Утопленник
Шрифт:
— Так получается, он даже не сказал ей о нас? — спросил Лазарь.
— Да, но тогда получается, что жена прямо при муже приводит мужика, — ещё сильнее развёл руки Валет в недоумении. — У них, наверное, шведская семейка.
— Нет, — покачал головой Чингиз. — Этот неизвестный приходил через потайной ход. Он знает, как войти и выйти. Значит, он очень хорошо знает Акулу. А Акула его, возможно… нет. — Чингиз рассмотрел напоследок комнату, стараясь уловить что-то упущенное. — Всё. Теперь уходим. — Он повернулся к Ворону. — Контрольные всем всучили?
— Да. Всем девять мэмэ ровненько между глаз положил.
Шесть
Чингиз сразу заметил, что масса Сибиряка не колыхает за ним воздух и обернулся. Дёрнул вверх подбородком, задав беззвучный вопрос: что случилось?
— Да какой-то шёпот.
— Какой шёпот? — спросил Чингиз.
— Не знаю. — Сибиряк сжал кулак и большим пальцем показал себе за спину. — Оттуда кто-то шепчет.
— Уверен?
— Да. — Сибиряк поджал нижнюю губу, выдвинув подбородок и кивая. — Этот шёпот меня уже достал. Он всё громче и настойчивее. И мне кажется… это та мёртвая баба… с простреленной грудью.
Чингиз тяжело вздохнул:
— Да, с Акулой всё может быть. Пошли. — Он махнул головой в сторону. — Пойдём, Сибиряк. Нам нужно срочно уходить. — Чингиз кинул быстрый взгляд на ближнюю стену, где в тонких чёрных рамочках висело шесть портретов и собирался уже быстро спуститься, но застыл и воззрился на лица, словно его застолбили к лестнице. Он точно помнил, когда они сюда поднимались, на портретах были дети. А теперь со стены на него взирало шесть лиц испуганных мужчин, их глаза искажены и, Чингиз был уверен, слепли. Слепли прямо у него на глазах. Даже секунду назад это были другие люди и с каждым морганием они менялись и неумолимо искажались, и преображались в… Чингиз с ужасом понял, что на стене — шесть портретов с ними.
— Чингиз, всё хотел спросить. — Валет вывернул шею, чтобы посмотреть на предводителя. — Откуда ты знаешь Акулу?
Чингиз еле вышел из задумчивого оцепенения и тихо произнёс:
— Не помню.
— Странно, — Валет уставился глазами на зеркало, возвышающееся над ним как безликий великан, — как ни спросишь, ты ничего не помнишь. А Сибиряк, так вообще, даже не знает, откуда взялся… Ээ-п!.. Ээ-п!..
Все разом посмотрели на Валета.
— Ээ-п, ээ-п, — пытался вздохнуть он, резко сорвал маску с головы, вытянул указательный палец на зеркало. Его дыхание остановилось, лицо побагровело так, казалось, кровь сейчас начнёт сочиться через поры.
— Что с ним?! — крикнул Лазарь, тряся Валета за плечо и заглядывая в надувшееся лицо. За спиной раздался хруст толчёного стекла. Лазарь обернулся: стеклянная молния разрезала зеркало по центру сверху донизу, грязная вода просочилась в узкую искривлённую щель и поползла, растекаясь по полу тёмной лужей. Стёклышко вонзилось
в глаз Лазаря…Валет упал спиной на лестницу, лихорадочно затрясся, обрез выпал из его руки, быстро заскользил по ступеням и воткнулся в стену под бронзовой рамой зеркала.
Лазарю казалось, что стёклышко проникло в сердце и начало его остеклять «ежовыми осколками». Он заорал, быстро расстегнул молнию на ветровке, разорвал футболу и начал срывать с себя кожу. На искажённых портретах — глаза всех лиц покрылись мутно-голубой поволокой. Сибиряк упал на колени, сильно зажмурив глаза и прижав ладони к ушам, старался заглушить невыносимый громкий ведьмин шёпот, который немилосердно старался разорвать барабанные перепонки. Чингиз застыл: весь мир кружился на дьявольской карусели, погоняемый истеричными мерзкими хохотами.
Лазарь почувствовал, что внутреннее разрастание в груди завершилось. Он облегчённо выдохнул, перестал себя истязать сломанными ногтями и устало сел на корточки. Весь мир вокруг бандитов одномоментно нормализовался. Валет сумел свободно вздохнуть.
— Я больше не хочу здесь находиться, — наконец выдавил он, от напряжения разбрызгав всю слюну, собравшуюся во рту вместе с пеной. — Давай побыстрее отсюда ноги уберём.
Лазарь, Валет, Чингиз и Сибиряк поспешили сбежать с лестницы. Они почти бегом пересекли холл, у каждого в обеих руках по огнестрельному оружию. Массивная входная дверь в дом открыта нараспашку. С боков как на вечном посту и уставшие ждать, стояли Ворон и Косарь. Невероятное белое сияние изливалось из дверного проёма, из-за чего не видно творящееся на улице, будто там застыл бездонный туман.
Чингиз стянул маску с потных волос и откинул, не опасаясь, что по ней могут его найти, широко быстро шагая, гулко громыхал берцами по паркету.
— Кто дверь так распахнул?
— Была открыта, — ответил Ворон.
— Давайте, — Чингиз мотнул ладонью вперёд, — шустро уходим отсюда… Быстро покидаем дом!
— Хорошо… — Ворон и Косарь вышли первыми. Сразу следом скрылись остальные.
— Где?..
— Где это мы?! Это!.. Что это?! Чингиз! Стреляй!.. Сибиряк!.. Валет!.. Смотри!.. Смотри!..
— Что это?.. Смотри!.. Что это?!
— А!.. — грохнули выстрелы, ещё, и ещё. — А-а-а! — выстрелы посыпались, словно там завязался бой между двух армий. — Быстро все в дом!..
— Выхода!.. Входа нет!.. Входа нет!.. Куда мы попали!.. Нет входа!.. Нет выхода!.. Нет выхода!..
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — Два взрыва прогремели один за другим, вспышками отозвались в дверном проёме: скорее всего, применил Лазарь, гранаты были только у него. Огромный переливающийся воздушный пузырь ворвался во входную дверь дома, раскидал всю мебель в холле, и схлопнулся, выпустив наружу последнее: «…а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!»
Дневной свет с улицы проник в дверной проём и улёгся на паркете мрачного холодного холла, будто подселившего к себе — зиму. Защебетали птички, радовавшиеся солнцу. Двое из рассредоточившихся вокруг дома бандитов заглянули в полумрак прихожей и вышли, чтобы дожидаться дальше, решив, что им что-то непонятное почудилось. Они так и не дождались своих шестерых. Они вообще их больше никогда не увидели.
Шестеро бандитов попали в никуда — пока в никуда, — где им придётся переосмыслить свои жестокие жизни и биться насмерть за жизнь Расы с серой тьмой на другом уровне.