Утреннее шоссе

Она молчала. Ждала, когда Клямин отпустит ее.

Ладонь Клямина наливалась тяжестью и жаром.

Наталья выдернула руку. Встала. Вышла в коридор. Клямин услышал сдержанный шорох у вешалки. Короткая тишина. Шорох возобновился, на этот раз сухой, металлический. Вскоре донесся короткий щелчок замка. И вновь тишина.

Предвечерний свет падал в овальные окна бара. Прозрачной кисеей укутывал он стойку, столы, бутылки с коньяком, ликерами, восковые декоративные фрукты, глянцевые коробки с конфетами, стены жженого дерева, медные пластины чеканки…

Эти часы перед вечерним наплывом посетителей Лера обычно использовала для черновой работы: сверяла счета, накладные, наличие дефицитных товаров. Надо было сделать дополнительную заявку на кофе (кладовщик мог уйти), выписать баллонов пять томатного сока. В течение рабочего дня Лера несколько раз проводила саморевизию. Кассовый ключ хранился у старшего кассира. Но чтобы не попасть впросак, Лера заказала второй ключ – для себя. Теперь она собиралась сопоставить наличные деньги в кассе с показанием счетчика, выбрать излишки. Давно бы надо сменить ленту: цифры пробивались тусклые, неразборчивые. К тому же под стеклом они еле видны – шестерку от восьмерки не отличишь.

Лера зажгла спичку, поднесла к окошку кассы. Стало еще хуже – огонек колебался, и цифры дрожали. Надо включить освещение зала, пора.

Лера отодвинулась от кассы и увидела Наталью.

– Ты ли?! – обрадовалась Лера. – И не разглядишь впотьмах.

– Я. – Наталья взобралась на высокий стул.

– Откуда, дитя прекрасное?

– Есть хочу.

– Зайди в подсобку. Что ты, действительно, как чужая?

Лера достала картонный трафарет с надписью «Перерыв». Наталья сползла с сиденья и, перекинув через плечо свою сумку, направилась в подсобное помещение.

Все ей тут было знакомо. И деревянный щербатый стол. И железные табуреты. И одностворчатый больничный шкафчик. И чан, поделенный на секции для мытья посуды. И пол, покрытый линолеумом, с решеткой подле чана.

– Я тоже хочу есть. Все собиралась, хорошо – ты подошла… Дай хоть поглядеть на тебя. Дезертирка. Возвращаюсь домой – ее и след простыл. Всю ночь проплакала… Уж и забывать стала, на тебе – явилась! – с удовольствием проговорила Лера, вынимая из шкафчика походную снедь: котлеты, отварные яйца, соленые огурчики. Она терпеть не могла изделия местной кухни…

– Где ты живешь?

– Комнату сняла.

– Ну-ну… И чего тебе не хватало?

Наталья безучастно следила за движениями Леры, отмечая про себя, что Лера за эти дни осунулась, похудела. Щеки запали, скулы заострились. Но все равно она оставалась красивой…

– Ты особенно не рассиживайся – перерыв пятнадцать минут. Начнут стучать кулаком по стойке – стены обвалятся. – Лера протерла чашки полотенцем. – Как дела?

– Так себе, – ответила Наталья лениво. – Билеты взяла. Улетаю.

– Вот как. Ну… А твоя миссия по воссоединению семьи?

Лера соорудила бутерброд и протянула Наталье.

– Спасибо… Миссия закончилась. Все встало на место.

– Ты встретилась с ним?

– Да.

– И что?

– Ничего. Улетаю.

С грохотом распахнулась дверь в сторону рабочего двора, и на пороге показался край черной пивной бочки. Грузчикам было удобно перекатывать бочку в пивной зал через подсобку.

– Девочкам привет! – воскликнул парень в переднике и засаленном берете. – Свежее пиво говорит вам: «Здрасьте!»

Ловко перебирая по верхнему ободу красными ручищами, он погнал бочку к противоположной двери. Лера наполнила чашки кипятком и опустила в них пакетики с чаем. Вода на глазах как бы густела, насыщаясь коричневым цветом.

– Мне платье принесли. Английское. Глянешь? – предложила Лера. – Сто рублей просят, но, думаю, можно поговорить.

Наталья безучастно продолжала жевать бутерброд.

– Понравится платье – возьми. Недорого просят. Одолжу тебе денег, потом пришлешь. По частям, – не отступала Лера. – Нельзя платье упускать, жалеть будешь.

– Чеснока много в котлетах, – промолвила Наталья.

– Целоваться не с кем, – отозвалась Лера.

– Между прочим, он тоже, оказывается, таксист. Везет нам с вами на таксистов. А в первый раз почему-то встречал меня на другой машине.

– Многостаночник, – кивнула Лера. – Так что с платьем решила? Загляни ко мне домой, примерь. Вдруг понравится. Хорошо?

Наталья так же безучастно кивнула…

В дверях пивного бара возник грузчик в берете:

– Тысяча извинений, девочки! Еще три бочки – и конец сквознякам. – Его курносое лицо расплылось в улыбке.

– Давай, давай! – отмахнулась Лера. – Работай! – Она сложила руки на груди, рассматривая Наталью c подчеркнутым участием. Та словно и не замечала ее взгляда.

Грузчики скрылись за дверью рабочего двора. Раздались голоса и глухие удары по прилавку стойки. Это посетители выражали недовольство затянувшимся перерывом. Лера поднялась, вышла из подсобки. Тут же из-за стены послышался ее веселый и нахальный голос…

«Может, и вправду платье хорошее, – вяло размышляла Наталья. – Плохое ей не принесут. Расплачусь понемногу. Рублей двадцать сразу отдам, остальное вышлю. Устроюсь куда-нибудь, подработаю и вышлю».

Наталья придвинула к себе горячую чашку. Она перелила чай в блюдце и, наклонясь, принялась на него дуть, гоняя по кругу послушную лунку. Вскоре за чем-то вернулась Лера:

– Народу подвалило. Всегда так, по закону свинства.

– Я загляну к вам платье примерить, – не разгибаясь проговорила Наталья. – Завтра… Или позвоню.

– Заходи, заходи, – обрадовалась Лера. – Хочешь, я тебе дам ключ? Сходи сегодня.

– Сегодня не хочется. Нет настроения.

– Брось ты, Наталья, выкинь из головы. Двадцать лет прожила без него… Как зовут-то его? Может, я знаю твоего таксиста?

– Антон… Антон Григорьевич Клямин.

Наталья продолжала гонять в блюдце лунку. Между тем под мощным напором бочки с пивом, над которой свисала хмельная физиономия грузчика, снова распахнулась дверь, ведущая на служебный двор.

Тихую подсобку расколол Лерин крик. Лера неуклюже подбежала к бочке и принялась дубасить ладонями по крышке:

– Куда?! Назад! А-а-а-а!.. Обратно! Назад, негодяй…

Грузчик даже отрезвел. Он оставил бочку и хлопнул по переднику своими красными ручищами:

– Ты что? Спятила? Ты что?!

Лера била ногой по тяжелым черным доскам:

– Назад! Не хочу, не позволю…

Грузчиками все сильнее овладевало изумление.

– На тебе! Выдает истерику. Кино для глухонемых… Лерочка, у тебя же пупок развяжется с такого крика, пожалей маму.

Грузчик железными руками стиснул ее локти. Он что-то шептал, приблизив небритую физиономию к ее бледной щеке… Лера успокаивалась.