Успеть. Поэма о живых душах

«Не пожелай жены ближнего, тебе это известно, дядя? Нет? Тогда изучай! — и вручает Согдееву книгу. — Смотри, завтра спрошу!»

Все это так понравилось Антону, что он даже рассмеялся.

И заметил, что из соседней машины, ехавшей, вернее, стоявшей слева, на него с симпатией, с вопросительной улыбкой смотрит красивая девушка-брюнетка. Машина двухдверная, купе, судя по контуру, «ауди». Девушка проехала вперед, Антон увидел кольца на руле — точно, «Ауди». Теперь сдвинулся и Антон, они опять оказались вровень. Девушка продолжала улыбаться. Показала себе на ухо, утвердительно кивнула. Вроде того — что-то смешное слушаешь? И сама посмеялась, показывая, как смеялся Антон. Антон отрицательно покачал головой и повертел пальцем у виска. Вроде того, над своими мыслями смеюсь. Девушка уважительно развела руками: надо же! И, опустив стекло, крикнула:

— Приятно видеть веселого человека! А то мрачные все!

— Я такой! — подтвердил Антон. — Меня Антон зовут, значит — анти, чувствуешь? Все так, а я анти. Антистресс типа.

— Правда? А я антистресс ищу как раз.

— Уже нашла. Записывай телефон.

— Фигасе! Другие у меня спрашивают.

— Я же анти, у меня все по-своему. Записываешь?

— Диктуй!

Антон продиктовал свой номер. Меж тем ряд, в котором была девушка, двинулся вперед, ей гудели, она не обращала на это внимание, записывала. Записав, сказала:

— Сейчас позвоню, увидишь мой номер. И имя.

Она проехала вперед, а ряд Антона не двигался. Он хотел перестроиться в левый ряд, не пустили. Хотя лучше в своем, если он поедет, а то так и будешь тащиться за девушкой на расстоянии нескольких машин без возможности догнать. Ряд встал намертво. Антон посмотрел вперед и понял, что в задумчивости оказался на полосе, которая сворачивает направо по боковой стрелке светофора. Стрелка сейчас красная, а центральный кружок зеленый, девушка наверняка уже далеко. Пришлось перестроиться под раздраженный гудеж сзади, влезть в левый ряд, а звонка от девушки все не было.

Минут через десять не позвонила, а прислала сообщение с номером телефона и именем: «Настя».

И это кольнуло Антона. Совпадение показалось нехорошим, грешным. Будто он своей Насте слегка изменил с чужой Настей. Шило на мыло, как говорится. Да, но шило свое, а мыло — чужое.

Минуточку, когда Настя стала опять для тебя своя? — спросил в голове чей-то голос, это послышалось ясно, будто было произнесено кем-то вслух, не Антоном.

И этот же голос продолжил: пора признаться, что ты никак не хочешь и не можешь принять то, что Настя теперь — не своя. Не твоя. Навсегда не твоя. Неисправимо не твоя. И едешь ты сейчас домой не ради Алисы, а для того, чтобы Настя как-то отреагировала, появилась, чтобы увидеть ее и говорить с ней. Неважно о чем. Скандалить, ругаться, кричать, но — видеть и слышать. Потому что ты, Антон, до безумия ее любишь, любишь больше и сильнее, чем тогда, когда впервые подумал, что любишь ее. Тогда ты только подумал, что любишь, а теперь, после стольких лет, любишь окончательно, любишь так, что готов на все, лишь бы ее сохранить.

Антон хотел появиться сюрпризом: тихо открыть дверь своим ключом, прокрасться к комнате Алисы, неожиданно войти. Другие дети в таких случаях пугаются, кричат, визжат, смеются, Алиса же удивительно выдержанная, только посмотрит вопросительно и скажет: «Ты чего?» То есть раньше бы так и было, а сейчас обрадуется, не может не обрадоваться. Вскочит, бросится, обнимет.

Сюрприза не получилось: дверь оказалась заперта на задвижку. Он позвонил, открыла Людмила Васильевна, очень сухая, бодрая старуха, которая давным-давно приехала в Москву из деревни, была всегда, догоняя город, церемонно вежливой и старалась говорить грамотно, но интонации так и остались деревенскими, а еще у нее так был устроен рот, что слюна при разговоре не удерживалась и подтекала с одной стороны, и она то и дело с коротким шумом велосипедного насоса втягивала ее обратно.

— Здрасьте, здрасьте, — поприветствовала она Антона.

Всегда была с ним на вы. Может, сказалась долголетняя работа в домоуправлении, а потом в МФЦ на мелкой должности, там же всем выкают. Но с Настей вот на ты, да и Настя с ней тоже, хоть и по имени-отчеству.

Алиса вышла на звонок, встала в двери зала:

— Привет.

И смотрела, как отец раздевается и разувается.

— Спасибо вам, Людмила Васильевна, до свидания, — сказал Антон.

— Идти, что ли? — уточнила она.

— Ну да, я же дома.

— Но потом-то уедете или как?

— Останусь.

— Мне Настя сказала ее дождаться.

— Она не знала, что я приеду. Я приехал, дожидаться не надо.

— Нехорошо получится. Я ей тогда позвоню.

— Зачем?

Людмила Васильевна, не ответив, достала из кармана цветастого байкового халата телефон.

— Настюш, тут Антон приехал, мне как, дождаться или что?

Выслушала ответ, сказала:

— Поняла, хорошо.

И сообщила Антону:

— Просит подождать.

— Послушайте, Людмила Васильевна… — начал было Антон, но тут же — звонок Насти.

— Что за дела? — спросила она. — Ты зачем там?

— К дочери приехал.

Алиса в двери шевельнулась и хмыкнула: ей было смешно, что о ней говорят в третьем лице.

— Зачем?

— Повидаться.

— Митя рассказал, как у вас все прошло, если ты что-то задумал, предупреждаю: даже не пробуй.

— Ну да, ну да. В тюрьму посадить, убить.

— Алиса там? Слышит тебя?

— Да, но не думаю, что поняла.

— Все она понимает, и ты это знаешь. Ты мужик или нет, ты можешь пока ничего не обсуждать при ней? Я скоро буду.

— Не волнуйся, ничего лишнего. И у тебя осведомительница тут, если что, доложит.

— Вот именно!

Антон, закончив разговор, с улыбкой посмотрел на Алису и развел руками: извини, что при тебе пришлось вести такие разговоры.

А Людмила Васильевна обиделась:

— Я извиняюсь, Антон, но вы не надо меня такими формулировками называть. Я тут не осведомляюсь, а работаю, хотя и по-соседски. И к вам я хорошо отношусь, но Настя тоже имеет право быть в курсе, учитывая, что у вас ситуация неоднозначная, я сама не хочу к вам тут присутствие иметь, но уж так получается!

И всосала в рот воздух вместе со скопившейся во время длинной речи влагой.

Антон прошел в зал, сел на диван, а Алиса устроилась с ногами в кресле. Людмила Васильевна поместилась в другое кресло, в углу, под торшером и, надев огромные очки, взялась за прерванную работу — подшивала лямку-держатель к полотенцу. Работая, посматривала на панель телевизора, висящую на стене. В кухне обычно тоже включен телевизор. И в квартире Людмилы Васильевны, Антон как-то заходил к ней, устранял с помощью вантуза засор в ванной, тоже два телевизора, в кухне и комнате. Для многих современных людей телевизор стал чем-то вроде аквариума, они редко сидят и целенаправленно смотрят его, но он, как и аквариум, создает ощущение какой-то жизни рядом с тобой, какого-то движения, и ты не чувствуешь себя одиноким.

Сейчас в телевизоре обсуждали красивенькую молоденькую девушку, показывали ее фотографии — то на яхте с толстым господином, то в клубе с молодым человеком сомнительной ориентации — у него были накрашены глаза и губы, то на широкой постели, где она лежала голая, спиной к камере. Наверное, это была юная грешница, брачная аферистка или любовница за деньги; собравшиеся в студии гневно осуждали ее, обвиняли в чем-то, девушка отнюдь не оправдывалась, напротив, выглядела уверенной и самодовольной. Один только раз вспылила, отчитывая какую-то багровую от возмущения толстощекую тетку, и вид у девушки в этот момент был такой, будто ее незаслуженно оскорбили (да, троих обманула и пятерых ограбила, но что я чужого котенка с лестницы сбросила — неправда ваша!), и девушка даже глаза, взмокшие от обиды, трогательно вытерла ладошкой, но тут же после этого заулыбалась и пришла опять в превосходное расположение духа. Она наслаждалась тем, что в центре внимания, что ее видит вся страна, ее веселил бессильный гнев аудитории. Публика сидела на расстоянии друг от друга, некоторые были в масках, и это придавало судилищу одновременно и зловещий, и комический вид.