Утонуть в крови

Повинуясь приказу сотника, татары схватились за луки.

Черные свистящие стрелы степняков пролетали то над головами беглянок, то втыкаясь им прямо под ноги.

Бег Фетиньи и Милославы по скользкому льду был неровным, они то спотыкались, то падали, то метались из стороны в сторону. Это мешало татарам как следует прицелиться. Так храбрые девушки добежали до берегового изгиба, и татары потеряли их из виду.

Когда до спасительного лесистого берега оставалось не более двухсот шагов, Фетинья вдруг замедлила бег, а затем и вовсе остановилась.

Не отстававшая от Фетиньи ни на шаг Милослава едва не налетела на нее.

– Что? – воскликнула Милослава, стуча зубами от холода. – В чем дело?

– Гляди! – Фетинья кивком головы указала Милославе на труп мужчины, припорошенный снегом.

Мертвец лежал лицом вниз, одежд на нем не было.

Фетинья присела возле убитого, оглядев его разрубленную саблей голову.

Перевернув затвердевшего мертвеца на спину, Фетинья изумленно проговорила:

– Это же княжеский огнищанин Лихослав! Мой отец одно время плотничал в тереме у него. Похоже, Лихослав хотел ночью улизнуть из осажденной Рязани, но наткнулся на татар, чуть-чуть не добежав до леса.

– Идем же, Фетинья! – промолвила Милослава, поджимая то одну ногу, то другую. – Я уже ступней не чувствую от холода!

Девушки двинулись дальше по льду реки и уже у самых береговых ивовых зарослей наткнулись еще на несколько мертвых тел.

– Это купец Никодим Сова, а это его жена и старший сын, – молвила Фетинья, оглядывая трупы. – Это жена Лихослава и его дочь. Это Ян, двоюродный брат огнищанина. Это супруга Яна и его сыновья. А этого здоровяка я не знаю… – Фетинья склонилась над мертвым русичем с широкими плечами и большим животом.

Все убитые были раздеты донага. У мертвых женщин были отрезаны уши и некоторые пальцы на руках. Видимо, татары позарились и на женские украшения – серьги и перстни.

Увидев на ногах у мертвой дочери огнищанина теплые башмаки, Милослава без колебаний взяла их себе. Фетинья помогла подруге обуться, видя, что застывшие пальцы Милославы совсем не слушаются ее.

Продравшись сквозь ивовые заросли, беглянки наконец оказались в лесу.

На опушке возле могучих сосен Фетинья и Милослава наткнулись еще на два мертвых тела: мужчину средних лет и девочку лет тринадцати. Мужчина был полностью обнажен, а с убитой девочки были сняты лишь шубейка и шапка.

– Повезло нам, подруга, – трясясь от холода, сказала Фетинья. – Дочери купца Никодима одежка уже ни к чему, а вот нам она вельми нужна. Ты уж прости нас, Любаша. – Фетинья ласково погладила мертвую девочку по заиндевелой холодной щеке.

Помимо тонкой исподней сорочицы на убитой дочери купца Никодима было надето два длинных платья из шерстяной ткани, теплый белый платок, а на руках теплые рукавицы.

Любава была девочкой рослой, поэтому ее исподняя сорочица и платье оказались почти впору для хрупкой и стройной Милославы. Но для Фетиньи платье Никодимовой дочери оказалось настолько не по росту, что ей пришлось разорвать его в проймах и оторвать рукава. Лишь после этого Фетинье удалось влезть в узкое детское одеяние.

Платок и рукавицы Фетинья отдала Милославе.

– Ну, и куда мы теперь пойдем? – спросила Милослава, глядя на Фетинью.

– В гости к старику-лесовику, – ответила Фетинья и уверенно направилась в заснеженную лесную чащу.

Путь по замершему в чуткой тишине густому лесу вымотал Милославу настолько, что она на какое-то время забыла про холод и снег, набившийся ей в башмаки. Милославе казалось, что Фетинья бредет наугад через чащу, перебираясь через древние поваленные ветром стволы и описывая круги.

– Давай передохнем, – наконец взмолилась Милослава. – Сил моих больше нет!

– Держись, милая! – оглянулась на Милославу идущая впереди Фетинья. – Скоро уже придем.

К удивлению Милославы, Фетинья вывела ее на узкую тропу, явно протоптанную среди сугробов людьми. Двинувшись по тропе, девушки вскоре вышли на широкую поляну, посреди которой стояли кучкой три бревенчатых строения, кровли которых были укрыты бурой сосновой корой. Над самой большой из избушек через дымоход в крыше тянулся к вершинам столетних сосен и елей сизый шлейф дыма.

Пройдя мимо небольшого стога сена и загона из жердей, беглянки торопливо подбежали к этому затерянному в чаще жилью.

– Дедушка! – вскричала Фетинья, увидев старика в тулупе и заячьей шапке, копошащегося под навесом.

Старик удивленно поднял голову, выронив из рук корзину с берестой. Это был дед Евстрат, отец плотника Петрилы.

– Внученька! Откель же ты взялась? – Подойдя к Фетинье, дед Евстрат обнял ее за плечи. – Почто ты раздета? Кто это с тобой?

– Это Милослава, подруга моя, – чуть не плача от радости, молвила Фетинья. – От мунгалов мы бежали, дедушка. Захватили Рязань мунгалы, множество народу истребив и пленив. Страшно вспомнить, что вчера в Рязани творилось!

– Ступайте, милые, в избу, – сказал дед Евстрат, мягко подталкивая беглянок к низким дверям из толстых досок. – Обогрейтесь и обсушитесь. Косы у вас, я гляжу, заледенели и колом стоят. В прорубь вы обе провалились, что ли?

– Не провалились мы, дедуня, а плыли голыми подо льдом, иначе было никак не вырваться от мунгалов проклятущих! – сказала Фетинья, гордая своей смелостью и находчивостью. – А одежку мы с убитой девочки сняли, тело которой нашли на опушке леса. – Фетинья подмигнула хранившей молчание Милославе: – Я же говорила тебе, что со мной не пропадешь!

Глава девятая. Евпраксия

В дверь ложницы раздался негромкий, но настойчивый стук.

Несмотря на поздний час, Евпраксия не спала.

Оторвав голову от подушки, она окликнула служанку:

– Лагута, узнай, кто пришел.

Молодая челядинка с недовольным вздохом поднялась с постели и прошлепала босыми ногами до дверей. На ее вопрос: «Кто здесь?» из-за двери прозвучал невнятный мужской голос.

– Это Апоница, госпожа, – обернулась Лагута к княгине.

– Что ему нужно? – спросила Евпраксия, уже сидя на постели.

– Он бубнит что-то про татар, которые якобы где-то близко и про сбегов из Борисова-Глебова, – ответила служанка и широко зевнула. – Не разобрать толком.

– Впусти его, – распорядилась Евпраксия.

Румяная Лагута наградила княгиню недовольным взглядом и отодвинула деревянную щеколду на двери.

В просторную ложницу, освещенную маленьким огоньком масляного светильника, вступил плечистый одноглазый бородач в длинном плаще поверх теплого кафтана и запорошенных снегом сапогах. На поясе у него висел кинжал, в руках была красная парчовая шапка с меховой опушкой.