Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие

– Чтобы я и твой папа вновь были вместе… для этого моя любовь должна стать больше, чем моё желание быть единственной, а так любить я ещё не умею.

– Папа говорит, что ты и есть его единственная, просто он совершил ошибку.

«Ошибку длиною в четыре года? – могла бы возразить я, если бы разговаривала с Сергеем. – А сколько ошибок было ещё? Более коротких, а, возможно и более длинных? Систематически совершаемая ошибка перестаёт быть ошибкой и становится образом жизни», – подвела бы я итог, но Кате возражать я, конечно, не стала.

– Мама, папа говорил со мной откровенно… я знаю, какую жизнь он вёл… ну, до тебя. И про его обещание знаю…

– В таком случае… – я повернулась к Кате и оперлась головой на руку, согнутую в локте, – в таком случае, Катя, ты должна понимать, что…

– Понимаю! Я даже знаю, что ты сейчас скажешь! Что-нибудь вроде: «Действие, совершённое однажды, можно назвать ошибкой, но совершаемое неоднократно – суть есть сознательный выбор»!

Я невольно улыбнулась. Катя перефразировала мою мысль, но смысл передала точно, как и мой тон.

– Что, попала? – усмехнулась она, глаза её сухо блеснули, и она пошла в наступление: – Ты любишь рассуждать о всесильной женской энергии. «Каким женщина видит мужчину, таким тот и будет с нею», – вновь передразнила она меня, – а сама даже мысли не допускаешь, что папа может измениться! Ты не даёшь ему шанса!

– Катюша, ты меня обвиняешь в том, что случилось? Это я создала реальность с изменой? Катя! Детка, все эти годы я верила, что между мною и твоим отцом любовь. Я доверяла ему. Я не обращала внимания на предупреждения людей, считая предупреждения предубеждениями против твоего отца!

Катя сузила глаза, совсем как Сергей, когда он встречает сопротивление, и запальчиво крикнула:

– Ты в этом уверенна? А как же ещё одно твоё любимое изречение: «Всё, что мы имеем, есть результат нашего выбора»? Вспомни хотя бы про эффект наблюдателя!

Словно молния вспыхнула перед моими глазами. Я осторожно, словно боясь расплескать себя, легла на спину и уставилась в потолок. «А Катька права! Я всего лишь сопротивлялась мнению «отравителей». Глубоко внутри себя я ждала часа «икс». Ждала!!! Потому что знаю – у меня нет права быть любимой… и я недостаточно хороша, чтобы быть единственной. – Я почувствовала усталость. Мои семьдесят семь лет земной жизни камнем легли мне на грудь. – Катя права, мы оба – и Сергей, и я, формировали нашу реальность и в равной степени несём ответственность за случившееся – Сергей, не желающий разобраться в мотивах своего пристрастия к беспорядочным связям, и я, пребывающая в состоянии женской ущербности, в перманентной готовности стать «жертвой».

– Катя, спасибо. Я, детка, услышала тебя, и буду работать. – Я вздохнула и, скорее себе, чем ей, дала обещание: – Я справлюсь с ревностью, я вытесню из себя ущербность и выиграю битву с собственным стремлением к драме. И вот тогда я буду готова к новым отношениям. Какими они будут, я не знаю, не всё зависит от меня. Я люблю твоего отца. А к каким выводам и решениям придёт он, покажет время.

– Папа сказал, он сделает всё, чтобы вернуть тебя. Ты знаешь, куда он уезжает?

Я отрицательно покачала головой.

– На Тибет, в какой-то заоблачный монастырь, куда поднимаются только люди и ослы. Я думаю, он тоже хочет разобраться в себе.

– Зачем же так далеко уезжать?

– Я то же самое спросила. Он сказал, для того чтобы минимизировать искушение – бросить всё и примчаться, чтобы только увидеть тебя. Мама, папа любит тебя. Правда!

«Любит! – подумала я. – Но больше меня он любит секс, а со мной или с другой женщиной, это второстепенно. Он знал, какой будет моя реакция на измену и выбрал секс. А сейчас он полон решимости бороться за то, что перестало быть его собственностью».

– Катюша, второй, «не очень главный» вопрос какой? – спросила я.

– Это не совсем вопрос. Я знаю, что Стефан тебя любит.

– Катя!

Она заторопилась:

– Мы с Максом уже несколько лет знаем. Помнишь, Стефан болел? Он тогда в бреду разговаривал с тобой, объяснялся в любви, сожалел, что ты выбрала не его.

– Он по-русски бредил?

Катя неопределённо пожала плечами, припоминая:

– Даа… не помню… нет! Мама, по-арабски! Точно! Стефан в бреду всё время по-арабски говорил.

Я успокоилась: «Слава Богу, и Даша, и Анюта оказались вне его нечаянных откровений».

Стефан болел только однажды, четыре года назад. Заподозрив у себя корь, он прямо с работы отправился в инфекционную больницу. По дороге ему стало совсем худо. Клиника его, конечно, приняла, но никто из персонала и не подумал сообщить родным о поступившем почти в беспамятстве больном.

Нашёл Стефана Павел. По каким-то своим каналам отработал списки городских происшествий, потом изучил списки умерших, потом приступил к поиску среди госпитализированных за последние сутки.

– Маленькая, у меня уже список больниц заканчивается, остались одни инфекционки. Мог он попасть в область?

– Звони, в инфекционки, звони в область! Паша, куда угодно звони, только найди!

Не известно, на каком по счёту звонке Паша, наконец, нашёл Стефана. Медленно положив смартфон на стол, Паша посмотрел на меня, на Дашу.

– Маленькая, у Стефана корь в тяжёлой форме. Как так? Он же привитый!

Когда угроза контактного заражения миновала, обезумевшая от тревоги, Даша настояла на том, чтобы забрать Стефана домой.

– Маленькая, ему уход нужен, а меня не пускают, – уговаривала она меня, – и потом, ты ведь умеешь руками лечить, поможешь.

Мы сидели в маленьком, ярко освещённом будто операционная коридорчике больницы, ожидая лечащего врача Стефана.

– Даша, успокойся, Стефан получает всё необходимое, и уход за ним хороший. Серёжа всё оплатил. Встречался и с лечащим врачом, и с заведующим отделением, и с главврачом больницы разговаривал.

– Почему Стефан даже позвонить не может? Он что, под арестом в этой больнице?

– Даша, заболевание само по себе тяжёлое, так ещё и протекает нетипично тяжело. Как он может позвонить, если у него температура высокая? А когда температуру сбивают, слабость большая, тоже не до звонков. Спит он много.

– Стефан никогда много не спал! – не унималась Даша. – Это они ему колют что-то, чтобы он спал.

– Даша, Стефан и корью никогда не болел.

– Хорошо тебе рассуждать! Если бы Сергей Михалыча вот так упекли в больницу и тебя на него даже посмотреть не пускали, ты бы по-другому рассуждала!