Успеть. Поэма о живых душах

— Говорю. Момент ожидания! Как и во многих других вещах. Я вот рассказал вам про свою любовь, теперь давайте вы. Про то, у кого какая была самая сильная любовь в жизни. Кто расскажет, тот и выпьет, а потом другие, по кругу. Тут у нас момент ожидания и возникнет, и наливка нектаром покажется, хотя и так хороша.

— Вы разве про самую сильную любовь рассказали? — усомнилась Арина. — Как я поняла, она, эта немка французская, она вас любила, а вы не очень.

— Это я так тогда думал! А прошла жизнь, и я, Ариночка, теперь понимаю, что ничего ярче и интересней, чем с Бруной, у меня не было. И женат был, грешным делом, дважды, и по любви вроде женился, но все-таки… Не то, не так. Давайте по кругу, с Сергея Михалыча начнем, потом Светлана Павловна, потом Римма Сергеевна, потом Арина, потом наша сторона — Данила и Василий Русланович.

Светлана Павловна таким порядком была недовольна.

— Как вы все расфасовали! — сказала она. — По кругу! Круг можно и от вас начать!

— Можно и от нас, — Гусаров был согласен, поскольку свой номер уже отбыл. — Вы не против, Василий Русланович?

Галатину это не очень понравилось, но и сопротивляться не видел смысла. А история самой сильной любви у него была готова: он всю жизнь любил свою жену и до сих пор — памятью — любит. Все, конец фильма. Самое смешное — он не помнит, когда и при каких обстоятельствах с ней познакомился. В какой-то компании, что ли. У каких-то общих знакомых, на чьем-то дне рождения. Такое ощущение, что она в какой-то момент оказалась рядом так естественно и просто, будто всегда была. И навсегда осталась. Получается — нечего рассказывать. Но хочется ведь угодить компании, повеселить ее и порадовать, и Галатин рассказал историю друга Вени Душева. История эффектная: Веня был приглашен на свадьбу другом жениха, а подругой невесты была девушка Оля, и была эта Оля тоже почти замужем, пришла с женихом. И она очень понравилась Вене, он пригласил ее потанцевать.

«Она только со мной танцует!» — ответил за Олю жених.

«Как это я с тобой танцую, если ты вообще не танцуешь?» — удивилась она.

«Не танцую, потому что не умею, а чего я не умею, я не делаю! Но если бы танцевал, то ты бы только со мной. Так на свадьбе положено», — объяснил жених.

«Ничего подобного, не выдумывай! Сиди и пей дальше, а я танцевать хочу!» — сказала Оля и пошла танцевать с Веней. И Веня, который в тот вечер по какой-то причине не пил и был поэтому обостренно и осознанно чувствителен, как только обнял ее, так сразу и понял: моя девушка.

«Я, уж простите за откровенность, — рассказывал Веня в очередной раз, часто в присутствии Оли, — ощутил такое жуткое возбуждение, какого у меня в жизни не было. Ни до, ни после. А брючки, вы помните, какие тогда шили? В облипочку по бедрам! А ресторан был «Олимпия», помнишь, Оль? — тогда еще новый, люстры светили, как днем, и у меня дилемма: если я буду на расстоянии танцевать, со стороны увидят и придут в ужас, а если вплотную — Олечка ужаснется! Ищу золотую середину, чтобы и не далеко, и не близко, тут меня сзади толкают, я невольно прижимаюсь к Оле, и Оля произносит гениальную фразу. Все замолчали, хватит жрать и пить, пауза, тишина! Все готовы? Повторяю ситуацию: я в состоянии эректильного психоза, видимого невооруженным взглядом, я боюсь оскорбить чей-то взгляд, но еще больше боюсь оскорбить девушку прикосновением, меня толкают, я прижимаюсь, и — барабанная дробь! — Олечка с невинными глазками спрашивает: «Ты не ушибся?» А я ей: «Выходи за меня замуж».

Застолье от этой истории обычно было в восторге, Оля хмурилась, хотя и позволяла довести рассказ до конца. Конец был в том, что жених повел Веню на улицу — бить. Но Веня бить себя не позволил, побил его сам (так он, по крайней мере, рассказывал). А через полгода они с Олей поженились. И до сих пор живут вместе, Оле с ним тяжело из-за нечастых, но регулярных запоев, раза два или три уходила к маме, но вскоре возвращалась, потому что Веня без нее начинал пить так, будто хотел убить себя водкой. Последние годы, правда, поумерился, безумствует все реже: возраст, здоровье…

Эту историю Галатин и рассказал, как свою, опустив, естественно, эпизод с эректильным психозом, вернее, смягчив его: дескать, я почувствовал к девушке непреодолимое влечение, такое непреодолимое, что тут же сделал предложение, а потом была драка с женихом, а потом мы с ней поженились, были счастливы, только умерли, к сожалению, не в один день, она раньше — тут уж Галатин присоединил к истории Вени свой финал.

Всем понравилось, а Галатин с полным правом выпил, и наливка показалась ему намного лучше, чем в первый раз.

— Отлично! — сказал Гусаров. — Хорошо рассказали, спасибо. Данила, твоя очередь.

— Я еще молодой, — уклонился Данила. — У меня самая сильная любовь еще впереди.

— Но что-то уже было? Из того, что было, что самое сильное? В смысле — чувство?

Самым сильным у Данилы было чувство не любви, а, пожалуй, ненависти. Или злости. Трудно сказать, что это. Полгода назад приехала в сервис девушка. Выходила из машины так, как выходят в кино — сначала замедленно появляется длинная голая нога в туфле на длинной и тонкой шпильке, потом плавно вырисовывается бедро, обтянутое шортами, потом обнаженная талия, потом завершающие изгибы и плавности, а потом лицо несказанной красоты — несказанной потому, что не знаешь, как о ней сказать. Идеал, короче. Да еще и волосы расправляет круговым движением головы по-киношному, и золотистый водопад ослепляет отражающимися в нем бликами света. Данила стоял как вкопанный, зачарованно смотрел, но отмер, пришел в себя — работники автосервиса порода особенная, привыкнув ничему не удивляться в машинах, они не удивляются и людям, и зарули к ним хоть английская королева, не растеряются. И Данила довольно смело подошел к красавице, спросил:

«Что беспокоит, чем помочь? Если электрика косячит, то ко мне!»

Ничего не ответила красавица, лишь глазами презрительно смерила, удивляясь, что простой работяга посмел говорить так вольно с нею, царицей если не мира, то всего, что ее окружает. Она оказалась новой подругой хозяина сервиса, которого звали Рамзес. Данила до сих пор не знает, настоящее это имя или кличка. Довольно противный мужик, лет под пятьдесят, со смуглой кожей, сухой, глаза темные до черноты, усы аккуратные, спускаются вниз и соединяются с бородкой, вид от этого должен быть интеллигентский, а на самом деле Рамзес выглядит умным и жестоким бандитом, с персоналом по-человечески не общается, только отдает распоряжения. И никогда не улыбается. Даже красавице не улыбается, принимает как должное, что она к нему ластится, обнимает при всех, целует в щеку. Несколько раз она заезжала к ним в сервис, Данила, приглядевшись, увидел, что не была эта девица особой красавицей. Кожа белая до бледности, с каким-то пятнышками, родинками, ключицы выпирают, ступни слишком большие, а если посмотреть на нее сзади, то видно, что даже шпильки не выручают ее слишком короткие для такой длинной талии ноги. И от лица, если ее умыть, ничего не останется. Да и странно было бы, если бы хозяин их не самого крупного сервиса, не сравнить с московскими или даже рязанскими, мог бы позволить себе натуральную модель. Подделка, дешевая копия. И все же всякий раз, когда она появлялась, в Даниле вспыхивало чувство досады и обиды. «Гадюка», — бормотал он себе под нос, но понимал, что все отдал бы за один раз с этой гадюкой. Только один раз, не больше. Для того, чтобы она, стискивая его руками и ногами, шептала в припадке удовольствия: «Ты лучше всех!», — как шепчет пухленькая соседка Виктория, продавщица торгового центра, с которой Данила встречается полтора года, никак не находя повода расстаться. Но он ищет, он постоянно ищет будущую подругу жизни, поэтому и едет в Рязань: бывшая одноклассница Фаина, которая жила там с обеспеченным мужем, два дня назад вдруг написала Даниле, что развелась, что все не так, как казалось, что она скучает по родному городу, но уже не вернется, Данила сочувственно ответил ей, сообщил, что собирается на Новый год в Рязань к друзьям (это была неправда), Фаина пригласила зайти и к ней. «Мне кажется, что-то у нас еще в школе намечалось, хотя мы этого не поняли», — написала она. Данила тут же взволновался и понял, что Фаина ему всегда нравилась. Хорошая, умная девушка. И на внешность вполне ничего. Хорошо бы прикатить на машине, но Данила, как назло, занялся апгрейдом, она не на ходу, поэтому и оказался в этой труповозке. Заранее волновался так, представляя новогоднюю ночь с Фаиной, что даже температура подскочила. А может, легкая простуда, но Данила ничего не чувствует.

В дороге он поостыл, да еще Арина эта, к которой он почувствовал что-то, чего не чувствовал к Фаине. И засомневался: не накрутил ли он себе, в самом ли деле Фаина та девушка, о которой он мечтал?

Вслух же Данила сказал следующее:

— Ну, если из того, что было, то у меня было похоже на то, как вот у… — он мотнул головой в сторону Галатина, успев забыть его имя-отчество.

— У Василия Руслановича, — подсказал Гусаров.

— Да. Тоже как бы отбил девушку у одного. У менеджера нашего. Ну, то есть я не отбивал, она сама. И я с ней… Ну, я же не железный и… Повелся, короче. Физиология. А потом говорю: нет, подруга, так нельзя. Нельзя товарищу по работе подлянку делать, даже если он твой шеф. А она начала, что его не любит, что уйдет, все вот это… Нет, если бы серьезно, если бы жениться, я бы тоже, а когда вот так вот, типа секс без отношений, это же примитивно, правильно? И я, в общем… Короче, пришлось проявить решительность. Но она поняла в результате. А потом все равно за него замуж вышла. А мне потом говорит: спасибо за честность, хотя, говорит, жаль, но лучше так, чем… Ну, и все. Выпить можно?

— Еще как можно! — разрешил Гусаров. — Редкая по нашим временам принципиальность!

— А чего тут принципиального? — спросила Арина неприязненно, почти враждебно. — Принципиально сразу девушке сказать: извини, взаимности нет, до свидания. А то сначала попользовался, а потом вспомнил про товарища. Физиология!

— Да она сама, сказал же! — оправдался Данила.

— Изнасиловала?

— Думаешь, так не бывает? Позвала домой разводку электрики сделать, я этим тоже занимаюсь, а у меня голова болела, она дала таблетку, а таблетка была какая-то дуровая, да еще вином угостила, смотрю, а я уже… Серьезно, я будто без сознания был! — сочинял на ходу Данила, рассказывая так, будто это было на самом деле и удивляясь своей способности фантазировать, которой раньше за собой не замечал. Видимо, дело не только в способности, но и в том, кому и для чего ты рассказываешь.

Арина пожала плечами:

— А потом? Или только один раз было?

— Еще пару раз, но это уже по рефлексу пошло.

— Засчитывается, — сказал Гусаров. — Не томи, пей, другие ждут.

И Данила выпил одним махом, запивая горечь диалога с Ариной, из-за которого он расстроился.

— Арина? — пригласил Гусаров.

— А я могу и не пить, — сказала Арина. — И не считаю, что нужно делиться личными вещами в публичном пространстве.

— Нечестно! — сказал Данила. — Можешь не пить, но других зачем обижать? Все получаются дураки, а ты…