Утенок, превратившийся в лебедя

Когда я зашел в кухню, все уже завтракали. Точнее, все, кроме Прим. Миссис Эвердин сказала, что Прим приболела, и она оставила ее дома. Ну не может быть, что только я повлиял на такое ее поведение, поэтому после завтрака я собрался в школу предупредить учителя и заодно поговорить с «ухажером».

Я шел по шумным залитым солнцем улицам. Везде сверкали улыбки прохожих и, кажется, только я угрюмо шел, мечтая о дожде или прохладном ветерке, но солнце палило как проклятое. Классную Прим я знал давно, учительский состав в нашей школе не сильно поменялся, поэтому она меня приняла с радостью и была крайне огорчена болезнью Прим. Она предлагала мне немного посидеть и поболтать, жаль, что мне нужно было «спешить на работу». Я быстро нашел кабинет практикантишки и, убедившись, что у него нет урока, зашел в класс. Не удивительно, но как оказалось, он был учителем информатики, ведь передовые коммуникационные технологии раньше не были ведущими знаниями нашего дистрикта. Он сидел за учительским столом и проверял тетрадки. Я откашлялся, он вздрогнул и поднял взгляд.

— Чем могу быть полезен? — мне он уже не нравится. Что Прим в нём нашла?!

— Я Гейл Хоторн, брат Примроуз Эвердин, — у парня аж глаза на лоб полезли. Уже неплохо.

— А я Майкл Меринспорт, и я…

— Ее учитель и по заместительству парень, не так ли?! — не дал я ему договорить, сам закончив фразу.

— Эммм… допустим, — парень явно растерялся. Повисло секундное молчание, — Как вы можете быть ее братом, у вас ведь разные фамилии? — какой мы любопытный, вы посмотрите!

— Да, но это долгая история, я пришел поговорить не об этом.

— Все-таки поговорить. Уже лучше, — сказал тот, поднимаясь со своего места.

— Лучше чего? — я нервно сглотнул: этот парень был не на много ниже меня и хорошо справлен. Не думаю, что в драке я одержал бы 100% победу.

— Знаете, — Майкл сел на первую парту ряда и, сняв очки, положил их в карман пиджака, — Разговор всегда лучше драки. Итак, — он откашлялся, — о чем вы хотели поговорить?

— Я хотел сказать, чтобы ты не лез к Прим, — начал я свой заранее приготовленный текст серьезным тоном, нарочно перейдя на ты, — Зачем она тебе? Она ведь еще ребенок, а ты? Сколько тебе лет? Двадцать или больше? Ты же поиграешься с ней и бросишь, разобьешь ей сердце, а девчонка будет страдать!

Похоже, мои слова ни капельки не удивили парня, он мило улыбнулся и почти вплотную подошел ко мне.

— Не твое дело, что и когда я буду делать с Прим! — начал он слишком сволочным тоном, — Думаешь, я поверил, что ты ее брат! Ты ошибаешься. И если ты не хочешь хорошенько получить, то лучше иди отсюда! — он спокойно вернулся на свое рабочее место и как ни в чем не бывало, продолжил проверять тетради, не обращая внимания на ошарашенного меня. Только когда я пришел в себя и уже собирался захлопнуть дверь, он прокричал мне в след, — Кстати о Прим! Кто бы ты ей не был, тебе давно пора понять, что она уже не ребенок, а вполне взрослая девушка, — на этих словах дверь была захлопнута, а я с в говно испорченным настроением пошел на работу, где получил нагоняй за довольно сильное опоздание и работу в нетрезвом состоянии т.к. по пути не постеснялся заглянуть в бар и выпить несколько рюмок коньяка, но, за хорошую репутацию в прошлом, был «помилован» и оставлен на пару часов сверх рабочего дня, что меня ни капли не огорчило: все равно не хотелось домой, куда в этот день я и не попал. После окончания работы, по пути домой я встретил старого друга, с которым мы весело посидели в баре, а потом поехали к нему и уже там отключились.

Домой я вернулся на следующий день помятый, насквозь провонявший алкоголем и табаком. Была суббота, так что все домочадцы были дома. Все, кроме Прим, отчего у меня опять появилось желание напиться в хлам и проспать этот день. Кажется, я превращаюсь в Хеймитча.

Всю следующую неделю Прим не разговаривала со мной, а я не хотел начинать первым, да и времени не было, утром я уходил раньше всех, а вечером приходил поздно, сразу же уходя в свою комнату, только изредка болтая с младшими. В общем, неделька выдалась по-настоящему хреновой. Но самое худшее было впереди, когда Прим взбрело в голову познакомить своего «любимого» с семьей, черт бы ее побрал! И выпало это действо на субботу сильно напряженной недели.

========== Часть 3 ==========

Наступило утро «долгожданной» субботы. И, мягко говоря, не самое доброе. Я проснулся ужасно поздно, на часах было около одиннадцати, и тут же понял, что денек будет не из лучших: мало того что на ужин придёт «любовь всей жизни Прим», ещё и, только я открыл глаза, голова будто разломилась напополам и начала гудеть. Проклиная всех и вся я спустился вниз на кухню, где во всю орудовали кастрюльками и сковородками, миссис Эвердин и Прим и малышка Пози, одетые в цветастые фартуки, поверх домашних халатов и платьев, они громко переговаривали и хихикали, но у меня было не то настроение, чтобы по радоваться за их идиллию. Я просто взял из аптечки таблетку обезболивающего и хотел было уйти, когда взглядом встретился с Прим. В её глазах, помимо радостных искринок, было что-то тревожное, ее ровные, тонкие бровки съехали к переносице. Она нерешительно, робко подошла ко мне.

— Выглядишь плохо, ты не заболел ли, — Утёнок, не отрывая взгляда, потянулась рукой к моему лбу, видимо проверить температуру, но я резко уклонился и отвернулся.

– Просто разболелась голова, все нормально! — пробурчал больше себе, чем ей и быстрым шагом вернулся в свою комнату. Почему-то мне стало неуютно под её пристальным взглядом и так близко. Я сел на кровать и, уронив голову на руки, сдал челюсти так, что я, казалось, слышал хруст зубов. Меня накрыло волной злости, одиночества и какой-то безнадёжной обречённости. Весь день я боролся с головной болью, то валялся на кровати, то бессмысленно блуждал по интернет пространству. К четырём вечера ко мне влетела Прим, явно чем-то раздраженная и даже сердитая.

— Ты с ума сошёл! — от крика только успокоившаяся голова опять заболела, — Через час придёт Майкл, а ты все ещё в пижамных штанах!

— Он придет к тебе и маме, я вообще не буду присутствовать на этом дебильном ужине, — у девчонки глаза на лоб вылезти.

— Как ты можешь так говорить! — она не переставала кричать, и мне пришлось надавить пальцами на гудевшие виски, во рту от чего-то появился привкус железа, — ты просто бесчувственный мужлан! Как ты можешь так говорить! Тебе все равно что для меня это важно! — она подлетела ко мне и теперь смотрела сверху в низ. В её глазах горело пламя гнева, — Тебе плевать на то, что может я его люблю и хочу познакомить со всей своей семьёй и конечно же со старшим братом, — последние слова прозвучали больного, отчеканенные, Прим словно обожглась о них и замолчала.

Я поднял глаза на на неё. Девушка была одета в небесно-голубое платье с белым поясом, завязанным сзади на бант, подчеркивающим тонкую, кукольную талию. Её волосы были аккуратно уложены. Она была бы идеально красивой, если бы не капли алмазных слёз, скатывающихся по её лицу, от чего моё сердце сжалось. Я медленно, боясь нарушить создавшуюся неподвижную тишину, рукой аккуратно стер мокрую дорожку слез с ее розоватой щеки, осознав, какой она стала взрослой и прекрасной, черты стали менее угловаты, появилась до этого не свойственная ей женственность, совсем как Китнисс в шестнадцать. Но она не Китнисс! Реальность резко возвратила меня в действительность. Я быстро убрал руку с ее щеки и направился к двери.

— Тебе стоит уйти. Скоро придет твоя любовь, а ты в комнате с другим мужиком. Вот будет неожиданность, — я пытался говорить с обычной непринужденностью, но получилось слишком холодно.

Такие перемены в поведении видимо удивили девушку. Она долго и неподвижно стояла лицом ко мне, смотря на мое лицо невидящим взглядом, потом мгновенно оказалась напротив меня и, отмерив мне неплохую пощечину, выбежала из комнаты, звук прикосновения руки к щеке все еще звенел в ушах, а я все стоял, слушая гулко бьющееся, упавшее куда-то вниз сердце, не смея отпустить дверь, будто она вот-вот упадет и разрушит весь мир около меня. Щека горела, и эта жгучая боль расплывалась по всему телу, убивая меня изнутри. И как только эти нежные и ласковые руки будущего лекаря могут так ранить не только тело, но и душу.

И как я раньше всего не понял, как не разобрался в своих чувствах, как не догадался что любовь к Китнисс была всего лишь дружеской привязанностью, которую напрочь перебила любовь к маленьком у Утенку, к девчонке с нежной, солнечной улыбкой и небесно-голубыми глазами, которая всегда была рядом. Она так не похожа на свою сестру. Милый и нежный утенок вдруг, как-то резко, превратился в сильного и независимого, но такого же ранимого лебедя. Я был так глуп, не понимал, что все время после приезда в дистрикт питал сильные чувства к Лебедю, не замечая, что уже совсем не вспоминаю Сойку.