Утешительная партия игры в петанк
Шрифт:
За ночь лама подрумянилась… Появились новые оттенки лилового с зеленоватым отливом… Очень хотелось плюнуть в эту рожу, но не стал, воспользовался бритвой Алексиса.
Сбрил то, что было возможно, и тотчас пожалел. Стало еще хуже.
Рубашка воняла тухлятиной. Надел свою молодежную тенниску с крокодильчиком и почувствовал себя на удивление счастливым. Хоть и растянутую, заношенную, с обтрепанным, обвисшим подолом, он все равно узнал ее. Это был подарок Эдит. В то время они еще дарили друг другу подарки. Вот купила тебе тенниску, взяла белую, ты ведь так любишь классику, и вот теперь, чуть ли не тридцать лет спустя, он почувствовал к ней благодарность за ее дурацкую принципиальность. К его сегодняшней физиономии другой цвет никак бы не подошел…
Он
Ему не очень хотелось встречаться с Алексисом при свете дня. Предпочел бы остановиться на последних вчерашних аккордах и продолжать свою жизнь уже без него… но утешал себя тем, что сможет еще раз обнять Луку и прекрасную Марион, прежде чем навсегда потеряет их из виду.
Напротив церкви, пусть так, но самая что ни на есть светская школа.
Типичное здание а-ля Жюль Ферри, [151] скорее всего построенное в тридцатые годы, классы для мальчиков напротив классов для девочек, что увековечено в камне под сплетением букв R и F, [152] настоящий школьный двор с высокой оградой, по низу выкрашенной в зеленый железнодорожный цвет, побелевшие от мела каштаны. Несмываемые «классики» (вот скукотища) и на радость игроков в шарики потрескавшийся асфальт…
Очень красивое здание, с кирпичным орнаментом, прямое, строгое, в республиканском духе, несмотря на всякие шары и прочие фонарики, которыми его украсили по случаю праздника.
151
Жюль Ферри (1832–1883), видный французский политик, государственный деятель, за принятые им меры по лаицизации французской системы среднего и высшего образования, враги реформ прозвали его «изгнанником Бога из школы».
152
R'epublique Francaise — обычная надпись на школьных зданиях. На старых школах и колледжах, где мальчики и девочки учились отдельно, входы в помещения тоже были отдельными и над ними делали соответствующие рельефные надписи.
Шарль проталкивался вперед, подняв руки вверх и стараясь не сталкиваться с носившейся сломя голову ребятней. После шоколадного торта и запаха костра, почувствовал себя словно на школьном утреннике у Матильды. Только с сельским уклоном… Папаши в картузах и мамаши в чулках с начесом вместо модниц из пятого округа Парижа, а вместо палаток с сэндвичами bio — настоящий поросенок на вертеле.
Погода стояла прекрасная, он проспал больше десяти часов кряду, играли что-то веселое, его телефон разрядился. Убрал его обратно в карман, прислонился к стенке и, устроившись поудобнее в ароматах сахарной ваты и жареного поросенка, решил насладиться зрелищем.
Праздничный день…
Не хватает только почтальона… [153]
Какая-то дама протянула ему пластиковый стаканчик. Поблагодарил ее кивком, словно растерявшийся иностранец, позабывший разом азы французского, выпил глоток вина… непонятного происхождения, сухого, резковатого, подставил свои раны солнцу, закрыл глаза и мысленно поблагодарил соседку за то, что она не забрала у него ключи и подарила эти мгновения покоя.
Тепло, вино, сладость, местный говор, крики детей — все это действовало умиротворяюще…
153
Главный герой первого полнометражного фильма Жака Тати «Праздничный день» (Jour de f^ete, 1949 год) — почтальон Франсуа, участвующий в устройстве праздника на главной площади провинциального захолустья.
— Ты все еще спишь?!
Ему
и глаза не надо было открывать, он сразу узнал голос своего супер-штурмана.— Нет. Я загораю…
— Уф, советую с этим кончать, ты и так весь коричневый! Опустил голову:
— Ой! Да ты у нас пират? Головка с черной повязкой кивнула.
— А где же попугай на плече?
— Нууу, нету… — отвечал тот расстроенно.
— Пойдем за птицей?
— А если она проснется?
Хотя одним из воспитателей Шарля был Нуну, а, может, как раз таки поэтому, но он всегда считал, что самое простое говорить детям правду. Не был особенно силен в педагогике, но в этом не сомневался. Правда никогда еще не мешала фантазии. Наоборот.
— Знаешь… Она не может проснуться, потому что набита соломой.
Усы Луки расползлись до самых сережек в ушах:
— Я так и знал, но не хотел тебе говорить. Боялся, что ты расстроишься.
Кто? Кому пришла в голову эта счастливая мысль — придумать детей? — умилился он, пристраивая свой стаканчик за какой-то черепицей.
— Пошли за птицей.
— Да но… — замялся малыш, — это же не настоящий попугай…
— Да но… — торжествовал взрослый, — ты тоже не настоящий пират…
На обратной дороге зашли в кафе «Встреча охотников», по совместительству служившее бакалеей, оружейной лавкой, представительством банка «Креди Агриколь», а днем по четвергам еще и парикмахерской, купили моток веревки, и перед церковью Шарль, опустившись на колени, как следует закрепил Мистенгета, возвращающегося на подмостки.
— А где твои родители?
— Не знаю…
И в полном восторге, вернулся к одноклассникам, ступая с величайшей осторожностью.
— Ты умеешь говорить «коко». Коко? — уже разговаривал он со своим попугаем.
Шарль вернулся на свое место у стены. Дождется выступления Луки и уедет в Париж…
Какая-то девочка принесла ему дымящуюся тарелку:
— Ой, спасибо… Как это мило…
За большущим столом та же дама с внушительным бюстом, что предложила ему стакан вина, всеми способами старалась привлечь его внимание.
Господи, этого только не хватало… Усмехнувшись, поспешил взять в руки пластиковые приборы и сосредоточился на жареной свинине.
Вспомнил белье, сохшее на веревке у мадам Каню.
— Клянусь тебе, это ее лифчик, — твердил Алексис.
— Почему ты так уверен?
— Да ладно… Это же видно. Такая прелесть…
Суета на сцене. Бабушек потихоньку рассаживают на лучшие места, тем временем включили микрофон: раз, два, раз, два, вы меня слышите? Помехи, раз, два, Жан-Пьер, пожалуйста, настрой, да поставь ты наконец свой стакан, раз-два, все в сборе? Добрый день, усаживайтесь, напоминаю, что розыгрыш лотереи… помехи, Жан-Пьер! Черт! Опять!
Ладно.
Мамаши, склонившись в три погибели, поправляли прически и макияж, папаши возились с видеокамерами. Шарль увидел Корину — с двумя другими дамами она оживленно обсуждала какую-то кражу в раздевалке, — и вернул ей ключи.
— Надеюсь, вы заперли калитку?
Да. Запер. Горячо поблагодарил за гостеприимство и отошел. Как можно дальше.
Поискал себе место на солнышке, переставил стул так, чтобы иметь возможность незаметно исчезнуть по ходу спектакля, вытянул ноги и, поскольку его «школьная перемена» подходила к концу, снова стал думать о работе. Достал ежедневник, проверил назначенные на эту неделю встречи, решил, какие бумаги возьмет с собой в Руасси и начал составлять…
На мгновение его отвлек шум слева от него. Но только на мгновение. Словно искорка пробежала между глазным рецептором и подкоркой, мелькнула мысль, что и в сельской школе Ле Марзере есть сексапильные мамаши… Список телефонных звонков — отдать секретарше, обсудить с Филиппом проблему…
Снова поднял голову.
Она улыбалась ему.
— Hullo…
Шарль уронил ежедневник и наступил на него, протягивая ей руку, а, пока нагибался за ним, она успела подойти и сесть с ним рядом. Впрочем, не совсем рядом, оставила между ними один свободный стул.