Утомленное солнце
Шрифт:
– Закуришь – легче станет… Давай! Если по первому разу, то смоляки эти, ну сигареты, слабые, не развезет. Зато полегчает…
Артем взял сигарету. Сунул в рот. Захар щелкнул зажигалкой. В горле запершило, в легкие ворвался дым с запахом гнилого табака, никотин тут же впитался в непривыкшую к нему кровь. Закружилась голова. Такое ощущение, что нутро сейчас вывернется наизнанку. Артем протянул сигарету Захару. Хватит с него этого удовольствия.
– Давай еще, это по первому разу хреново. А потом кайф будет…
Организм был возмущен наглым никотиновым вторжением. Но даже на фоне этого Артем ощутил легкое приятное расслабление.
– Это немецкие смоляки, – сказал Захар. – Эрзац-табак. Слабый и вкус гнилостный… Вот махры бы. Но где ж ее взять?..
К ним подошел паренек с двумя алюминиевыми кружками в руках. Поставил их на свободное место. Угодливо передал Захару какой-то сверточек.
В кружках был чай. Темная водичка без сахара. Но кипяток!.. Никогда еще Артем не пил такого вкусного чая. Ему приятно было глотать обжигающую жидкость, чувствовать, как тепло разносится по организму.
– На вот, держи! – Захар сунул ему в руку какой-то темный кусок.
Артем не поверил. Это был горький шоколад. Самый настоящий шоколад.
– Откуда?
– Оттуда! – улыбнулся Захар и вознес глаза к небу. – Когда немец упал, мы его потрошить давай. Что унес, то и твое. Потом из полка барахольщики понаехали, все остальное себе хапнули… Но мы вот немало взяли, кое-что осталось… Давай, давай, а то кто увидит. Или унюхает. Мужики-то голодные, слюнками давиться начнут.
Небольшой кусочек шоколаду не мог унять волчий аппетит. Зато он дал Артему нечто большее. Веру в людей, которые его окружали. Веру в братскую душу… Захар сейчас казался ему родным братом. Как будто и нет больше никого роднее на многие сотни километров вокруг.
– Я вот о чем хотел тебя спросить. О Римме что-нибудь слышал?
– А вы разве не переписываетесь? Или у тебя без права переписки?
– Зачем без права, с правом… Я ж не враг народа, – ухмыльнулся Захар. – Только тут такое дело. Нельзя мне писать ей. И ей мне тоже… Сестричка у меня своя в доску. Лучше не бывает и быть не может. Но я ей не желаю того, на что сам пошел…
– А на что ты пошел? – спросил Артем.
Он помнил, что говорила ему Римма про своего брата тогда, на Белорусском вокзале. Захар какой-то вызов кому-то бросил. Он даже догадывался, кому и какой вызов…
– Да так, фраера одного на деньги раскатали, – небрежно махнул рукой Захар. – Сам просился… А потом мусора… Да это и не важно… Ты думаешь, я такой плохой, да? Уркаган, уголовник. А я не уркаган, я по стирам спец, ну, шулер, катала, в общем, карточный игрок… Ты вот комсомольцем, наверное, был, коммунист там, если не исключили. Это твоя дорога. Но не моя. Я на коммунистов и на эту чертову революцию зуб имею… Ты только не дергайся, ладно? Я много говорить не буду. Просто у меня отец – столбовой дворянин, мать – баронесса. Отца и мать чекисты из ОГПУ расстреляли, в двадцать восьмом. Типа, контрреволюционный заговор. Тетка нас растила, а потом и тетку… В общем, не люблю я советскую власть. Так уж сложилось. Вот ты думал, что на свободе живешь, а я в клетке. Ни черта! Это вы в клетке живете! А я гораздо свободнее вас всех! Нехорошо быть уголовником, но еще хуже быть советским человеком, понял?
– Не понял! – Артем волком глянул на Захара.
– Не понял и не поймешь. И понимать не надо, – жестко усмехнулся тот. –
У каждого свой путь… Я тебя агитировать не собираюсь, лично мне до фонаря, кто ты по жизни. Лишь бы не гнида. Но этого за тобой нет… Я чего Римме-то не пишу? У нее жизнь впереди. Хоть и не та жизнь у нас, а жить надо. Она хочет на врача учиться. Представляешь, она в институт поступать станет, а у нее брат в местах лишения свободы. Могут и не взять… Я потому и не пишу ей, чтобы она адреса моего не знала. Если она мне не пишет, то и почту ее не проверяют. Я ей не пишу, и меня как бы нет… Зачем девчонке судьбу портить? Ты согласен?Артем мог соглашаться или не соглашаться с ним. Но сейчас его волновало другое.
– Ты говоришь, что Римма на врача хочет учиться, – сказал он. – А как-то ты говорил, что она летчиком мечтает стать…
– Так это по молодости. Побесится, побесится, а потом успокоится… Кстати, это ты ее вдохновил. Влюбилась она в тебя, – усмехнулся Захар. – Как увидела тебя, так и пропала… И мне сказала, только, говорит, хоть попробуй его пальцем тронь… Я Римму очень люблю. Единственный на свете родной человек… Меня еще в сороковом замели. С тех пор про нее ничего не знаю… Ты ее когда в последний раз видел?
– Год назад. Наш полк в Тушине стоял.
– Ваш полк?! – изумленно повел бровью Захар. – В Тушине?! Ваш полк… Так ты что, чисто за Тушино воевал?
– Получается, что так…
– Римму видел?
– Видел. Она уже совсем взрослая…
– Ты с ней случайно не того!.. – вздернулся Захар.
– Нет, даже в мыслях не было…
– Ты с ней не переписываешься?
– Нет.
– Значит, сейчас про нее ничего не знаешь.
– Знаю, – невесело вздохнул Артем. – Римма в летную школу поступила. Где-то в Энгельсе школа для девушек. Там из них летчиков готовят…
– Так она сейчас там?
– Не знаю. Возможно, уже выпуск был.
– И куда после выпуска? – не на шутку разволновался Захар.
– Не знаю, – решил не огорчать его больше Артем.
– А я знаю… На фронт… Скажи, ты можешь представить, что Римма на фронте, а? Да еще на этих еропланах долбаных…
– Я не думаю, что девушек на фронт посылают, – покачал головой Артем. – Разве что на советско-японскую границу. Там целые армии сосредоточены, в том числе и воздушные…
Он успокаивал ее брата. И себя самого.
– Да, да, точно! Я тоже так думаю! – встрепенулся Захар. – Мужиков на немца шлют, а баб на японца… Там же сейчас войны нет?
– Нет, – усмехнулся Артем. – Мы когда немца от Москвы погнали, так японец в штаны наложил…
– Сейчас от Сталинграда гоним, – поморщился Захар. – Зима потому что. А летом что делать будем? Что, если немец до Урала летом дойдет?
– Не дойдет, – решительно заявил Артем. – Ты хоть и хаешь нашу власть, а мы много сделали. В сорок первом нас били. Теперь мы бить будем. Потому что у нас оружие лучше. И больше. Страна все для фронта делает…
– Дай-то Бог!
– А в Бога ты веришь?
– Верю, – в голосе Захара прозвучал вызов. – А ты что, сомневаешься?
– В чем, в твоей вере? Или в Боге?.. Нет, в Боге не сомневаюсь!
Артем расстегнул гимнастерку и поднял с груди нательный крестик. Его запросто могли сорвать с него в застенках особого отдела. Но на крестик никто не обратил внимания. Видно, сам Бог хранил.
– Что-то знакомое… – Глаза Захара узнавающе сощурились.
– Это Римма мне дала. Сказала, что Бог будет меня хранить…