Утопленник

Близнецы… башни близнецы… девять один один… сегодня девятое… фотография с Туф и Алисой… почему? Богдан потряс головой: нет, всё это несерьёзно.

— Девчонки, — объявила Анжела, — сейчас сходим переодеться и будем играть в бадминтон.

— Смотри, — сказал Потап, — на том углу водолазы в воду лезут, что-то искать будут. Может, утонул кто?

Все повернулись посмотреть.

— Нет, — возразил Богдан. — Они на протяжении лета иногда по дну шастают. Возможно, обучают новичков. — Он поднял бутылку и потряс. — Пусто. Пойду окунусь, с вышки прыгну. Покажу вам класс.

— Обожди. — Потап мотнул рукой. — Они, кажется, под вышку и собираются. Видишь, сбоку пошли.

— Ничего, надеюсь, в них не воткнусь. — Богдан хлопнул друга по плечу, посмотрел вслед удаляющейся Анжелике с дочерями и на секунду замер. Он что-то хотел сказать, но передумал. — Пойду нырну и попьём винца. — А хотел он сказать, что на футболке Максим — странно, но на дороге «дураков» она была одета в другое — число одиннадцать. Девять один один, прошептала мысль. Съезди в Америку и позвони по девять один один, и тебе чутко ответят: ЭТО ДЕВЯТЬ ОДИН ОДИН!

«Мх! М-ха! Ха!.. Ха!.. Ха!»

Потап лежал в одних плавках на ковре, жевал зубочистку и наблюдал, как Богдан стоял на краю десятиметровой вышки и то ли не решался прыгнуть, то ли ожидал, когда водолазы выйдут. Он не заметил подошедшую Анжелу, пока она не плюхнулась рядом с бутылкой в руке, которую подсунула ему под самый нос.

— Откроешь? Девочки пошли пока без меня играть. — Она посмотрела на вышку. — Он с ума сошёл? Собирается прыгать? Ещё столкнётся с ними.

— Я ему сказал обождать. Водолазы тоже странные никого не предупредили, не сказали, чтобы люди пока не ныряли.

Богдан будто услышал, что говорят про него, сильно свистнул и помахал им рукой. Он быстро попятился для разбега.

— Не прыгай пока! — крикнула Анжелика, понимая, что вряд ли будет услышанной. Торопливо помахала руками крест-накрест.

Богдан привстал на носочках, разбежался и воспарил над краем, расставив руки крыльями. На мгновение Потапу показалось, что друг не будет падать, а продолжит полёт. Плавно по дуге Богдан полетел вниз. Это было очень красиво, даже Анжела замерла и произнесла:

— Словно ангел падает в бездну.

Вспышка боли пронзила мозг Потапа. Он услышал органную музыку и тоскливый плач сотен женщин над растерзанными телами собственных детей. Кричали убитые охотниками звери, верещали убитые птицы — миллионы, миллиарды. Весь мир ненасытно чавкал мясом, жёлтые липкие слюни стекали с жирных губ. Потап увидел, как тело Богдана разлетелось в кровавую пыль, сразу уносимую сильным ветром. Он не верил своим глазам, вскочил на ноги и — в следующий момент Богдан плавно сложил руки к телу и головой вошёл в воду, почти не создав брызг. Не только Анжелика захлопала в ладоши. Оказывается, за прыжком Богдана наблюдали многие. И почему-то мысль Потапа повторила слова жены: «Словно ангел падает в бездну».

За какие-то две секунды ничего не делая Потап так устал, что обессиленный опустился на траву и до чрезвычайности захотелось спать. Он окинул взглядом ковёр, рукой потянулся к бутылке с вином решив открыть и немного выпить. Из корзинки он достал штопор — то ли купленный Анжелой по дороге, то ли предусмотрительно взятый из дома. Её тень не двигалась, нависала тёмным силуэтом прямо перед его лицом. Потап посмотрел на жену: лицо Анжелы бледнело на глазах. Она как-то жалобно на него взглянула и вскинула перед собой трясущуюся руку с выставленным крючком указательным пальцем.

— Что там происходит? — прошептала она. — Где Богдан?

— Как это где? — Потап взлетел на ноги и присмотрелся. В том месте, куда нырнул друг то маленькие, то крупнее не более полутора метров завихрения воды будто кружили вальс. Их воронки окрашивались кровью. Потап незамедлительно откинул бутылку на ковёр и ринулся к бассейну. Голова водолаза появилась над водой возле дальнего угла вышки. Потап крикнул ему, что нужна помощь, забежал на тумбу и нырнул к небольшим водоворотам. В воде Потап открыл глаза, из-под воронки на глубине бурные пузырьки, окрашенные кровью, сталкивались с лицом. Скорее всего, там и застрял Богдан. Сильно гребя руками — яростные мелкие воздушные шарики, казалось, намеренно мешали подплывать к другу, — Потап почти опустился ко дну, где в мутной воде с пробитым насквозь плечом над сердцем замер Богдан. Его ладони обняли тонкий лом, колени стояли на разбитых плитках дна с небольшим налётом ила или грязи, голова безвольно опущена и пошатывалась. Потап дотронулся ладонью до друга, потянул на себя: не поддалось. Попробовал расшатать лом, воздуха в лёгких не хватало, пришлось всплывать — и нужна помощь. Неожиданно ладонь друга схватила лодыжку, а сам Богдан расширил глаза и что-то кричал, лишь выпуская изо рта большие пузыри. Потап также ответил немым бурлением и рванул к поверхности.

4

Богдан открыл глаза и поморщился от лёгкой боли. На белой стене висела цветная иллюстрация. В воздухе витал запах детского супа, напоминавший, какой когда-то готовила мама. Тёплый ветер ударил по рамам полуоткрытого окна, дохнуло свежестью, с которой влетела злобно жужжащая оса. Чёрно-жёлтое крылатое насекомое несколько раз прокружило над лицом Богдана, резко ушло в сторону и куда-то сгинуло. Палату наполнила тишина, изредка прерываемая щебетом птички из густой листвы деревьев. В дверь вошла молоденькая медсестра, на густых волосах — небольшая белая шапочка в виде полумесяца, скорее всего, предназначена для красоты, в ладони — шприц иглой кверху. Она улыбнулась, подошла вплотную к кровати, колыхнув от себя благоухание французских духов. Богдан неотрывно смотрел на улыбающиеся синие глаза и пока их хозяйка нагнулась, чтобы сделать укол, мужская ладонь высунулась из-под края одеяла и коснулась пальцами женской коленки. Медсестра прикусила нижнюю губу, ещё шире раздвинула улыбку. Она несколько дольше задержалась, чем обычно, медленно вводя прозрачную жидкость в вену. И Богдану показалось, что ему позволено, он медленно повёл ладонью вверх, надеясь достигнуть пальцами нижнего белья.

Удар коленок был настолько мощным, что Богдану показалось — кисть руки раздавил пресс для расплющивания танков. Он едва не закричал от мучимой боли, в глазах потемнело. А когда зрение вернулось — медсестра, слабо виляя бёдрами и цокая каблуками, подходила к самой двери. Богдан приподнялся на кровати, боль прострелила плечо. Он опустил глаза, увидел на бинтах застарелое неровно расплывшееся кровавое пятно, потом рассмотрел ладонь, думая, что сейчас увидит кровавое сплющивание в толщину тетрадного листа. Но ладонь оказалась как ладонь. Но ведь она же ударила коленками? Ударила? Отчего он чуть не взвыл! Он ещё раз хотел рассмотреть медсестру — на вид вроде милую, но… Она словно прочла его мысли, замерла и обернулась, продемонстрировав доброжелательную улыбку. И Богдан подумал, что несколько секунд назад из-за психологического надрыва после Алисы и собственного утопления поймал галлюцинацию в виде боли — никто не давил ему ладонь. Медсестра ещё раз улыбнулась и повернулась к двери, её ладонь потянулась к ручке и — застыла. Она поворачивалась очень медленно. Кровавые и жёлтые гнойные пятна на белом коротком халате растекались прямо на глазах, лицо становилось синюшным, с треском появлялись изломанные глубокие морщины. Ещё мгновение и на Богдана смотрело лицо Дианы — младшей дочери Потапа. Вместо глаз темнели дыры, наполненные кровью, струйки, будто вырвались из переполненного сосуда, быстро потекли по щекам. Диана жалобно протянула к нему руки и всхлипнула. Кожа на её лбу лопнула по центру, образовывалась дыра, как если бы выгорала изнутри, края обугливались. На черепе появилась выдолбленная цифра — два.

Богдан вздрогнул, часто заморгал, хлопнула дверь, видение исчезло вместе с медсестрой. Но запах палёной кожи ещё долго витал в палате. А ведь он уже позабыл! Когда в своём доме убирал мёртвую Алису из комнаты, он подошёл к стене, снял со спинки кровати верхнюю часть черепной коробки с задранным скальпом. Из-под волос, забрызганная кровью со смесью, наверное, мозгов, выглядывала — единица. Она будто выдолблена долотом в кости по центру надо лбом. Богдан долго стоял и рассматривал, не веря, что такое возможно. Он тщательно потёр пальцем и присмотрелся. Единица действительно вдавлена, чем-то когда-то вырезана. Но тогда на лбу под кожей, когда Алиса ещё жила, должна видна впалость. Тем не менее — не было. Ничего такого Богдан не узрел.

Лежать вовсе перехотелось, да и плечо не так сильно болит. Богдан сел на кровати, опустил ступни на прохладный пол. Он медленно осмотрел палату: на тумбочке возле окна лежал его мобильник, на двух стульях, приставленных к стене — вся его одежда. Богдан ещё раз взглянул на дверь, уже опасаясь медсестры, надеясь, что она больше не войдёт и её голова не начнёт извиваться какими-нибудь мерзопакостными змеями типа древнегреческой горгоны. Он потёр ладонью бинты на больном плече и призадумался. Когда после прыжка он скрылся под водой и собирался уже всплывать, кто-то оседлал его спину, жёсткий хват ладоней сжал плечи. Богдан даже увидел пальцы с отслоившимися чёрными ногтями. В первую секунду он подумал, что это водолаз. До дна оставалось метра два. И этот кто-то с невероятной быстротой и мощью насадил его на металлический штырь. Богдан выкручивался, старался сбросить невидимого чужака с себя, отдирал сине-багровые пальцы с примесью фиолетового со своих плеч, но когда обернулся, то никого не увидел. Ладони продолжали крепко держать, а за ними — никого. Через несколько секунд его ещё глубже насадили на штырь. А когда он ещё раз обернулся — к нему подплывал Потап. Потом друг снова всплыл и привёл с собой водолаза. Потом операция, реанимация. В общем, для Богдана, родившегося в рубашке, всё очень даже удачно обошлось: ни заражения, ни утопления, кости и плечевая артерия не пробиты.