Успех
Шрифт:
Писатель не отгораживался от своего героя и тоже хотел «быть самим собой», то есть гуманистом, стоящим вне политики, созерцателем, а не деятелем.
Послеверсальская Европа оказалась под властью предпринимателей, спекулянтов и дельцов; Фейхтвангер пришел к выводу, что после всех апокалиптических потрясений общество в своей сути не изменилось, а усилия народных масс и тех, кто пошел с ними, были растрачены напрасно и безрезультатно.
Победа реакции была воспринята Фейхтвангером как победа варварства над прогрессом. С этого времени писатель стал рассматривать историю как трагическое равновесие сил Разума и Варварства. Не веря в созидательные силы народа, считая, что в массе своей он неразумен и слеп, Фейхтвангер противопоставил косным силам общества одиноких носителей Разума, отрешающихся от низменной и нечистой суеты жизни и переходящих
Подвергая в «Еврее Зюссе» жестокой критике варварство общества, создавая превосходные сатирические портреты озверевших буржуа, настойчиво снимая покров мнимого благородства с дворян и владетельных князей, что же противопоставил Фейхтвангер насилию, лицемерию и корыстности, властвующим в обществе? Преображенный личным горем, грязный делец Зюсс приходит к отрицанию действия и покорно отдастся в руки палачей, надеясь, что в мире утвердится мудрость созерцания и всепрощения, которую он познал за время страдания. Но пока созерцатели занимались нравственным совершенствованием, варварство, не утрачивая своей активности, распространяло свое влияние, и его носители заключали своих противников в железные клетки, чиня расправу над непокорными, спокойно переступая через чужую кровь.
Исторические романы Фейхтвангера по существу были романами о современности, ибо под прозрачным псевдонимом «исторического» варварства угадывалось варварство современного буржуазного мира. Вместе с тем они подтверждали, что Фейхтвангер, ненавидя реакцию, утвердившуюся в послевоенной Европе, не зная силы, способной ей противостоять, и не желая идти на компромисс с социальным злом, предпочитал в новых общественных условиях замкнуться в служении чистому Разуму, отрешенному от деяния. Социально-политические воззрения, сложившиеся у Фейхтвангера к середине двадцатых годов, позволили ему критиковать буржуазный мир и одновременно сковывали критическое начало его творчества, сужали его диапазон.
Но, как всегда, жизнь оказывалась сильнее мертворожденных абстракций и, неумолимо опровергая схему исторического процесса, построенную Фейхтвангером, заставляла писателя почувствовать, что содержавшаяся в его романах критика капиталистического общества явно недостаточна. В Версальской Германии назревали новые важные и грозные явления, затрагивавшие самые основы существования буржуазной демократии. Финансовая олигархия, рурские магнаты, ост-эльбские юнкеры — правящие круги Веймарской республики,— при попустительстве лидеров социал-демократии спускали на немецкий народ вскормленного реакцией фашистского пса.
К концу двадцатых годов — ко времени создания «Успеха» — фашистская опасность становилась реальностью, и, наблюдая нарастание политического кризиса внутри Германии, Фейхтвангер стал отдавать себе отчет в том, что буржуазный мир болен гораздо серьезнее, чем это представлялось ему ранее.
Писатель — и это подтверждало его художническую проницательность — почувствовал, что начинается новый этап в истории Европы и без тщательного исследования причин, вызывающих кризисные явления, без анализа расстановки действующих на исторической арене политических сил стало невозможным предвидеть ближайшее будущее Германии и мира.
Несмотря на то, что Фейхтвангер загримировал «Успех» под историческую хронику и описывал наш век как уже минувший этап в истории человеческого общества, роман был полностью повернут к современности. Он составил первую часть трилогии, куда впоследствии вошли «Семья Опперман» (прежнее название — «Семья Оппенгейм») и «Изгнание» — произведения, объединенные единством антифашистской темы, но различные по своим художественным достоинствам.
Свою трилогию Фейхтвангер назвал «Зал ожидания», уподобляя современное человечество пассажирам,
ждущим отправки поездов на огромной станции истории. Много дорог скрестилось на этой узловой станции — к ней идут и широкие магистрали, и короткие ветки, кончающиеся тупиками. Разные машинисты ведут по ним свои поезда, и пассажирам не безразлично, по каким путям пойдет локомотив истории и кто будет им управлять. Не безразлично это и Фейхтвангеру, тоже одному из пассажиров, расположившемуся со своим багажом в «зале ожидания», и он считает своим долгом указать современникам на ту кассу, где, по его мнению, продается транзитный билет на главный поезд истории.Поэтому в «Успехе» автор не прячет своих симпатий и антипатий, своих убеждений и общественных идеалов. Он раскрывает их языком художника — логикой образов, многочисленными авторскими комментариями к происходящему, манерой характеристики главных действующих лиц, прямым выражением своего отношения к политическим идеям, борьба которых описана в романе. Тревога и беспокойство за судьбы мира накаляют атмосферу романа, прорываясь сквозь свойственную Фейхтвангеру эпическую размеренность повествования.
Как и в предыдущих произведениях писателя, в «Успехе» тщательно и с большим знанием нарисован исторический фон, на котором действуют герои романа, очень точно и добротно очерчены их характеры, внимательно и художественно правдиво прослежены и объяснены их взаимоотношения.
Роман построен как разъяснение природы одного «частного случая» — дела искусствоведа Мартина Крюгера, обвиненного баварским судом в пропаганде безнравственности, а на деле подвергшегося тюремному заключению за свои убеждения, не совпадавшие -с мнениями и убеждениями судивших его хозяев Баварской республики. В самом сюжетосложении романа проявился аналитический характер реалистического метода писателя. Дело Крюгера, борьба, завязавшаяся вокруг него, позволили писателю показать, как и почему стало фашизироваться послеверсальское немецкое общество, какие политические силы благословляли немецких националистов на кровавые подвиги и стояли за кулисами событий. Фейхтвангер запечатлел в своем романе первую стадию превращения буржуазно-демократического государства, каким была Веймарская Германия, в государство тоталитарное и уловил момент, когда немецкая буржуазия стал переходить к открытым формам террористической фашистской диктатуры.
Бесспорна и велика заслуга Фейхтвангера, который одним из первых писателей на Западе понял опасность фашизма и выступил против него во всеоружии крупного таланта, со всем блеском холодной, разящей сатиры, создав произведение, исследующее социальные истоки фашистского движения.
Возникновение фашизма — начало конца буржуазной демократии; это чувствовал Фейхтвангер, и не случайно роман начинается философской прелюдией — рассказом о картине «Справедливость», написанной безумным художником Ландхольцером на сюжет библейской легенды об Иосифе Прекрасном и его братьях. Художник изобразил братьев Иосифа — вполне «приличных» господ — в тот момент, когда стража, подосланная Иосифом, обнаруживает в их вещах серебряную чашу, спрятанную там нарочно их братом. Эти «благопристойные» господа с возмущением отстаивают свою невиновность, но они забыли, что некогда ими был продан в рабство родной брат.
Таков современный мир — обобщает Фейхтвангер сюжет этой символической картины; он внешне благопристоен, но в нем попрано главное, на чем может и должно держаться общество,—справедливость, уважение к человеку и его личности.
Все, кого политические интересы втянули в борьбу против Крюгера, кто обладает властью и должен, казалось бы, защищать человека во имя права, ибо это их долг,—министр юстиции Кленк, министр просвещения Флаухер и чиновники меньшего масштаба и ранга,— все они служат воцарившейся в жизни неправде. Они творят беззакония во имя «юстиции», «правосудия», «процветания нации» и прочих, ныне ставших отвлеченными, понятий, некогда составлявших боевой арсенал буржуазной демократии.
Сама идея справедливости, во славу которой в 1789 году была взята штурмом Бастилия и в 1848 году лилась кровь на баррикадах Берлина и других европейских столиц, идея, освобождавшая человека от вековых предрассудков, превратилась в современном буржуазном мире в собственную противоположность. Сияние ее потускнело, и если раньше она, словно нимб, озаряла головы мучеников и героев прогресса, то ныне ее свет приспособлен для рекламных целей «мужами закона», представляющими так называемую демократию в Веймарской Германии.