Утреннее шоссе
Шрифт:
Антонина дернула Клямина за рукав и повела глазами вправо. Среди невзрачных обвальных плит четким пятном выделялся брус гранита. Даже неотесанный, он выглядел впечатляюще.
– Наш? – спросил Клямин.
– Наш, – радостно кивнула Антонина.
– Погуляй пока…
– А ты мне закричишь? – понятливо перебила Антонина.
– Закричу, – усмехнулся Клямин. – Погуляй. – И он направился в помещение.
Поднимая высоко ноги в тупорылых расхожих сапогах, Антонина двинулась в глубь рабочего двора. Она то и дело останавливалась и читала надписи на плитах. Некоторые из них вызывали у нее досаду.
–
Так она и приблизилась к своему камню. Постояла. Заметила в стороне кран. Поискала глазами – увидела ведро. Набрала воды. Присела на корточки возле камня, обмакнула в воду носовой платок, принялась счищать с камня пыль. Светлые змейки прожилок ползли среди бурого рытого гранита. Кошачьими глазами зеленели крупные вкраплины… После обработки такой камень выглядит очень красиво – Антонина это знала. Только когда еще его обработают? Через год-два – и то хорошо. Говорят, люди по пять лет дожидаются. Вот если она сама за это время помрет, то к Тимофею ее и подхоронят. Только кто этим займется? Родственники? Но они как псы. Один деверь чего стоит, картофельный жук…
Антонина села поудобнее и принялась мыть чей-то чужой полуобработанный памятник, все глубже погружаясь в свои мысли. Медленные, привычные. Поначалу она не слышала, что ее окликают. А расслышав, снесла ведро на место, ополоснула руки.
В знакомой ей комнате сидел тот мордатый с перстнем на пальце и в синем замызганном халате и еще человек пять. Клямин расположился на подоконнике, курил, щурясь от дыма.
Мордатый повернулся к Антонине и проговорил без злости:
– Ты бы, тетка, лучше крест деревянный заказала. Все дешевле.
– Крест ты себе заказывай, – срезала Антонина. – А по мне пусть плита. Крест я тоже не забыла. Сверху заказывала выбить, места хватит.
Мужчины засмеялись. И Антонина улыбнулась, почувствовала, что Клямин все уладил.
– Ладно, подписывайте бумаги. – Мордатый придвинул ей какие-то листочки. – И адрес домашний укажите, где помечено.
Антонина взяла авторучку.
Мужчины о чем-то переговаривались между собой.
– Так я на днях подъеду, – проговорил мордатый.
– Подъезжай, – разрешил Клямин. – Карбюратор у меня из старых моделей. А свой «Озон» выброси, толку от него мало… Послушай, Степан, спросить тебя хотел. Мишке-то памятник соорудили?
– Какому Мишке? Знаешь, сколько их у меня?
– Ну, Мишке-кузовщику. Горбоносому.
– Что в окно шагнул? – вспомнил толстомордый Степан. – Соорудили. Кинули сиротскую раковину за четвертак. Кто же ему сооружать будет? Был один, никого не прижил. Сквалыжничал.
Клямин сделал глубокую затяжку и поперхнулся… Антонина обратила внимание, что в ведомости помечено триста двадцать рублей сорок копеек. А уговорились они за пятьсот. Что бы это значило?
– Все внесли-то? – с сомнением спросила Антонина.
– Все, все, – через кашель проговорил Клямин. – Подписывай. – И обернулся к Степану: – Что, денег у него не было?
– У Мишки? Деньги, Антон, – роса, иллюзия. Что такое деньги, Паша? – Мордатый подмигнул какому-то парню, достававшему из
шкафа краски и кисточку. – Паша у нас все знает. В аспирантуре учится, правда в заочной, так ему удобней.– Деньги – это овеществленный труд, – ответил парень.
– Не подходит, – подумав, ответил мордатый. – Сейчас время вещей, а не труда… Что касается Мишки – хрен его знает. Никто о памятнике не хлопотал. Рассыплется раковина – кончится память о Мишке. Место освободится, другого запакуем.
Антонина отодвинула бумаги и положила ручку. Мастер отделил один листок, вернул его Антонине, остальные положил в папку.
– Все! Будет готово – открытку пришлем. Приедете, примете работу, оплатите. А теперь ступайте с Пашей, сверьте номера.
Клямин повел головой. Мол, делай, что велят, а я сейчас подойду…
Антонина вышла следом за парнем, несшим ведерко с белой краской. Подойдя к плите, он обмакнул кисть в краску и принялся выводить на граните цифры – кривые, небрежные. Антонина хотела было выдать ему за такую работу, но смолчала. Не первая она и не последняя…
– Совпадает? – спросил он, закончив малевать.
– Совпадает. – Антонина спрятала квитанцию. Клямин сидел мрачный и подавленный.
Антонина елозила на сиденье. Радость так и струилась с ее лица. И сдержать эту радость не было сил…
– Что грустишь, Антон? – Антонина тронула плечо Клямина.
Придерживая руль, он полез в карман и вытащил янтарные бусы:
– Возьми. Насчет часов я договорился. Вышлю их тебе, адрес оставь.
Антонина замерла. Она думала, что бусы взяты в залог как аванс за работу. И вот они, родимые. Теплые, прозрачные. В каждой косточке какая-то малявка упрятана – знак хорошего янтаря…
– Ну Антон, ну Антон! – лепетала Антонина и, не выдержав, залилась счастливыми слезами.
– Будет тебе, будет, – успокаивал ее Клямин. – Делов-то на час. Не реви, не отвлекай.
Она тихо всхлипывала, поглядывая сбоку на Клямина.
Его острый нос уныло зависал над рулем. Глаза смотрели на дорогу как-то лениво, полусонно. Расстроило что-то Клямина там, в мастерской, а что – Антонина не знала.
– Ты из-за меня такой? – не выдержала она.
– Из-за тебя, тетка. Ладно. Сейчас на поезд – и с глаз долой.
Она перебирала шершавыми пальцами янтарные катышки и улыбалась. Хотела спросить, чем закончилась та авария, да вовремя сдержалась. Грубо прозвучит. Лучше помолчать – он все поймет.
– Спасибо тебе, Антон, – вздохнула Антонина. – Чем отблагодарить, не знаю. Не в моих это бабьих возможностях теперь, прошло времечко. – Немного помолчав, Антонина еще горестнее вздохнула. – Возьми бусы, Антон. А? Честно, от души. И Тимофей одобрил бы, знаю…
Она робко протянула бусы и положила их на колени Клямина.
– Опять мешаешь рулить?! – заорал Клямин. – Да что это такое! Откуда ты взялась на мою голову, шаланда! Убери это, или я тебя вышвырну из машины!
Антонина испугалась. Видимо, Клямин не шутил. Он действительно был очень сердит. Она сдернула с коленей Клямина бусы и сунула в свой карман.
Несколько минут они ехали молча.
Первые желтые фонари с любопытством заглядывали в салон таксомотора, осматривали все, точно таможенники. Клямин помнил этих бравых ребят с той поры, когда служил на флоте. Сколько они ему крови попортили…