Успех

Сосредоточив внимание на внутренней драме Гейера, явившейся следствием его национальной принадлежности, Фейхтвангер фактически опустил в анализе причин фашизации Германии вопрос о роли социал-демократии в этом процессе. Кое-где он даже, явно греша против исторической правды, говорит о социал-демократической партии как о единственном серьезном противнике «истинных германцев», о настойчивости и смелости, с которыми эта партия якобы восставала против все усиливавшегося нажима фашистов.

Сумма столь несходных политических взглядов коммуниста Прекля и социал-демократа Гейера воспринимается Фейхтвангером лишь как выражение кризисных явлений века. Позитивное жизненное начало Фейхтвангер связывает с образами близких ему по духу героев, которые, как он думает, находятся на главной магистрали истории.

С Преклем полемизирует по всем вопросам мировоззрения, политической тактики, отношения к жизни писатель Жак Тюверлен. Он — полная противоположность фанатичному инженеру. Тюверлен — типичный интеллигент-скептик, весьма далекий от революционных идей, убежденный в том, что прямая политическая борьба — в общем, дело довольно бесполезное, так как усилия людей, ставших на ее путь, натолкнутся и наталкиваются на непреодолимую преграду общественного неразумия. В широко представленных в романе рассуждениях Тюверлена легко улавливаются отзвуки философских и социологических теорий, бывших модными в двадцатые годы нашего века. Тюверлен то пытается истолковать современную историю с точки зрения борьбы молодой варварской культуры Европы со старой культурой азиатских народов, то ищет объяснение причин возникновения фашизма в извечно присущих человеческой натуре зверских инстинктах. Его взгляды пестры и не очень устойчивы, в чем Фейхтвангер не видит большой беды, ибо с точки зрения автора подвижность настроений и мнений Тюверлена отражает его близость к подвижной и изменчивой жизни. Тюверлен ироничен и превыше всего ценит собственную независимость, считая, что он ее неизбежно утратит, если ввяжется в общественную борьбу. Первоначально он весьма легко и без большого интереса отнесся к судьбе Крюгера, в защиту которого включился стихийно, поддерживая Иоганну Крайн. Для него дело Крюгера —еще один из симптомов бедственного неразумия, которым охвачено современное общество.

Ироническое отношение Тюверлена к жизни проявилось в замысле его пьесы, выдержанной в аристофановском духе, в которой Тюверлен предполагал осмеять современный мир с царящими в нем нелепыми представлениями, создав веселую и острую шутку, смелую сатиру. Герой представления Касперль должен был олицетворять здравый смысл, осуждающий мышиную возню, затеянную современными Тюверлену политиками и наложившую свой отпечаток на общественные нравы.

Но Тюверлен — и Фейхтвангер не отступает здесь от правды жизни — терпит чувствительное поражение в своем столкновении с грубой и прозаической реальностью. Задуманное им представление, в котором должен был ожить дух Аристофана, превращается по воле предприимчивого дельца Пфаундлера, купившего пьесу Тюверлена, в рядовое ревю, с обилием более или менее раздетых девиц.

Время, в какое живет Тюверлен, серьезнее и строже, чем он думал. Оно покушается не только на личную свободу человека, но и на духовную свободу человечества — это понял Тюверлен, участвуя в борьбе за освобождение Крюгера и подробнее вникая в секреты государственного механизма, раздавившего не одного Крюгера. Жизнь начинает воспитывать Тюверлена, который обретает новое представление о ней. Тюверлен даже приходит к согласию со своим духовным антагонистом Преклем в главном — сущее, действительность необходимо изменить, так как она неразумна и бесчеловечна. Но он не приемлет методов изменения мира, которые Прекль считает единственно правильными, ибо верит не в силу действия, а в силу слова, считая, что мир можно переделать только властью слова, медленным воспитанием человечности в человеке, без коренной ломки системы сложившихся общественных отношений. Тюверлен не желает считаться с тем, что правящие классы не собираются отказываться из филантропических соображений от власти и не ставят перед собой задачи усовершенствования общества в интересах всех его членов. Он не хочет понять, что общество может быть перестроено лишь силами народных масс и в борьбе за изменение общества человек совершенствует самого себя, утверждая высокие и благородные стороны своего разума и натуры.

С Тюверленом сплетена личная судьба Иоганны Крайн. Соединяя этих двух героев романа любовной привязанностью, Фейхтвангер стремился не только к внешней занимательности интриги: союз Иоганны и Тюверлена имеет в романе глубокий, мировоззренческий смысл.

Иоганна Крайн —женщина, далекая от политики, тесно слитая с национальной почвой и средой, поднимает свой голос против реакции, повинуясь чувству справедливости. Она как бы олицетворяет в романе стихийное начало жизни — крепкая, волевая, твердо стоящая на земле.

В плотно населенном разнохарактерными героями романе Фейхтвангера образ Иоганны занимает одно из главных мест. Борьба Иоганны за свободу Крюгера является основным двигателем сюжета, придавая роману большую динамичность повествования и сообщая дополнительный драматизм действию.

Писатель проводит свою героиню по разным этажам жизни: вводит Иоганну в кабинет министра юстиции, в здание тюрьмы, сталкивает се с великосветским обществом, беззаботно развлекающимся на фешенебельном курорте, с людьми, стоящими у кормила власти, и теми, кого эта власть подавляет.

Иоганна вдумчиво и серьезно смотрит на открывающуюся ей пеструю панораму жизни, калейдоскоп событий, игру интересов. Но смутное, запутанное время, в которое она живет, распад социальных и моральных его устоев наложили отпечаток и на ее личность. Жизнь расставляет перед Иоганной множество ловушек и соблазнов, толкая ее на легкий путь компромисса с собственной совестью, понуждает Иоганну плыть по течению, покоряясь власти обстоятельств. Иоганна поддается искушениям, щедро рассыпанным на ее пути, и не сразу освобождается от их засасывающего, порабощающего влияния. Но, проходя через грязь жизни, она теряет многие иллюзии и начинает судить о событиях и явлениях, о людях и их отношениях здраво, повинуясь чувству нравственного долга.

Иоганна презирает своих туповатых и ограниченных земляков за то, что они бессмысленно и жестоко расправляются с человеком, который не причинил им вреда. Она встает на защиту Крюгера не только потому, что он дорог и близок ей, но, защищая его, она защищает человечность.

В Тюверлене Иоганну привлекла его органическая благорасположенность к людям. Оба они — родственные натуры и одинаково смотрят на жизнь, хотя Иоганна лишена интеллектуальной рафинированности своего возлюбленного. Но она нравственно цельнее и сильнее Тювер-лена, которому не хватает жизненной стойкости — того, чем в изобилии располагает Иоганна. Именно она доводит до конца начатое ими вместе дело и добивается того, чтобы созданный ими фильм «Мартин Крюгер», рассказывающий о судьбе распятого реакцией человека, вышел на экраны германских кинотеатров. Гневный, обличительный пафос этого фильма привнесен в него Иоганной.

Как и Тюверлен, она думает, что действие, приносящее наибольший эффект и практическую пользу,— это обращение с нравственной проповедью к современникам, призыв к их совести.

К этому же выводу приходит и Мартин Крюгер, у которого было время поразмыслить в тюрьме не только над собственной судьбой, но и над долгом и местом человека в общественной борьбе своего века. Отделенный решеткой от мира, лишенный возможности реализовать свои идеи в действии, он влагает их в свои сочинения. Объективные условия его существования впрямую и вплотную столкнули Крюгера с жестокостью жизни, и те мысли, к которым Иоганна и Тюверлен пришли, защищая его свободу, рождаются у Крюгера из самого непосредственного опыта. Внутренне он становится бунтарем, теряя свои гедонистические иллюзии, которые составляли суть его воззрений до того, как его постигла жизненная катастрофа. Но бунтарство Крюгера, или, как полагает Фейхтвангер, революционность его вновь обретенных взглядов, по существу не выходит за пределы защиты принципов буржуазной демократии.

Идеалом общественного деятеля для Крюгера становится Франсиско Гойя — великий испанский художник, чье мощное реалистическое искусство развивалось под знаком идей французской буржуазной революции.

«Франсиско Гойя... безусловно был революционером»,— говорит Крюгер, противопоставляя взглядам Каспара Прекля собственное представление о революционности. Но именно потому, продолжает Крюгер, Гойя стал революционером, что «он острее всех других испытывал сострадание к людям и умел наслаждаться жизнью». Аргументация весьма примечательная. Действительно, бунтующая и скорбная человечность искусства Гойи, его блистательные портреты аристократов, фантасмагоричные офорты «Капричос», беспощадно правдивые, реалистические рисунки цикла «Бедствия войны» были полны ненависти к мертвящим все живое, косным силам старого мира. Творчество Гойи объективным своим содержанием служило прогрессу, хотя сам Гойя отнюдь не был революционером.

Крюгер, противопоставляя духовную широту, гуманизм и жизнелюбие Гойи мнимой узости революционеров, поступает как заурядный буржуазный либерал и впадает в догматизм худшего толка. Он не желает видеть, что те, кто восстает против капиталистического рабства, кто бесстрашно защищает свободу, действуют во имя любви к человеку, руководствуясь высочайшими нравственными идеалами.

Настойчиво и последовательно Фейхтвангер проводит в «Успехе» мысль о несовпадении революционного и гуманистического начал. Осуждая в своем полном напряженной борьбы идей романе темные стороны капиталистического мира, решительно и мужественно выступая против фашизма, ощущая кризис собственнического общества, Фейхтвангер тем не менее оказался в положении странника, прошедшего полдороги и думающего, что весь его путь уже позади. Жизнь подвела Фейхтвангера к идейному рубежу, переступив который он мог бы обрести новое качество сознания. Но этот рубеж в романе преодолен не был. Царство Разума, которое виделось Фейхтвангеру впереди, куда стремились его положительные герои, куда он звал своим романом, практически было не чем иным, как реформированной, облагороженной, улучшенной буржуазно-демократической системой общественных отношений. И остальные романы цикла «Зал ожидания» развивали тот же комплекс идей, который столь полно и многосторонне раскрылся в «Успехе».