Уст твоих бурный ветер
Шрифт:
– Я возьму ее в жены! И я не червяк!
– пробормотал Ах-Куратан, поднимаясь на четвереньки и тряся головой. Двигать челюстью оказалось больно. Глотать - тоже.
– Мой отец сам великий вождь…
– Ах, вождь?
– развернулся к нему Ах-Маруз.
– И где же твои стада, сын вождя? У тебя в волосах пасутся? И с чего ты решил, что я отдам тебе в жены свою любимую дочь, пусть и третью? Попрошайка!
– Злобный Сумар, позавидовав нашему процветанию, забрал наши стада два года назад, - ответил ах-Куратан, наконец усаживаясь на корточки. Он попытался гордо вскинуть подбородок, но шею снова
– Он напустил на них мор. Отец принес себя в жертву, чтобы спасти племя, но гнев Сумара не утих. С тех пор я странствую по миру…
– Воруешь и побираешься!
– отрезал вождь.
– Что ты можешь дать за мою дочь, бродяга? Два куста перекати-поля и тощего суслика? Да мне проще убить ее, чем отдавать задаром!
– Пусть сейчас я попрошайничаю!
– заносчиво ответил парень.
– Но я не всегда был таким, и не собираюсь оставаться нищим! Я добуду себе богатство своей собственной саблей! Я сын вождя, и я умею драться. Я…
– Языком ты умеешь драться, не саблей!
– скривился вождь.
– Я проклинаю тот день, когда позволил тебе испить воды из наших колодцев! Если бы за каждое хвастливое слово, что я слышал, мне давали овцу, я давно владел бы несметными стадами! Сначала ты должен доказать, что достоин купить мою дочь, и только потом тащить ее на свою рваную попону. Ну? Докажи!
– Погоди, брат, - остановил его ах-Тарранах, - паренек и в самом деле непрост. Тебя он, во всяком случае, скрутил очень неплохо. Может, из него и в самом деле выйдет прок. Погоди, я не кончил, - поморщился он, увидев, что брат опять багровеет от возмущения.
– Слушай, как тебя… Куратан…
– Ах-Куратан!
– возмущенно поправил его тот.
– Я сын вождя, а не безродный пастух!
– Пусть ах-Куратан, - отмахнулся ах-Тарранах.
– Значит, ты уверен, что станешь героем и завоюешь своей саблей богатство?
– Уверен!
– Хорошо, - одобрительно кивнул ах-Тарранах.
– Но повторишь ли ты свои слова прилюдно? Принесешь ли Клятву смерти?
Парень сглотнул.
– Но Клятву смерти может принести лишь тот, кто принадлежит к племени, - растерянно сказал он.
– А у меня своего племени больше нет…
– Тогда завтра с утра ах-Маруз объявит тебя парратаром, - равнодушно пожал плечами брат вождя.
– И, как парратар, ты принесешь клятву смерти, скажем… скажем, на год, а, брат? А то твоя любимая Зурила увянет, и найти ей мужа не получится. Ну, как?
– Клятву смерти… - пробормотал ах-Куратан.
– Клятву смерти…
– Иначе завтра тебя выпорют плетьми и пешим выгонят в пустыню, - зловеще ухмыльнулся вождь.
– Ну, что, червяк, страшно? Лучше бы тебе сразу сбежать.
– Я не трус!
– зарычал ах-Куратан, вскакивая на ноги.
– И я принесу Клятву смерти, я мочусь на твои угрозы! Я завоюю богатство и славу и принесу тебе выкуп за дочь! Завтра утром я принесу Клятву смерти перед всем племенем… если ты, вождь, не побоишься назвать меня парратаром!
Он рванулся к выходу и исчез в темноте, боязливо растворяющейся в сиянии Огненного Пруда.
– Сбежит… - проворчал вождь, глядя ему вслед.
– Зря ты не дал мне придушить его.
– Не сбежит… - усмехнулся ах-Тарранах.
– Парень слишком горд, даром что бродяга. Кто знает, может, и впрямь разбогатеет,
– А если не разбогатеет?
– с сомнением спросил вождь.
– Что я тогда со своей паршивкой делать стану? И так уже в девках засиделась, а жрет, как кобыла.
– Если не разбогатеет, Клятва смерти настигнет его, - пожал брат плечами.
– А паршивку всегда можно рабыней продать. Да, так все равно пришлось бы сделать. Ну кто на твою третью дочь позарится? Мужчин не так много, а бабы словно слепни рождаются. У меня у самого пятеро дочерей, скоро продавать начну. Вот на севере, говорят, за дочерей отец их женихам платит. Там бы тебе туго пришлось…
– Платить? Мужу? За дочь?
– поразился ах-Маруз.
– Да они меня бы нищим оставили! Как бы я за семерых заплатить смог? А ведь еще сыновьям надо жен покупать… Слушай, да как они там вообще живут, если мужьям платят?
– Ну, у них и детей не полтора десятка, как у тебя. Говорят, там трое - уже много.
– Трое? От пятерых жен?
– недоверчиво переспросил вождь.
– Да даже от троих, и то мало! Врут, наверное. Или северяне не мужчины?
– У них только одну жену брать можно, - пояснил брат.
– А может, и врут. Ты бы на праздниках проезжих слушал, а не пивом надувался, авось и знал бы побольше. Ну, ты как хочешь, а я к себе пошел. Не забудь завтра племени объявить про этого… парратара.
– Не забуду, - вновь потемнел лицом вождь.
– Ох, не забуду…
Ах-Куратан замедлил шаг. Он почувствовал, как ночной ветерок пробирает до костей. От холода зубы мелко постукивали. Или не от холода? Принести Клятву смерти… А если он не сможет добыть богатство за год? Прилюдно резать себе глотку - ох, как не хочется… Бродяга передернул плечами. Ну что же, лучше глотку перерезать, чем нищим всю жизнь болтаться.
Зурила сидела возле его костерка и тихо плакала. Она вскинулась на звук шагов, тихо ойкнула, потом бросилась парню на шею.
– Живой… - пролепетала она, жадно его целуя.
– Живой…
– Уймись, женщина, - пробормотал ах-Куратан, неловко отпихивая ее от себя.
– Я и не собирался помирать. Завтра я ухожу.
– Уходишь?
– неверяще уставилась на него Зурила.
– А как же я? Отец…
– Завтра я дам Клятву смерти, что за год добуду себе богатство своим клинком, - буркнул парень.
– А год - не так много… Твой отец согласился подождать. Ничего он тебе не сделает.
Зурила бросилась ему на грудь и расплакалась.
– Год… целый год… - бормотала она.
– За год я состарюсь и стану некрасивой. Ты разлюбишь меня, ты не захочешь меня, и отец продаст меня диким бериутам в рабыни… Ты уйдешь в ахмузы, любимый?
– Вот еще! Разбойники не бывают богатыми!
– снова отпихнул ее парень.
– Я знаю, как разбогатеть. На севере живет много ленивых толстых людей, они копают землю и бросают в нее зерно, а потом снова выкапывают его и едят. Они богатые, у них много добра. Я соберу храбрецов, мы обдерем с них жир, вытопим его в котле войны и навсегда поселимся в парчовом шатре! Твой отец еще пожалеет, что так грубо разговаривал со мной!…
– Ты погибнешь… - Зурила опустилась на колени и закрыла лицо руками.
– Ты погибнешь, а меня продадут бериутам…