Утопия о бессмертии. Книга вторая. Семья

– Вы ошибаетесь, Лидия, – насмешливо улыбнулся граф и покачал головой, – люди никогда не будут равны.

– Вы правы! Люди не равны в талантах, неравны интеллектом. Но что касается социального неравенства, так его придумали мы, люди. Это мы построили классовое общество. Но, милый Андрэ, вы же не будете утверждать, что люди не равны перед Богом или перед смертью? К тому же вы сами с собой лукавите. Скажем, если бы президент Франции посетил ваш дом… думаю, даже незваным, он бы наверняка получил самый радушный приём. А ведь вы ему платите. Да, не напрямую, в форме налогов государству, но ведь платите!

Андрэ усмехнулся.

– С вами трудно спорить. Неужели вы считаете равными Стефана и президента Франции?

Я покачала головой.

– Нет, не считаю. Я считаю, что Стефан лучше справляется с взятыми на себя обязательствами.

Мы оба рассмеялись, и я закончила:

– Но для того, чтобы сидеть за одним столом и преломлять хлеб, запивая его вином, и президент, и Стефан вполне себе равны…

И вот теперь мне предстоял ещё один безрадостный разговор на ту же тему:

– Детка, почему ты молчишь?

– Прости, милый, задумалась.

– Я спросил…

– Я слышала, Андрей. – Я остановилась и повернулась к нему. – Андрей, в моём доме нет слуг. В моём доме есть члены семьи. За моим столом все равны, и гости, и домочадцы.

Он криво усмехнулся.

– В твоей семье царит демократия?

Я поморщилась.

– В моей семье царят патриархальные отношения в полном смысле этого слова, где хозяин дома – заботливый отец всем членам семьи, да-да, не улыбайся, именно заботливый и именно отец. А каждый член семьи несёт ответственность за свой вклад в семью.

– Почему тебе показалась неприятной моя шутка?

– Потому что у меня трудные отношения с термином «демократия». В реальностях современного мира понятие утратило первоначальный смысл, и я считаю его оскорбительным. Теперь «демократия» – это грязная, заляпанная кровью простынка, которой прикрывают свержение неугодных правительств в суверенных государствах и последующий разбойничий отъём ресурсов этих государств в условиях создавшегося хаоса. И эта самая «демократия» столь щедро экспортируется, что того и гляди будет уничтожена цивилизация в целом, и человечество вернётся в архаику.

Андрэ снисходительно улыбнулся.

– Это твой муж вкладывает тебе в головку?

Пренебрежение, прозвучавшее в его тоне, рассердило меня. Я холодно спросила:

– У тебя есть основания подвергать сомнению мою способность думать самостоятельно?

На этот раз и он рассердился. Глядя на него в упор, я некоторое время ждала ответа, но он молчал. Сочтя разговор оконченным, я повернулась к нему спиной и пошла обратно к дому. Он сердито позвал:

– Детка, вернись!

Я остановилась.

– Вернись, – тон его смягчился, – обними меня. Я не хочу ссориться.

Я вернулась и прижалась лбом к его груди.

– Прости, Андрей.

– Я не думал, что ты интересуешься политикой.

– Не интересуюсь. Просто слышу и вижу то, что происходит. Вижу, как уничтожают мою страну, разворовывают ресурсы. Оболгав историю народа, крадут чувство национального достоинства. Вижу, что, в так называемых, развитых странах уничтожаются общечеловеческие ценности, примат большинства превратился в свою противоположность, и порочное меньшинство попирает права здорового большинства. Вижу, как олигакратия и плутократия управляют миром. И всё это мракобесие осуществляется под лозунгами развития демократии. Андрей, я не умею это изменить. Всё что я могу, это попытаться вернуть нормальные отношения между людьми, отношения, в которых нет места выгоде, а есть тепло и взаимная забота друг о друге. Кто-то скажет, что моё желание и несовременно, и утопично. Возможно. Но я собираюсь идти именно этим путём. – Я подняла голову и заглянула в его глаза. – И ты мне нужен, Андрей, мне нужен твой авторитет, нужна твоя мудрость и понимание сути вещей.

– Детка, я боюсь, что в попутчики ты выбрала не тех людей, эти люди с тобой не из идейных соображений, Сергей платит им.

– Тех самых я выбрала людей, Андрей! Любой путь нужно начинать с себя, следующая ступень – семья. Собирать с посторонними людьми кружки по интересам бессмысленно – всё начнётся и кончится болтовнёй. Да, члены моей семьи получают плату за свой труд. Но зарплата Маши не увеличится и не уменьшится в зависимости от того, понравится графу Андрэ её стряпня или нет. У Маши есть потребность готовить так, чтобы, как она выражается, «угодить», а правильнее было бы сказать, доставить удовольствие своей кухней. В этом всё – любовь к труду, щедрое служение, гордость мастера.

– Детка, это всего лишь добросовестное отношение к труду.

– Андрей, во-первых, не «всего лишь»! Добросовестное отношение к труду стало редкостью в нашем мире. Человечество захлёбывается в некомпетентности и безответственности. Во-вторых, современным миром правит прейскурант. Вы заплатили за это? получите и распишитесь, угождать мы вам не обещались. Раньше врач врачевал не только тело, но и душу пациента. А сейчас? Вы хотите человеческой участливости, платите, мы и эту услугу вам окажем. Ты хочешь человеческую участливость в форме услуги?

Андрэ грустно покачал головой.

– И правильно! Потому что это уже не участливость. Человеческие отношения – это соприкосновение личностей. А человеческая участливость возможна лишь при соприкосновении душ. И то, и другое вне мира денег. – Я вновь взяла его под руку. – Пойдём?

– Пойдём. – Андрэ легонько похлопал по моей руке. Даже сквозь перчатки я чувствовала тепло его ладони. – Детка, у тебя родятся дети. Твои родители, твои дети и их отец – это твоя семья.

– Я хочу, чтобы мои дети умели жить в социуме, а социализация наиболее эффективно проходит в большой семье.

Андрэ надолго умолк, размышляя и не делясь со мной размышлениями.

Я смотрела на улыбающегося Василича – навстречу нам, но по другой дорожке, он катил тачку с конским навозом. В другой раз, он бы пошутил, крикнул бы что-нибудь, но сейчас поостерёгся обеспокоить графа.

Наконец, Андрэ подвёл черту и под размышлениями, и под разговором:

– Думаю, в чём-то ты права. Не хочу вновь поднимать спор в отношении слуг, но признаюсь: детка, мне понравилось, что ты налила мне тарелку супа и пожелала приятного аппетита!

Я засмеялась, а он ласково усмехнулся.

– Лида, наберись терпения, мне потребуется время, чтобы привыкнуть к непринуждённой беседе со слугами за обеденным столом.

Я мысленно выдохнула: «Уфф!», вслух же ворчливо произнесла:

– И вы, европейцы, учите нас, русских, демократии, не умея сесть за один стол с людьми не вашего социального круга.

Граф живёт с нами около года, не знаю, привык ли он обедать вместе со «слугами», но в семье он выполняет очень важную роль – он патриарх. Ему нет нужды вмешиваться в отношения членов семьи, само его присутствие призывает всех нас к достойному поведению…