Утро космоса. Королев и Гагарин

Начальник строительства тронул за плечо водителя и исчез в том облаке пыли, из которого несколько минут назад столь же неожиданно появился.

Грузовики взяли влево – шоферы попались опыт­ные и знали, что их дорога там, где еще не было пыли.

Степь обманчива. Выглядит земля прочной, словно асфальт. Когда-то, миллионы лет назад, здесь было мо­ре. Гигантская впадина постепенно высохла, толстый слой песка прикрыла тонкая корочка. Она выдерживала человека, повозку, караван верблюдов. Но пройдет од­на машина, другая, а следующей уже не пробраться по колее – увязают колеса в пыли, что под тонкой твер­дой корочкой. Поднимается пыль ввысь и часами висит над степью. Водители рядом прокладывают новую колею, потом еще одну – и вот уже три километра ши­рина этой автомагистрали, по которой уже не проехать. Вскоре вокруг станции вся степь покрылась колея­ми, а пыль никогда не оседала, потому что к этой кро­хотной станции, затерянной в казахстанских степях, под­ходили все новые эшелоны с людьми и техникой.

А сейчас катит по асфальту машина. Гладь вокруг, негде глазу остановиться. И вдруг видишь у обочины суслика – как столбик стоит, с любопытством глядит на нас. А чуть дальше другой «столбик», третий… И на­чинается игра: кто больше заметит этих хозяев степи. Те сорок минут, что отделяют город от «стадиона», бы­вает, до сотни насчитаешь…

– Суслики? – Алексеенко улыбается. – С них-то все и началось. Поутру получил каждый строитель по ведру и лопате и пошли в степь норки засыпать ядохи­микатами и камнями. Суслики любую заразу могли за­нести… А потом землянки начали рыть, благо первый экскаватор подошел.

Целинная палатка… Воспета ты поэтами и музыкан­тами, вошла во многие фильмы! Но никто не восславил траншею, которую называли «землянкой», а чаще всего «подземным дворцом». А ведь в ней было и теплее и спокойнее, потому что от малейшей неосторожности па­латка вспыхивала мгновенно и успевал прораб только крикнуть: «Накрывайся с головой!» И прятали головы под одеяла, а потом осторожно выглядывали из-под них и разглядывали зимние звезды. А лоскуты пламени – все, что оставалось от палаток, – ветер уже нес над степью.

– Не верилось, что в таких невероятных условиях успеем мы в срок построить наш «стадион», – расска­зывает почетный строитель Байконура М. Г. Григоренко. – Объем работы был огромным, но и техники да­вали нам много. Так и вгрызались в землю ярусами – отсюда и название нашей стройки. Но, наверное, не успели бы к сроку, если бы строили, как положено, по нормам… У нас весь цикл работ был по минутам – не преувеличиваю! – расписан. И если шло опоздание на сутки, обязательно начальник строительства приезжал, а задержался на неделю – жди комиссию. И строители по-настоящему за каждую минуту сражались, пони­мали ей цену… Потому-то самые невероятные предложе­ния тщательно изучались и, что показательно, использо­вались! К примеру, водовод к стартовому комплексу. Мороз на дворе лютый, а мы все-таки решаем воду пус­кать. Инженеры посчитали: не должна замерзнуть. Хоть некоторые авторитеты и сомневались, доверились имен­но рядовым инженерам. Они ведь сами водовод тянули, неужели загубят своими руками!

Пустили воду, а она не идет. Тут и до греха недале­ко: замерзнет вода, порвет трубы. И вдруг – хлопок! Пошла вода… Оказалось, в трубе суслики гнездо соору­дили. Какими расчетами можно было это учесть?

С каждым днем облако пыли над степью станови­лось все больше, поднималось ввысь, и уже за пятьде­сят километров до станции пассажиры поездов замеча­ли черную стену, заслонявшую солнце. Люди работали внутри этого тумана из пыли, в шутку они называли себя «мельниками», а воды на многих объектах, чтобы смыть пыль, не было.

Впрочем, здесь не было ничего… Все – материалы, хлеб и воду – приходилось привозить с «материка». И поэтому станция была забита составами, материалы сгружали рядом с полотном дороги, и на «пирамиде» – так назывался склад – сидел начальник базы, показы­вал где и какие материалы легче всего взять. Сотни ма­шин подходили со всех сторон за материалами, грузи­лись и отправлялись в степь – на юг, север, восток и запад, – везде шло строительство.

Шубников из Москвы вылетел в Ташкент. Он со­брал сотрудников своего управления. Один из участни­ков совещания так рассказывает о выступлении Г. М. Шубникова:

«Товарищи! – сказал он. – Нашему коллективу по­ручено новое строительство. В пустыне, вдали от горо­дов, в совершенно не обжитом районе, мы должны по­строить комплекс сверхсложных современных сооруже­ний и город для тех, кто их будет обслуживать. Объем работ очень велик – не меньше, чем на постройке крупной гидроэлектростанции на Волге, впрочем, по­жалуй, еще больше, а срок очень мал. Для постройки ГЭС отводится 5—7 лет, из которых пару лет на подго­товительные работы, нам же – не более двух лет. Усложняет работу полное отсутствие местных строи­тельных материалов. Никакой базы на месте нет. Жи­лья нет. Начинать придется с нуля. Климат резко кон­тинентальный: летом – жара, зимой – мороз при силь­нейших ветрах. Работа потребует максимальной самоот­дачи, максимального напряжения сил и физических и духовных… Я это говорю не для того, чтобы запугать вас, надо трезво оценить свои силы и возможности: по­едет он с управлением или нет? Одновременно должен сказать: объект нужен стране, нам будет уделено боль­шое внимание ЦК партии и правительства. Мы должны работать организованно, проявить максимум заботы о тех десятках тысяч строителей. Работа на стройке будет подвигом – подвигом, растянутым на многие годы. Ра­бота там – это большая честь для инженера, для ком­муниста, для каждого из нас».

Никто из товарищей Шубникова ехать не отказался.

О своей профессии Шубников говорил так:

– Строитель – это созидатель, им нужно родить­ся. Как музыкантом, художником или писателем. В на­шем деле, как в любом творчестве, без таланта нельзя.

Он был снисходителен к людям, если они беспре­дельно преданы делу. И даже прощал им ошибки. Хал­турщиков не то что не любил, ненавидел и воевал с ни­ми беспощадно.

Он знал свое дело с азов, ведь все строительные спе­циальности он перепробовал.

Родился Шубников в семье плотника в Ессентуках. После школы работал на стройках, по вечерам учился в строительном техникуме. Затем служба в армии – попал в кавалерию. Не думал Георгий Максимович, что ему через несколько лет предстоит навсегда стать воен­ным. Но близилась война, и инженер-строитель Шубни­ков надел военную форму.

Искусство военного строителя в незаметности его работы. Если распутица, а дороги проложены и техника идет вперед, то разве может быть иначе?! Нет моста – а что делают строители?! Во всех приказах звучало ла­коничное: «Обеспечить!», и Шубников обеспечивал… И не всегда можно на войне определить, сколько таланта и изобретательности требуется от военного строителя, чтобы проложить те самые дороги или построить мосты.

В мирное время это заметно.

До сегодняшнего дня в вузах ГДР изучают опыт строителя Шубникова, который помогал немецким кол­легам восстанавливать разрушенное. Да, изменилась строительная техника и технология, но будущие инжене­ры-строители берут у Шубникова иное: его умение в реальных условиях творчески решать самые сложные проблемы.

Был такой случай. Шубников предложил использо­вать разрушенные опоры моста. Специалисты сомнева­лись: опыта такого нет, как осуществить возведение такого моста? А Шубников предлагает рядом построить временный и уже с него скатывать готовые пролеты на отремонтированные опоры. Срок строительства моста сократился почти в десять раз!

А использование барж? Только Шубников, умевший, рисковать, мог предложить подвозить на барже готовые пролеты к опорам, а затем нагружать ее мешками с песком. Баржа погружалась, и пролет ложился на опоры…

Риск Шубникова. Это глубокое знание технологии строительства, техники, людей, помноженное на изобре­тательность.

При создании Байконура ему не раз придется так рисковать.

…При возведении одного из старовых комплексов неожиданно глубоко под землей строители встретились с «подземной рекой». И тогда Шубников взял на себя всю ответственность за укрощение этой «реки» с помо­щью взрыва. Это был смелый эксперимент, в основе его тончайший расчет и огромный опыт Шубникова.