Утро

Он не мог заснуть почти всю ночь, а едва заснул, как проснулся от тревожного ощущения, что происходит что-то нехорошее и тревожное.

Только начинало светать. Было тихо, потому что машины не работали. Теплоход стоял у пристани. С дебаркадера доносились сонные перекликающиеся голоса и слышались торопливые шаги по трапу.

Сережа сразу догадался, что это и есть та пристань, около которой расположено Сумароково. Заложив руки за голову, он уперся глазами в потолок и так пролежал все время часовой остановки, каждую минуту представляя себе, как Ирина в своем платье с кружочками поспешно проходит по трапу, выходит на берег... Стучит в дверь... Выбегает Вася Сушкин, и этот Вася вовсе не смешной дурачок Бубликов, а нагло красивый парень, с приторно нежным теноровым голосом. И сейчас он, может быть, играет на скрипке, которую она привезла, какую-то, тоже пошлую, но привлекательную мелодию, и она слушает, слушает... А потом они разговаривают, не могут наговориться... И весело смеются оба, когда она начинает рассказывать про Сережу...

Ненависть его к Сушкину все прибывала, и, странное дело, ненавидя его, думая о нем с отвращением и гадливостью, Сережа представлял себе его все более красивым, интересным, умным и ненавидел его за это еще больше, начиная проникаться уверенностью, что по сравнению с Сушкиным сам-то он совершенно тусклое, бесцветное существо...

Наконец раздался гудок. Заработали машины, каюта начала знакомо тихонько подрагивать. Все кончилось. Теперь, наверное, уже все выяснено, решено...

Когда утром Сережа вышел к завтраку в кают-компанию, там все было как всегда. Слепящие солнечные пятна лежали на белых скатертях, вспыхивали оранжевыми, зелеными и красными огоньками подрагивающие от легкой тряски бокалы, и занавески трепыхались на окнах, пропуская легкий ветерок с запахом луговых трав.

Скосив на Сережу глаза, мимо быстро прошла Агния, плавно неся большой поднос, уставленный маленькими сковородочками с яичницей и вазочками с салатом.

Сережа сидел спокойно, безразличный, весь еще полный своих утренних мыслей и, как ему казалось, готовый ко всему.

Агния вернулась с пустым подносом и, сметая салфеткой крошки со скатерти, тихо проговорила:

– А ведь проспала наша красавица... Васю-то своего. Всю остановку проспала.

Ирина тоже подошла, как будто для того, чтобы задернуть занавеску, и сердито сказала вполголоса:

– Что тут смешного? Проспала! Ну и дура, что проспала! Свинство, и все.
– Она с досадой передернула занавеску на медных колечках, сердито посмотрела на Сережу и, продолжая хмуриться, против воли улыбнулась.

Чувствуя, как с каждым мгновением делается все легче на сердце и веселей, Сережа откинулся на спинку стула и, повернув голову, стал смотреть, как медленно уплывает назад зеленый луговой берег Волги, отделенный от парохода широкой полосой сверкающей серебряной рябью воды, и глубоко вздохнул: и какой только чудак мог это выдумать, что жизнь идет волнообразно?

Вечером в каюте у девушек потухла висевшая под потолком лампочка. Сережа заявил, что смешно по такому пустяковому делу вызывать электрика, и взялся сам посмотреть, в чем там дело.

Так как лестницы под рукой не было, он поставил на маленький столик табуретку, принесенную Ириной из кухни, и осторожно взобрался на это пошатывающееся и поскрипывающее под ним сооружение.

– Свалитесь, вот честное слово свалитесь, - с тревогой говорила Ирина, придерживая обеими руками табуретку.

Выказывая приличное мужчине полное пренебрежение к опасности, Сережа только усмехнулся. Вывинтив лампочку, он посмотрел ее на свет и бросил вниз, на подушку.

– Перегорела, вот и все. Давайте, где у вас там запасная.

Табуретка скрипнула и качнулась, обнаруживая желание сложиться всеми ножками.

– Да вы хоть не шевелитесь там, - крикнула Ирина.
– Ведь правда упадете!

– А вам жалко будет, если я упаду? Где у вас лампочка?

– Табуретку жалко, она казенная все-таки. Лампочка у меня в кармане, да я руку отпустить боюсь.

– Отпустите, я отвечаю за табуретку.

– Ну, вас тоже немножко жалко... Вот тут достанете?

Она приподнялась изо всех сил на цыпочки, подставляя ему верхний карман своего форменного белого фартука.

Сережа опустился на колено и осторожно, сохраняя равновесие, начал нагибаться. Он нагибался все ниже и ниже, и в самый неудобный и напряженный момент их лица оказались на одном уровне.

– Так неужели жалко?
– шепотом проговорил Сережа, сам почти не понимая, что спрашивает.

– Жалко, - сказала Ирина, крепко сжимая обеими руками табуретку и глядя ему прямо в глаза.

– Очень?
– почти забывая, о чем они говорят, и думая только о своем, спросил Сережа.

– Очень, - шепнула Ирина, и, хотя табуретка угрожающе заскрипела в этот самый неудобный момент, губы, дотянувшись друг до друга, прижались.

– Теперь уж это... на всю жизнь, да?

Внимательно и серьезно глядя прямо ему в глаза, Ирина медленно наклонила голову, и только по движению чуть разжавшихся губ он угадал, что она сказала "да".

Уже издали, подходя с посылкой под мышкой к дому Сушкиных, Сережа увидел медленно выползающий, стелющийся невысоко над землей столбик дыма.

Босоногая девочка в клетчатой, косо застегнутой кофточке, поеживаясь худенькими плечами, стояла во дворе, приглядывая за самоваром. Из узенькой прокопченной трубы валил густой белый дым, в клубах которого то совсем исчезали, то снова появлялись ветки цветущей яблони, росшей во дворе.

Девочка как раз собиралась потянуться, но, увидев незнакомого человека, заглядывавшего с улицы в калитку, так и замерла, задержав начатое движение, раскинув руки, с выгнутой поясницей.

Сережа спросил ее, дома ли Василий Иванович.

– Дядя Вася?
– спросила девочка и вдруг, не удержавшись, крепко зажмурилась, потянулась, зевая, и тотчас замотала головой, рассмеявшись. Нет, не возвращался еще.

– Спать хочется?
– участливо спросил Сережа.

– Да нет, так. Спросонку, не разгулялась еще, - ответила девочка и принялась, внимательно прицеливаясь, бросать сверху в трубу мелкие щепочки и сосновые шишки.
– Вот скамеечка. Садитесь, дожидайтесь, если нужно. Он вернется скоро.

– Долго мне ждать некогда, - объяснил Сережа.
– Я ведь с парохода. Когда вы его все-таки ожидаете?

– А вот, - объяснила девочка, показывая на самовар, - как самовар вскипит, тут и дядя Вася обязан появиться. Такой уговор. А тючок свой вы тоже кладите на лавочку.

На крыльцо вышел высокий старик, с любопытством щурясь и нетерпеливо дергая зацепившуюся за ухо металлическую дужку, чтобы стащить очки.

Узнав, что Сережа привез посылку, он наотрез отказался принять ее в руки прямо во дворе и повел его в дом, радушно отворяя перед Сережей двери и пропуская вперед, как гостя.