Утро под Катовице
Шрифт:
— Еда у нас кончилась, я заплачу!
— Ну, раз заплатишь…
Через полчаса, отдав, не торгуясь, сорок пять злотых, я также задами ушел из деревни с увесистым мешком за спиной и, отойдя за холм, с удовольствием подкрепился домашней снедью, а затем продолжил в ночи свой нелегкий путь дезертира.
— Н-да, шансов мало… — полушепотом сообщил я сам себе очевидный факт. Я сидел на ветках растущего на опушке леса дерева и разглядывал в монокуляр крупное польское село. Сегодня было седьмое сентября, я находился ориентировочно в пяти-шести километрах юго-восточнее Бохни (точнее я не мог определиться, так как военная километровая карта, которую я затрофеил у застреленного мной немецкого унтера, была на востоке ограничена Краковом). У меня осталось припасов примерно на один день и здесь я надеялся пополнить свой продовольственный резерв, чтобы потом, в случае чего, не бродить по местным холмам на пустой желудок. Но, буквально полчаса назад, прямо на моих глазах в село вошёл крупный отряд немцев, имевший в своем составе пять танков (четыре двойки плюс одна четверка) и около сотни штыков мотопехоты на пяти грузовиках.
Идти дальше не было возможности, спать больше не хотелось, поэтому я и сидел на дереве, лузгал сырые семечки, которые выковыривал из корзинки подсолнуха, сорванной прошедшей ночью и поглядывал за захватом села.
Танки и машины оккупантов остановились на главной улице, совпадающей с транзитной гравийной дорогой, после чего мотопехота организованными группами рассыпалась по селу. Было видно, что они далеко не первый раз занимаются захватом населенного пункта. Зачистку начали с северо-запада. В каждой группе, возглавляемой унтером или ефрейтором было по шесть-семь солдат. Приблизившись
Проснулся я от звука выстрела. Моментально выхватив из кобуры «парабеллум» я замер и напряжённо прислушался, гадая, что же происходит? Через минуту донеслись ещё два выстрела из села. Я подождал в своем укрытии минут десять, но больше никаких громких звуков из населенного пункта слышно не было, поэтому я, движимый любопытством, осторожно вернулся к своему наблюдательному пункту, забрался на дерево и осмотрелся. Оказывается, пока я спал, ситуация в селе несколько изменилась. На главной улице прибавилось два автобуса, а на просторном дворе резиденции главфрица стояли человек двадцать гражданских. Перед ними лежали три неподвижных тела в цивильной одежде — двое мужчин и женщина. Через минуту разглядывания стоявших людей, мне стало понятно, что это евреи, там даже был один хрестоматийный иудей-ортодокс — в черной шляпе с бородой и пейсами. Немецкий офицер расположился на скамье за столом метрах в десяти от группы евреев. Рядом с ним сидела девушка. Я навел на нее монокуляр и чуть не выронил его из рук! Да что там монокуляр, я едва сам не рухнул с дерева от потрясения — там была Катаржина! Моя несчастная любовь из прошлой жизни, погибшая в Донбассе, поехав воевать на стороне бандеро-фашистов. Постаравшись хоть немного успокоиться, я вновь прильнул к монокуляру, вглядываясь в такие знакомые, невероятно красивые черты. На меня нахлынули воспоминания о прекрасном времени когда мы были вместе, вспомнилось, как я мог подолгу рассматривать её лицо, поражаясь совершенной гармонии линий. Из памяти всплыли наши прогулки по Варшаве, её смех, объятья, поцелуи… Вслед за этим из глубин души поднялась испепеляющая боль утраты от которой я застонал, скрежеща зубами. Придавив усилием воли вспыхнувшие эмоции и сделав пару глубоких вдохов, я вернулся к наблюдению. Девушка сидела неподвижно, опустив взгляд и практически никак не реагировала на происходящее вокруг, а там было на что посмотреть. Солдаты принесли из автобусов чемоданы и стали их потрошить, выбрасывая одежду на землю и вспарывая обшивку. Офицер что-то спросил у девушки, она ответила, после чего тот поднялся из-за стола, взял из общей кучи два чемодана, которые поставил перед ней на стол, скрыв тем самым её от моего взгляда, и вернулся на свое прежнее место. Постепенно перед ним росла кучка найденных ценностей. Насколько я мог судить с этого расстояния, там были золотые изделия и монеты, а также пачки денежных купюр. Закончив с чемоданами, фрицы занялись людьми. Двое солдат вывели из группы евреев к забору пожилого мужчину и приказали раздеваться. Тот, опираясь на забор, послушно стал снимать с себя одежду и передавать солдатам, которые тщательно прощупывали все вещи, после чего бросали их под ноги еврею. Затем, разрешив ему одеваться, один из солдат отнес найденные ценности офицеру на стол и отвел к забору молодую еврейку после чего процесс реквизиции возобновился. Так, по одному, немцы обыскали евреев и почти у всех нашлись спрятанные в одежде ценности. Однако меня все эти перемещения людей и ценностей интересовали мало, я надеялся внимательнее рассмотреть девушку, чьё лицо было скрыто за чемоданами и томился от нетерпеливого ожидания. Но вот процесс экспроприации закончился, солдат принес на стол один из выпотрошенных саквояжей, офицер сложил туда конфискованные ценности, затем, судя по жестикуляции, приказал солдатам взять саквояж и чемоданы со стола, что те и выполнили, позволив мне вновь увидеть лицо девушки и я впился в нее взглядом. Далее главнемец поднялся со скамьи и галантно протянул ей руку. Красавица вздрогнула, опустила голову ниже и отодвинулась. На этом вся учтивость немецкого офицера закончилась. Он резким движением схватил девушку за руку, выдернул из-за стола и потащил к дому. Солдаты с чемоданами пошли за ним. После того, как они скрылись в доме, унтер дал команду оставшимся во дворе солдатам, те построили евреев и отвели их на соседнее подворье, где заперли в сарае, выставив у двери постового. Далее, главнемец появился с пленницей в своей комнате, которую я мог хорошо просматривать через открытое окно. К этому моменту я уже убедился, что всё-таки это не Катаржина, а очень похожая на неё девушка, но всё-равно происходящее вызывало у меня нестерпимую боль и ярость. Сердце мое требовало решительных действий, но разум останавливал от безрассудных поступков. Конечно, я мог застрелить главфрица ещё во дворе, когда понял его намерения, и даже, скорее всего, основательно побегав, смог бы уйти от преследования, но чем бы это кончилось для девушки? Вряд-ли бы немцы оставили бы её живой. С горечью убедившись, что я был прав насчёт аморальных намерений офицера, я отвел монокуляр в сторону от окна и стал изучать расположение немецкого подразделения: где расселены, где посты и патрули. Тем временем день неуклонно двигался к своему завершению. Тени удлинились, пастухи гнали с пастбищ в село стада коров и коз. А у немцев настало время вечернего приема пищи. Во дворах и летних кухнях суетились перепуганные поляки, стараясь угодить захватчикам вкусной едой. Большинство фрицев располагались за столами во дворах, весело разговаривали между собой и с поляками. Если бы не военная форма и находящееся под руками оружие, то, наблюдая издалека, можно было бы подумать, что это приехали родственники и радушные хозяева изо всех сил стараются не ударить перед ними в грязь лицом. Главнегодяю принесли ужин прямо в комнату, хозяйка, полная сорокалетняя женщина, накрыла стол, избегая смотреть на кровать, на которой ублюдок курил, удобно устроившись в полусидячем положении, а девушка, накрывшись простыней с головой, лежала отвернувшись к стене. Когда хозяйка вышла из комнаты, фашист уселся за стол и позвал к ужину свою жертву, но та не пошевелилась. Тогда он не поленился вернуться к кровати и, схватив её за волосы усадил за стол. Далее у меня не было никаких сил на всё это смотреть и я спустился с дерева. Эмоции так и бушевали в моем сердце, но я, используя медитативные техники, постарался привести мысли в порядок. Если бы девушка так не была похожа на Катаржину, то я, наверное, был бы намного спокойнее: ну изнасиловал фашист польку (или еврейку), так ведь на то он и фашист! Да, девушку жалко, но сколько их, поруганных молодых и красивых девушек сейчас в Польше? А сколько их ещё будет? Однако, у меня всколыхнулся
застарелый комплекс вины. Тогда, три года назад, после её гибели, я многократно изо дня в день, спрашивал себя, мог ли я что-то сделать, чтобы предотвратить эту её трагическую поездку? И раз за разом, моделируя различные варианты своих действий, убеждался, что повел себя эгоистично, спровоцировав ссору и сняв с себя ответственность за её упертое безрассудство. В те тяжёлые для меня дни, я стоял на пороге безумия и самоубийства, но инстинкт самосохранения и молодой организм постепенно победили разрушительную меланхолию и, убив виновника её гибели, я вернулся к прежней жизни. И вот сейчас мне было понятно, что нельзя развернуться и уйти на восток, как будто ничего не видел, я попросту потом не смогу жить… Так что ночью я пойду в село, не могу не пойти, а там посмотрим кто кого! Приняв решение, я принялся за проверку снаряжения: во время ночной операции при себе у меня не должно быть ничего лишнего, поэтому я вдумчиво перебрал содержимое подсумков, потом почистил пистолет и винтовку. Закончив, посмотрел на часы и обругал последними словами медленно тянущееся время. Как вообще тут живут люди? Чем они занимают свободное время, если нет соцсетей и интернета? Только и остаётся, что просматривать воспоминания, а это скажу я вам, занятие не из приятных… Впрочем, были в моей жизни и хорошие моменты.Я мысленно вернулся в пятнадцатое октября 2011 года. В этот памятный для меня день около четырех часов пополудни я вышел из спорткомплекса, где только что закончились областные соревнования по рукопашному бою, на которых я занял третье место в полутяжелом весе. Вдохнув полной грудью морозный тюменский воздух, я направился пешком в сторону улицы Республики, но далеко уйти мне не дали, буквально через минуту меня окликнули со стороны проезжей части:
— Андрей! Климов!
Я обернулся и увидел красивую девушку в серой норковой шубке, стоящую около внедорожника «Мазда», она мне приветливо улыбалась и махала рукой, приглашая подойти поближе. Я оглянулся по сторонам: может, она зовёт кого-то другого? Или это розыгрыш? Не найдя подтверждения этим гипотезам, я нерешительно подошёл к ней. Девушка, увидев мое замешательство, произнесла:
— Да ты не бойся, я тебя не съем! Садись в машину, подвезу тебя домой!
Пытаясь вспомнить, где мы могли пересекаться, сел машину, после чего незнакомка опустилась на водительское кресло и автомобиль плавно тронулся с места.
— Меня Оля зовут и мы не знакомы, — ответила девушка на невысказанные, но витающие в воздухе вопросы и продолжила, — просто я часто видела тебя проходящим мимо моего дома, Котовского 17, ты наверное, где-то рядом живёшь? — и не дожидаясь моего ответа продолжила, — А сегодня увидела тебя на соревнованиях и решила подвезти…
В это время зазвонил мой сотовый и я, извинившись перед спутницей, ответил:
— Да, мам… третье место… по баллам проиграл… без нокдаунов… синяков нет… не брошу… понял, ну в холодильник-то я заглянуть догадаюсь!.. — пока я таким образом вел сложный диалог со своей мамой, машина остановилась, Оля, обойдя машину, открыла пассажирскую дверцу, помогла мне выбраться…
Когда, наконец непростой разговор с излишне заботливой родительницей закончился, я, облегченно вздохнув, убрал трубку в карман и тут же обнаружил, что рано радовался — вокруг происходит что-то непонятное — я стою в прихожей незнакомой квартиры, Оля уже сняла шубу и как-то загадочно смотрит на меня.
— Э-э, где это мы?
— У меня дома, ты был так занят разговором, что я подумала, что ты не откажешься выпить со мной чашку чая? — Девушка подошла вплотную и мне показалось, что её глаза затопили синим светом все пространство вокруг, а вскоре встретились и наши губы…
После второго захода Оля положила голову мне на грудь и как будто оправдываясь сказала:
— Ты не подумай, я не такая!
— Это какая не такая, и если не такая, то какая? — От неведомого раньше наслаждения у меня, что называется, пела душа и хотелось веселиться, поэтому я и скаламбурил. Девушка оттолкнулась от меня, перевернулась на спину и заразительно рассмеялась. Этот смех подействовал на меня возбуждающе и я закрыл ей рот поцелуем. После третьего раза она пересела с кровати в кресло.
— Я всё-таки тебе скажу! Так вот, я совсем не такая! До тебя у меня секса целый год не было, вообще с мужиками не ладилось, а месяц назад мне подруга психолога посоветовала, и вот…
— Значит, психолог сказал, что надо пойти на соревнования по боксу, посадить призера в машину, отвезти его к себе домой и пока он не очухался, уложить в постель? — Крепко, однако, меня на хи-хи пробило!
— Какой же ты грубиян! Нет, она мне объяснила, что во-первых, нужно точно решить, что я хочу, так как денежный мешок, хороший семьянин и постельный тигр в одном лице сочетаться не могут, а во-вторых, нужно не ждать, пока меня выберут, а делать все самой! Как видишь, получилось. Ты, конечно, пока на тигра не тянешь, но когда наберёшься немного опыта под моим руководством… будешь ого-го! Ты ведь не откажешься изредка посещать одинокую девушку?..
Глава 3
Вынырнув из приятных, греющих сердце воспоминаний, я вздохнул. На душе стало значительно легче, а на часах уже час ночи. Пора! Поднявшись, я подтянул ремни, проверил шнуровку на ботинках, попрыгал, нагрузился снаряжением и пошел в направлении переулка, по которому со стороны поля, минуя посты на въезде и выезде можно было выйти на главную улицу вблизи от стоянки немецкой техники. После курса инъекций «Ареса» у меня значительно улучшилось ночное зрение, в результате чего сейчас, когда на ясном небе висела половинка луны, для меня видимость была как для обычного человека в ранних сумерках. Поэтому шел я спокойно, зная, что опасности наткнуться на затаившегося в темноте немца нет.
Преодолев полкилометра, я по сельскому переулку вышел к главной улице. До стоянки техники было метров пятьдесят. Здесь, в узком проходе между заборами, я оставил все лишнее для предстоящей операции снаряжение: ранец, винтовку, флягу и шинель. Выглянув из переулка я увидел одинокого караульного, который бродил взад-вперед у выставленных вдоль улицы машин и танков. Картина была точно такой, как я и ожидал. Поэтому, сев в тенечке, я стал ждать смены постов. Примерно через двадцать минут появился одинокий унтер, который, подойдя к караульному, перекинулся с ним парой фраз и пошел дальше, а через три минуты он прошел обратно. Понятно, это не смена поста, а проверка, ждём дальше. К своему удивлению, я мало того, что не испытывал никакого страха или волнения, так меня ещё и начало клонить в сон. Осознав это, я разозлился на себя — хорош же я буду, если сейчас усну, а утром меня разбудят фрицы! Чтобы слегка взбодриться, я водой из фляжки протер лицо и плеснул её себе на волосы. Полегчало. Вскоре появилась смена караула, и я сверился с часами — от проверки до смены прошло полчаса, так что мне на все-провсе надо потратить не более двадцати минут. Ожидая, пока смена караула пройдет назад, я снял ботинки, портянки и поставил их к рюкзаку и шинели. Сейчас, наконец, адреналин впрыснулся в кровь и сердце забилось чаще. Вот смена караула вернулась в дом, и я бесшумно метнулся к машинам, пользуясь тем, что немец развернулся ко мне спиной. Замерев в тени между грузовиками, я дождался удобного момента и вонзил врагу нож под левую лопатку. Запихнув труп под машину, я бесшумно добежал до подворья, где были заперты евреи. Наблюдая через щель в заборе, я вижу как постовой идёт к дому, подходит к крыльцу, разворачивается и идёт к забору, здесь в паре метров от меня он останавливается и, задумчиво глядя на луну, опорожняет свой мочевой пузырь. Потом отворачивается от забора, намереваясь продолжить движение по своему нехитрому маршруту, в этот момент я, одним опорным прыжком перемахнув через забор, загоняю нож в спину. Также без особых проблем я зарезал и двух оставшихся караульных — охранявшего солдат и того, что был у дома главфашиста. Оттащив тело последнего в тень между сараями, я, не медля, забрался на козырек над крыльцом и осторожно нажал на оконную раму — как я и ожидал, окно не было заперто на шпингалет и бесшумно открылось внутрь помещения. Затем я запрыгнул в комнату и бросился к кровати на предельной скорости. Немец успел проснуться и даже уже открывал рот, чтобы закричать, но я молниеносно прыгнул на него, блокируя своей грудью его руки и вонзая нож в горло. Из разрезанной сонной артерии ударил фонтан крови, залившей и меня, и кровать, и девушку. Ох, сейчас будет визг! Но нет, тишина. Подняв голову, я встретился с ней взглядом. Так на меня ещё никто не смотрел. Хотя, вообще-то, я раньше и не резал никого по ночам в кроватях. Но, в любом случае, с точки зрения нормальный логики, можно было ожидать, ужаса, или хотя бы испуга в глазах девушки, рядом с которой в постели зарезали человекоподобное фашистское существо, но нет, она смотрела на меня с восторгом и обожанием, аж как-то не по себе от этого взгляда! Но хватит в гляделки играть, основная задача, которую я перед собой ставил на эту ночь выполнил, теперь надо успеть решить второстепенные вопросы и уйти, громко хлопнув дверью. Поэтому я поднялся с кровати и шепотом прикрикнул: