Успешные генералы забытой войны

При всей ограниченности целей и задач Первой Августовской операции, ее локальном характере она повлияла не только на ход боев на Русском фронте, но и на стратегическую обстановку для всей Антанты: германцы не смогли перебросить из Восточной Пруссии войска в Польшу, где осуществлялась успешная для России Варшавско-Ивангородская стратегическая операция.

А из Германии были оттянуты 2 дивизии — 49-я резервная и 50-я резервная (уже упомянутый 25-й резервный корпус), не попавшие на Французский фронт, что имело немаловажное значение в период развернувшихся боев на Изере. Этот корпус М. Гофманом оценен достаточно высоко: «Верховное командование придало этой армии (8-й. — А.О.)один из вновь сформированных корпусов, именно 25-й, хорошо себя показавший в бою» ^{217}. В рассматриваемый период в боях у Ипра наступило определенное равновесие в силах, и целый корпус мог позволить германцам переломить ситуацию в свою пользу, но он отбыл в Восточную Пруссию.

Начальник штаба 10-й русской армии генерал барон А.П. Будберг отмечал пользу Первой Августовской операции для союзников по Антанте, называя ее операцией, «которая сломила, наконец, долгое и упорное сопротивление VIII немецкой армии, принудила ее отойти к Летцену и за р. Ангерапп и притянула на наш фронт немецкие резервы, облегчив этим союзников, изнемогавших в это время в ожесточенных боях у Ипра» ^{218}.

Успешное окончание операции привело к занятию русскими Сталлупенена и Гольдапа, выходу их к Мазурским озерам. Снова была захвачена большая часть Восточной Пруссии. Но самое главное — это оттянутые резервы противника, в том числе в период напряженных боев союзников по Антанте во Фландрии. Это сказалось на стабилизации Французского фронта, что имело крайне неблагоприятные последствия для германской стратегии, в очередной раз не сумевшей добиться решительного результата.

Но, несмотря на успешные оперативные действия против 8-й германской армии, В.Е. Флуг за «опасную активность» 23.09.1914 г. был отстранен от занимаемой должности — прежде всего вследствие интриг генерал-квартирмейстера штаба фронта генерал-майора М.Д. Бонч-Бруевича, будущего ближайшего советника В.И. Ленина, по непонятным причинам противодействовавшего активным операциям 10-й армии. Так, перегруппировки войск армии встречались в штыки, зачастую (например, 27 сентября) следовали категорические предписания остановить наступление и т.д.

М.Д. Бонч-Бруевич в своей работе «Вся власть Советам» прямо говорит о т.н. стратегических вензелях Флуга: «Не многим лучше, нежели в 1-й армии, было положение и в 10-й, которой командовал генерал Флуг, тупой и чванливый немец. Вероятно, под влиянием военной литературы, в изобилии появившейся после Русско-японской войны, он вознамерился поразить мир своими стратегическими талантами. Решив окружить германские главные силы, Флуг начал проделывать какие-то непонятные маневры, сводившиеся к фронтальному медленному наступлению одних корпусов и к захождению плечом других… По моему настоянию генерал Флуг был вызван в Белосток… Вскоре Флуг был отчислен от должности и заменен более способным и разумным генералом» ^{219}. В этой характеристике — весь М.Д. Бонч-Бруевич. Но вся мелочность и склочность этого, не отличающегося военными дарованиями деятеля отлично видна на страницах его работы, где нет хорошего слова ни об одном генерале, за исключением разве что Н.В. Рузского.

Стоит также отметить, что более «способный генерал» — В.Ф. Сиверс, — проводивший по настоянию командования фронтом столь любимую М.Д. Бонч-Бруевичем «линейно-крепостную» тактику в построении армии, проиграл Вторую Августовскую операцию в январе—феврале 1915 г., погубив 20-й армейский корпус.

Генерал-лейтенант барон А.П. Будберг, сравнивая нерешительного командующего 10-й армией В.Ф. Сиверса с ее бывшим командующим В.Е. Флугом, отмечал: «У меня не было и не могло быть никаких сомнений, что если бы в конце января 1915 года нашей X армией командовал бы генерал Флуг, то он сам, никого не спрашивая, сразу же отдал приказ об отходе армии на восток, так как при спокойной и рассудительной оценке нашего тогда положения никакого иного решения быть не могло» ^{220}. Оценил он и позицию командования фронтом:

«…генерал Бонч-Бруевич не выносил резких и неправильных линий, выступов и загибов на схемах, украшавших стены его кабинета…» ^{221}И «…В период успешных действий нашей армии еще при командовании ею генерала Флуга, а затем и во время нашего вторжения в Восточную Пруссию штаб фронта непрерывно вмешивался в наши распоряжения там, где этого вовсе не требовалось, заливал нас потоками самых мелких указаний, лез во все мелочи, учил, наставлял и пытался всячески подчеркнуть свое мудрое руководительство… одним словом, делал все, чтобы показать, что и “они пахали”. Зато во времена тяжелых испытаний, неудач и заминок того же периода от этого вмешательства и руководительства не оставалось и следа; наоборот, тогда надо было сделать очень много усилий чтобы добиться от штаба фронта каких-либо решений или указаний по самым важным вопросам его неоспоримой компетенции, раз эти указания или решения были связаны с возможностью последующей соприкосновенности с нашими неудачными и невыигрышными операциями» ^{222}.

А.П. Будберг так охарактеризовал тандем Рузский — Бонч-Бруевич: «В те времена фактическим Главнокомандовавшим Северо-Западным фронтом по оперативной части был достаточно всем известный и достаточно всеми презираемый и ненавидимый Бонч, великий визирь при совершенно выдохшемся Рузском, отдавшем все оперативные бразды правления в руки своей “Маскотты” (так он называл Бонч-Бруевича, приписывая ему все свои успехи на Австрийском фронте) и утверждавшем все, что докладывалось ему этим пустопорожним и безграмотным в военном деле честолюбцем, захлебнувшимся в доставшейся ему власти и не знавшим ни удержа, ни предела в проявлении последней» ^{223}.

Командующий Северо-Западным фронтом генерал от инфантерии Н.В. Рузский, показав свою недееспособность (выразившуюся, в частности, в отсутствии элементарной координации действий вверенных ему армий), нашел виноватого в приостановке наступления в лице энергичного командарма. Факты недовольства командующего фронтом В.Е. Флугом наблюдались и ранее. Так, уже на совещании, состоявшемся в Гродно в ночь на 18 сентября, на которое были приглашены командующие 1-й и 10-й армиями с их начальниками штабов, генерал Н.В. Рузский выразил сожаление, что дал свое согласие на атаку Августова, так как это «положило начало всем последующим “рискованным предприятиям” 10-й армии». А командующему последней было поставлено на вид, что, «увлекаясь несбыточными утопиями, вроде окружения и уничтожения неприятельских корпусов, — несбыточными в силу невозможности для нас “состязаться с немцами в искусстве маневрирования”, — армией упускается из виду данная ей задача…» ^{224}

Как отмечал А. А. Керсновский: «В общем, наша 10-я армия нанесла поражение VIII германской. Несмотря на одержанную победу, командовавший ею генерал Флуг был отрешен от должности: его неизменно наступательные директивы пугали малодушного главнокомандовавшего фронтом и его штаб. В его действиях Рузский и Бонч-Бруевич усмотрели “опасную активность”. Штаб фронта запретил 10-й армии использовать августовскую победу фланговым ударом… от Граева в тыл германцам и предписал корпусам действовать исключительно кордонным расположением — плечом к плечу» ^{225}. «Взяв Су-валки 20 сентября, генерал Флуг навлек на себя величайший гнев генерала Рузского за недостаток “методики”. Гофкригсрат Северо-Западного фронта заранее (16 сентября) назначил взятие Сувалок на 22-е число» ^{226}.

Промедление решения командующего фронтом и перенос продолжения наступления 10-й армии с 20 на 24 сентября стали главной причиной неудачи возобновившихся атак. При том, что сам командующий фронтом, командиры 3-го Сибирского, 22-го армейских корпусов и комендант Осовецкой крепости были награждены, командующий 10-й армией и начальник штаба армии генерал-лейтенант С.Д. Марков были отчислены от должностей «в распоряжение»: первый — Верховного главнокомандующего, а второй — главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта.

Так завершилась самая успешная из операций В.Е. Флуга.

Следует отметить, что В.Е. Флуг был одним из тех русских генералов, кто понимал значение морального фактора в современной войне. Выдающий теоретик и практик военного дела, византийский император Маврикий писал в своем трактате, что для поднятия морального духа войск необходимо одерживать тактические успехи, пусть стратегически и не нужные, но позволяющие воинам ощутить вкус победы и приободриться (при виде трофеев и пленных) перед грядущими сражениями.