Установление и Империя

В городах беглецы со всех концов Галактики могли выбирать из разнообразных развлечений те, что соответствовали возможностям их кошелька: от воздушных дворцов зрелищ и фантазии, открывавших свои двери любому обладателю полукредитки, до незаметных, тайных притонов, доступ куда получали только самые богатые.

В громадном потоке туристов Торан и Бейта значили меньше, чем капля в море. Они зарегистрировали свой корабль в огромном общем ангаре на Восточном Полуострове и перелетели к излюбленному месту отдыха для среднего класса — Внутреннему Морю, где развлечения были еще в рамках законности и даже пристойности, а толпы находились еще в пределах выносимости.

Для защиты от света Бейта носила темные очки, а от жары — тонкое белое платье. Обхватив колени руками, лишь слегка позолоченными солнцем, она застывшим, отключившимся взором рассматривала простершееся во всю длину тело своего мужа — прямо-таки мерцавшее в блеске ослепительно-белого светила.

— Не переборщи, — приговаривала она в первые дни.

Но Торан был родом с мертвенно-красной звезды. Несмотря на три года, проведенных на Установлении, солнечный свет все еще был для него роскошью, и уже четвертый день его кожа, заранее обработанная в целях повышения сопротивляемости лучам, была избавлена от соприкосновения с одеждой, за исключением коротких шортов.

Бейта перевалилась по песку поближе к Торану, и они шепотом заговорили. Мрачный голос Торана трудно было соотнести с его расслабленным лицом:

— Нет, я согласен, что мы ничего не добились. Но где он? Кто он? Этот безумный мир молчит о нем. Может быть, он и не существует.

— Он существует, — возразила Бейта, едва шевеля губами. — Он умен, вот и все. И твой дядя прав. Он и есть человек, которого мы могли бы использовать — если еще есть время.

После краткой паузы Торан прошептал:

— Знаешь, чем я занят, Бей? Я просто дремлю, обалдев от солнца. Все дела устраиваются сами собой… Это так приятно… — сказал он в изнеможении, потом заговорил громче. — Бей, ты помнишь, что говорил в колледже доктор Аманн? Установление никогда не может проиграть, но это не означает, что проиграть не могут и правители Установления. Разве подлинная история Установления не начинается с того, что Сальвор Хардин вышиб Энциклопедистов и стал первым мэром планеты Терминус? А потом, в следующем веке, не захватил ли власть Гобер Мэллоу почти столь же радикальными методами? Значит, правители дважды были побеждены, так что это возможно. Почему бы теперь не попробовать нам?

— Это старейший аргумент из книг, Тори. Какая пустая трата прекрасных грез.

— Нет, в самом деле, послушай. Что такое Хэйвен? Разве это не часть Установления? Это есть, так сказать, часть внешнего пролетариата. Если большими начальниками станем мы, Установление опять победит, и проиграют только теперешние правители.

— Между «мы можем» и «мы станем» огромная разница. Ты просто болтаешь чушь.

Торана передернуло.

— Чепуха, Бей, просто ты в кисло-зеленом настроении. Зачем портить мне удовольствие? Я лучше посплю, если ты не против.

Но Бейта вместо ответа вдруг вытянула шею, совершенно непоследовательно захихикала и, стащив очки и прикрыв глаза ладонью, вгляделась в пляж.

Торан поднял голову и приподнялся на локте, чтобы проследить за ее взглядом.

Как видно, она наблюдала за тоненькой фигуркой, стоявшей ногами вверх и расхаживающей, покачиваясь, на руках для развлечения случайной толпы. То был один из нищих акробатов, которыми кишел берег — выламывая гибкие суставы, они старались ради жалких грошей.

Неподалеку прогуливался пляжный охранник, и клоун, удивительным образом сохраняя равновесие на одной руке и стоя вверх ногами, другой рукой показал ему нос. Охранник угрожающе приблизился и отлетел назад, получив ногой по животу. Клоун, не прерывая движения, рывком вскочил на ноги и был таков. Разъяренный охранник тщетно пытался пробиться через отнюдь не благоволившую ему толпу.

Клоун постепенно продвигался по пляжу, иногда приостанавливаясь, но нигде не задерживаясь подолгу. Собравшаяся было толпа рассеялась. Охранник удалился.

— Странный тип, — забавляясь, сказала Бейта, и Торан безразлично согласился с ней.

Клоун был уже довольно близко, и его можно было разглядеть. Его узкое лицо спереди завершалось носом с широкими крыльями и мясистым, почти цепким на вид кончиком. Его длинные тощие конечности и тоненькое тело, подчеркнутые костюмом, двигались легко и изящно, но производили впечатление слепленных вместе по воле случая.

Один только взгляд на него вызывал улыбку.

Клоун как будто заметил внимание молодоженов к своей особе, так как остановился, проходя мимо, и, резко повернувшись, приблизился. Его большие карие глаза уперлись взглядом в Бейту.

Она почувствовала смущение.

Клоун улыбнулся, от чего носатое лицо его сделалось только печальней. Изъяснялся он мягкими, витиеватыми фразами, как говорят в Центральных Секторах.

— Используй я остроумие, дарованное мне добрыми духами, — произнес он, — я сказал бы, что эта госпожа не может существовать — ибо какой человек в здравом уме примет мечту за реальность? И все же пусть я лучше буду не в здравом уме и дарую веру своим восхищенным, зачарованным глазам.

Собственные глаза Бейты широко открылись. Она выговорила:

— Ого!

Торан рассмеялся.

— Ах ты, моя чаровница. Давай, Бейта, это заслуживает пятикредитной монеты. Пусть он ее получит.

Но клоун одним прыжком подскочил ближе.

— Нет, моя госпожа, не ошибитесь во мне. Я говорил вовсе не ради денег, а из-за светлых глаз и нежного лица.

— Ну что ж, спасибо, — и она добавила в сторону мужа: — Бог ты мой, не кажется ли тебе, что солнце слепит ему взор?

— Но не из-за одних только глаз и лица, — тараторил клоун, мешая слова будто безумный, — но также ради ума, ясного и твердого — и вдобавок доброго.

Торан поднялся на ноги, потянулся за белым одеянием, которое уже четыре дня носил перекинутым через руку, и скользнул в него.

— Ну-ка, дружище, — промолвил он, — а не скажешь ли ты мне, чего тебе надо, и перестанешь беспокоить госпожу?

Клоун испуганно шагнул назад. Его худое тело услужливо согнулось.

— О, конечно, я не хотел мешать. Я нездешний, и, хотя говорят, что способности мои никчемны, я все же могу читать по лицам. За красотой этой госпожи скрывается доброе сердце, и оно может помочь мне в моем горе, почему я и говорю так смело.

— Исцелят ли пять кредитов твое горе? — сухо спросил Торан, протянув монетку.

Но клоун не шевельнулся, чтобы взять ее, и Бейта сказала:

— Пусти меня поговорить с ним, Тори, — она быстро, вполголоса добавила: — Нет нужды раздражаться на его глупую манеру разговаривать. Это просто такой диалект; наша речь, вероятно, кажется ему столь же странной.

Она спросила:

— В чем твое горе? Не боишься ли ты охранника? Но он не тронет тебя.

— О нет, не он. Он — лишь дуновение ветра, вздымающего пыль у моих ног. Я бегу от другого, который — буря, разбрасывающая миры и мечущая их друг на друга. Я бежал неделю назад, спал на улицах и скрывался в городской толпе. На лицах многих я искал готовность помочь мне в нужде. Я нашел ее здесь, — он повторил последнюю фразу беспокойным тоном, и в его больших глазах было горе. — Я нашел ее здесь.