод, - там же сын Владимира сидит!

– Но наследники киевские традиционно сажаются в Новгород, - уточнил Изяслав, - Ростислав туда потому и был посажен, что в Киеве должен был править его отец, а теперь киевский князь – я, значит, моему сыну в Новгороде и сидеть. Или что, вы хотите Ростислава, может, вместо меня посадить здесь?

– Может, - несмело предположил Вячеслав, - пригласить сюда самого Ростислава, да спросить у него?

– Спросить? – засмеялся Святослав. – И он, ты думаешь, добровольно скажет, что не хочет быть великим князем, поэтому соберёт пожитки и уйдёт? Не смеши. Он уже взрослый парень, наверное, жену себе сейчас подбирает, его воспитали там, у него свои друзья и близкие, мы не знаем его, а он – нас, если оставить за ним право, то мы ему тут тоже не нужны, наверняка начнёт стараться избавиться от нас, ведь по закону мы старшие - помеха. Думаю, в этом Из прав. В Новгороде ему сидеть нечего, выделим ему другой удел, чтобы не обидеть, но чтобы понял, что претендовать на большее ему бессмысленно.

– Значит, завтра я назову наследником Мстислава…

– Мстислава? – опять возник Всеволод. – Но он же…

– Мой сын. Старший, - процедил Изяслав, показывая, что обсуждать это не будет. – Он уже отрок, смышленый и послушный, его можно отпустить с дядьками (10). Святослав вспомнил бедную Елизавету и подумал, что для неё это станет облегчением, и в то же время новым ударом. Выходит, законные сыновья наследниками Киева не станут.

– И какой удел выделим Ростиславу? – поинтересовался Игорь.

– Возьмём завтра в библиотеке отца карту, расстелем и решим, - сказал Святослав. – Давайте не будем ни в чём торопиться, всё взвесим.

– Это верно, - согласился Изяслав. Подумав, он робко произнёс: - А что, если сместить Илариона с митрополичьего места?

– Зачем?! – почти хором среагировали братья.

– Да стар он уже ужасно, - пытался оправдать свою задумку, не выдавая истинных причин великий князь, - лезет всюду, указывает. Отец его берёг, как раритет от своего отца. Помоложе кто-то на такую должность нужен.