Усобица триумвирата

На середине пути к Новгороду от Киева стоял Смоленск. В него назначили князем Вячеслава, а младшего, Игоря, отправляли на место Святослава, в Волынь, править Червенскими территориями. Игорю едва исполнилось восемнадцать, ему ещё не приходилось участвовать ни в одной битве, на его безбородом лице ещё не появилось ни одного шрама, поэтому, во-первых, ему дали земли, где царил порядок, наведенный железной рукой Святослава, во-вторых, ему дали те земли, где он имел возможность, при случае, набраться ратного опыта. Да только обженить его сначала надо было. Ещё при отце Игоря обручили с дочерью графа Лувенского (9), и по весне она должна была прибыть, чтобы начать свадебные приготовления. К тому же, супруга Вячеслава была на сносях, тянуть её в дальнюю дорогу было бы опасно, вот Ярославичи и огласили вердикт: до лета посидят в Киеве вместе! А там уж видно будет.

И только Мстислава поскорее надо было собирать в Новгород, чтобы он с грамотой передал Ростиславу, своему кузену то, к чему пришли в Киеве.

Через несколько дней Изяслав стоял на крыльце, провожая старшего сына в далёкий путь. Мальчишка сиял, видя грядущую поездку чем-то завораживающим и увлекательным, и едва не бил ногой, как бил копытом конь, поджидавший его.

– Ну, друг мой сердечный, - наклонившись, великий князь обнял сына, прижал к груди, похлопал по спине. Отстранив - поцеловал в лоб и, в чувствах, даже перекрестил. На него многие смотрели, во дворе собралась толпа провожатых, может и поэтому, по привычке соответствовать, сорвался этот невольный жест. – Слушайся дядек, особенно Богдана, - указал Изяслав на брата свой любовницы, которую за связь незаконную, по Уставу (10) Ярослава, отправили в монастырь.

За измены жене муж обязан был платить князю штраф, но Изяслав был сыном того князя, которому он обязывался законом платить за своё поведение. Ярослав устраивал ему нагоняи, разумеется, а не деньги требовал, поэтому Изяслав старался при отце развлекаться незаметно. Но что теперь? Если выше него князя нет, выходит, наказание нести не перед кем? По некоторым статьям Устава, опороченную девицу из монастыря можно было выкупить после того, как она замолит свои грехи, но если прежде, при Ярославе, сделать это было никак нельзя, то по смерти его… Изяслав делал каждый вдох с ощущением, что пьёт свободу. Насколько легче становилась жизнь! Хоть он и искренне любил отца, и горевал по нему, а всё же всему своё время, и закономерность в том, что старое отмирает, а молодое продолжает жить была.

Елизавета, стоявшая за спиной супруга, после него тоже обняла мальчика, расцеловала в красные от пощипывающего мороза щёки, прочитала чуть обветренными губами над ним молитву. На глазах её стояли слёзы. Хоть когда-то и была она ранена в самое сердце рождением этого ребёнка, но, воспитав его, привыкнув к нему, прикипев, она видела, какое он ещё дитя, и безумно переживала, не случится ли с ним что вдалеке от семьи.

– Мстиславушка, хороший мой, - погладила она его по голове, что не очень понравилось пареньку, приготовившемуся считать себя взрослым. А тут, при дядьках и отце, гладят как котёнка! – Ты мне хоть с кем-нибудь весточку подавай о том, как ты там. Ты же учил грамоту. Ну, самому не время будет, так надиктуй писарю какому. Обещаешь?

– Хорошо, матушка, - кивнул Мстислав, нетерпеливо косясь на оседланного коня. Как только княгиня развела руки, он стрелой унёсся к нему. Изяслав за это время успел перекинуться словцом с Богданом, обменявшись прощальными рукопожатиями.

Кавалькада тронулась. Провожающие простояли на местах, пока хвост последней лошади не скрылся за воротами, и только потом разбрелись по своим делам. Изяслав обернулся и, наткнувшись взглядом на жену, бросил ей, пойдя подниматься по лестнице:

– Что, довольна?

– Да что же ты говоришь такое, милостивый князь? – утерев уголки глаз, пошла за ним Гертруда. – У меня в груди всё переворачивается. Ну, куда вы его посылаете? Зачем? Да ещё зимой! Холода-то какие…

– Тебя спросить забыли, много ты понимаешь? – Остановившись и обернувшись, Изяслав не стал развивать эту мысль. Жена его не была глупа, понимать-то она понимала, да вот эмоции могли взять верх. Потому и старалась она почаще молиться – это спасало её от брани и упрёков, считавшихся недостойными княгини. – Некогда ждать весны, Ростислава надо убрать из Новгорода, а Мстислав уже не младенец!

– Для меня он всё крошка из колыбельки…

– Как ты умильно о нём говоришь! А прежде? Сколько грязи вылила на невинную голову! Будто это позор, да несмываемое оскорбление!

– Господь да простит меня за слова, сказанные о не заслужившем их, - перекрестилась Гертруда, - но разве я не была права в том, что ты оскорбил меня? Не Мстиславом, нет! Своей неверностью, нарушением брачных клятв, данных перед Богом! Ведь грех-то какой!..

– Олисава! – повысил голос, войдя в хоромы и опять остановившись, Изяслав. – Прекрати! – оглядевшись, что вокруг никого нет, князь позволил себе высказаться: - Обидели её, посмотрите! Да разве ж я тебе сказал хоть слово дурное? За волосы тебя таскаю, как холоп свою жинку? Сестра моя вышла замуж за короля Норвегии, который добивался её руки пятнадцать лет! Отец отказал Харальду, ведь тот был никем, когда увидел бегающую под ногами Елизавету; ей было пять, и Харальд сказал, что женится на принцессе руссов! И через пятнадцать лет, став королём, приехал и уговорил отца. И знаешь, чем всё закончилось? Увезя Елизавету в свою Норвегию, он взял там вторую жену, вот так просто – как язычник, как самовластный король, который что хочет, то и делает (11)! И ничего, моя сестра терпит это и продолжает с ним жить. Так разве же по сравнению с такой историей, я плохо к тебе отношусь?

Гертруда помолчала и, не выдерживая горячего, гневного взора мужа, опустила глаза и прошептала:

– Ты прав, князь. Когда мужчина заставил поверить в преданную любовь своими подвигами, разочаровываться куда больнее, да ещё таким образом. Ты, по крайней мере, никогда мне ничего не обещал, и в любви не клялся.

– Из! – прозвучал позади громкий голос Святослава, и Гертруда, поклонившись супругу, ретировалась. Новоиспеченный черниговский князь подошёл к старшему брату. – С этими проводами не было времени накануне поговорить. Я же имел беседу вчера с Иларионом!

– Да? И как всё прошло?

– Гладко.

– Что сказал митрополит? Как принял отставку?

– Смиренно. Сказал, что груз с плеч его сняли, и он может вернуться в свои пещеры (12), отшельничать далее.

– Вот и отлично, - удовлетворенно хлопнул в ладони Изяслав и потёр их. – Что насчёт хорошенько пообедать?

– Чуть позже, торговцы с Подола обещали принести мне свои товары, хочу выбрать что-нибудь в подарок Киликии к её приезду. Я же отправил ей письмо сразу, как мы провели совещание, чтобы приезжала. Должно быть, через неделю, или чуть больше, она уже будет здесь. Жду не дождусь!

– Как ты её любишь!
– не то с насмешкой, не то с завистью отозвался Изяслав.

– Я женился по любви, - улыбаясь, пожал плечами Святослав. – А как в неё можно было не влюбиться?

Брат поспешил по своим делам, сбегая по ступенькам обратно. «Да, Киликия красавица, - припомнил её великий князь, пышногрудую брюнетку с ярко-голубыми глазами, по-южному немного смуглую, с тёмно-алыми губами, словно только что пившими вино, - но у нас и среди местных девок красавиц полно, так зачем же далеко ездить? И зачем останавливаться на одной? Вот, Харальд же смог себе позволить…».

_____________Примечания_____________

(1) Тиун – древнерусский дворецкий, управляющий хозяйством. Просто огнищанин или огнищный тиун – самый главный над слугами и другими тиунами (у князя их могло быть несколько из-за величины личных владений).

(2) Точное имя жены Всеволода неизвестно, есть версии и Анастасия, и Мария. Чаще летописи называют её только Мономахиней. Я предполагаю, что Константин хотел именно спасти дочь, а не оказать честь проигравшей в войне Руси, потому что она не имела никакого отношения к правящей византийской династии. Сам Константин Мономах был обычным полководцем, и стал императором благодаря тому, что женился на престарелой императрице, которая была его на 20 лет старше. Дочь же у него была от предыдущего брака, поэтому, по сути, она даже не царского происхождения, и имела вес только при жизни отца, а на наследование никаких прав не имела.